Его первым куратором (персоналии работников среднего звена спецслужб, которые обеспечивают проведение операций, весьма редко становятся известны: режим секретности в Израиле весьма строг. Чаще всего говорят о тех, кто уже вышел в отставку или оказался вовлеченным в ставший достоянием СМИ скандал) был старший офицер «Моссад» Исаак Залман (рабочий псевдоним «Дервиш»).
Особенности вербовки: открытая, с указанием на мотивацию (патриотический долг) и предположением высокого уровня самоопределяемости кандидата.
«Дервиш» сказал Элияху: «По окончанию курса вы можете отказаться работать в разведке. Это правило действует всегда: отставка будет принята в любое время и не надо страдать угрызениями совести. Наше сотрудничество не католический брак, это не навсегда. Развод разрешен и его можно получить без особых усилий. Единственное условие — ни одна живая душа не должна знать об истинном характере вашей работы».
Профессиональная подготовка: по основной схеме.
Предстояло пройти серьезную переподготовку. Когена обучили приемам рукопашного боя, владению стрелковым оружием, диверсионно-подрывному делу, взлому сейфов, шифровальному делу, использованию современной оперативной техники, четкой ориентировке в типах западного и советского вооружения. В выпускной характеристике особо отмечалась его блистательная память, находчивость и делался вывод: «Обладает всеми необходимыми качествами для оперативной работы».
Спецподготовка дополнительная: отработка навыков ухода от слежки.
Спецподготовка к легендированию: по программе «араб».
Несмотря на форсированный режим, подготовка Когена в Израиле заняла более полугода. Помимо занятий по спецпредметам, она включала и «практику» — выявление и неочевидный «отрыв» от наружного наблюдения, внедрение под чужим именем (однажды Эли несколько дней успешно «работал» в Тель-Авиве под видом французского туриста, чей паспорт он «одолжил», похитил на время) и, что было особенно важно в свете его предстоящего задания, отработку навыков правоверного мусульманина в арабском Назарете, где его высокоученый наставник шейх Мухаммед Салмаан и понятия не имел, кем на самом деле является этот «студент Иерусалимского университета».
Вариант внедрения: первичное документирование в Европе с последующей продолжительной акклиматизацией в отдаленной сирийской диаспоре.
Разведка проявила максимальную аккуратность, выделив ещё целый год на закрепление легенды в Аргентине, которая к этому времени стала излюбленным местом «документации» израильских агентов. Сейчас можно с уверенностью сказать, что во многом успешная работа Когена была предопределена именно хорошей аргентинской натурализацией.
Элияху покинул Израиль 3 февраля 1961 г. и вылетел в Цюрих. Там под руководством старшего офицера-моссадовца Эзры Сэлинджера прошел необходимый курс подготовки в европейском бизнесе, включая изучение коммерческой лексики. 1 марта он прибыл в Буэнос-Айрес из Цюриха как молодой сирийский бизнесмен Камель Амин Таабет. Такой человек действительно существовал. В 1947–1950 годах семья сирийцев Таабетов проживала в Аргентине, затем переехала в Европу. Каким образом паспорт Камиля оказался у несколько похожего на него Когена и как удалось заставить Камиля молчать все время «сирийской операции» — одна из глубоких тайн «Моссада». Контактером в Буэнос-Айресе у Когена был агент по кличке «Абрам», но встречались они крайне редко — Эли старался работать один и в тот период, когда следовало предельно ограничить «посторонние» контакты, и в последующие года, когда он старался больше доверять технике, чем людям.
Элияху должен был войти в среду южноамериканских предпринимателей арабского происхождения, и ему удалось блестяще выполнить эту задачу. Кроме бизнесменов, Коген сблизился с журналистами, дипломатами и военными; военный атташе сирийского посольства Амин аль-Хафез порекомендовал обаятельному, светскому и патриотически настроенному молодому человеку «поставить на партию БААС» и пригласил его перебраться в Сирию, куда он собирался вскоре вернуться. Одновременно он поручил коллегам из Второго Бюро (контрразведка Сирии) произвести проверку Таабеса; проведенная рутинная проверка не нашла ничего подозрительного — легенда была подготовлена и отработана безукоризненно.
Итоги натурализации: положительные. Сведений о контроле со стороны СБ нет. Въездная виза получена по ускоренной процедуре. База оседания в Сирии подготовлена достаточно.
К моменту приезда в Дамаск Коген уже имел целую пачку рекомендательных писем. Казалось, что все влиятельные сирийцы Аргентины были его друзьями, а влияние мощной аргентинской колонии на «родину» было значительным. Большое влияние приобрел и «друг» — вскоре партия БААС стала правящей, а майор Амин аль-Хафез стал президентом Сирии.
Окончательная заброска: легально, через ФРГ и Италию.
Между выездом из Буэнос-Айреса и приездом в Сирию прошло четыре месяца, легендированные как улаживание дел в Европе. Коген побывал на отдыхе и переподготовке в Израиле, а перед Новым годом вылетел в Мюнхен. Тот же Сэлинжер снабдил его оперативным набором, в частности мощной и предельно миниатюрной, как для своего времени, рацией, а также прекрасной фотоаппаратурой; получил Элияху и компоненты взрывчатки, упакованной в тюбики зубной пасты и крема для бритья, и специальные сильнодействующие снадобья (снотворное и психотропные средства) в упаковках невинного аспирина.
Задержка с выездом была связана не только с техническими причинами: в «Моссад» справедливо опасались, что кто-то из египтян (в то время их было много в Дамаске) может «расшифровать» Когена. Но 28 сентября 1962 г. в Сирии произошел очередной (и ожидаемый) государственный переворот и практически поголовно все египтяне были высланы из страны — дескать, Египет чрезмерно вмешивается во внутренние дела. Можно было осуществлять непосредственное внедрение.
Из Мюнхена Коген выехал в Геную и 1 января 1962 г. отправился в Бейрут в первом классе итальянского лайнера «Амазония». На корабле Эли-Камиль познакомился и вошел в расположение богатого и знатного шейха Магида аль-Арда; знакомство принесло немедленную практическую пользу — важная персона провезла Когена из порта в Дамаск на своем автомобиле, который не подвергался таможенному досмотру.
В Дамаске Эли снял апартаменты на четвертом этаже в здании прямо напротив здания Генштаба сирийской армии. На крыше, среди множества телевизионных антенн, Коген пристроил и свою, от рации. Затем в считанные недели в Дамаске он организовал легальный бизнес — стал экспортировать в Европу сирийскую мебель ручной работы, ремесленные поделки и ювелирные изделия. Бизнес, которому помогал «Моссад», шел очень успешно; помимо решения задач подтверждения статуса богатого человека и «отбеливания» финансового обеспечения, он был важен и для секретной работы: в столиках для игры в нарды время от времени оборудовался тайничок, в котором Эли переправлял в европейскую резидентуру микропленки.
Занимаясь коммерцией, Коген одновременно поддерживал обширные контакты в военных и политических кругах Сирии. Близкими друзьями стали Маази Захер Эль-Дин, племянник начальника генштаба Сирии, Жорж Саиф, диктор правительственного радио, полковник Селим Хатум, командир ударного парашютно-десантного полка. Обаятельный, компанейский и щедрый, всегда готовый предоставить «другу» роскошную холостяцкую квартиру, Камиль-Коген все больше оказывался в самой гуще светской и политической жизни столицы. Его часто приглашали на военные базы и однажды устроили ознакомительную поездку вдоль сирийских укреплений на Голанских высотах, причем, вопреки строжайшему режиму секретности, Эли вволю фотографировал сам, а также с готовностью давал поснимать Маази, который был организатором этой поездки. Информация, которую он передавал по радио в Тель-Авив, освещала все стороны жизни в Сирии. В них содержались интересные подробности о противоречиях внутри правящей группировки, а также большое количество сведений военного характера, которые пополняли компьютерные массивы военной разведки. Израильская разведка получила довольно полную картину обстановки во враждебной стране, которая до этого считалась практически недосягаемой (сирийцы заметно более подозрительно, чем остальные арабы, относятся к чужакам. Даже советские советники, которые в свое время были в большом числе приглашены Асадом аль-Хафезом, жаловались на враждебность и подозрительность окружения. Сейчас ксенофобия распространяется и на Ирак). Его оценки политической ситуации и военной обстановки были настолько оперативны и точны, что часто через несколько часов после передачи оказывались основанием для принятия руководством Израиля важнейших решений. В дополнение к оперативной информации, которая передавалась по рации, Коген через Европу переслал документы, раскрывавшие дислокацию войск вдоль границ Сирии, и схемы противотанковых укреплений. Несколько раз он приезжал с «друзьями» из генштаба в Кунейтру, где располагался штаб Южного командования сирийских войск; там он видел карты и масштабные макеты укреплений. Побывал Эли и на РЛС, и на отдельных базах и укреплениях. Многое удалось сфотографировать, многое он очень точно запомнил. В числе прочих документов он передал список всего летного состава сирийской авиации и собственные довольно точные зарисовки вооружения, установленного на самолетах. В активности он был готов перешагнуть границы — так, однажды он был представлен важному гостю, Францу Райдмахеру, нацистскому преступнику, который участвовал в карательных операциях в Бельгии и Югославии, а после войны стал советником Второго Бюро в Дамаске. Элиаху-Камиль, весьма определенно заявлявший о своих пронацистских симпатиях, был вынужден пожать руку нацисту — и тут же потребовал от своего руководства санкции на ликвидацию Радмахера. В Тель-Авиве едва отговорили Когена — а информацию о местонахождении разыскиваемого военного преступника передали властям ФРГ; в руководстве операцией уже понимали, что работа «Камиля» куда важнее немедленного наказания одного и не самого преступного наци.
