— Сам в тюрьму иду — мрачно иронизировал по дороге Гоц.

На свидании Гоц долго уговаривал Семенова согласиться на побег, но безрезультатно. Расстроенный, раздосадованный непонятным упрямством, проклиная в душе взбалмошную Коноплеву, втравившую его в эту опасную историю, член ЦК ПСР вышел на улицу. Коноплева, ожидавшая его за углом, бросилась навстречу.

— Не хочет бежать, — злобно буркнул Гоц. — Наотрез отказался. В таком случае пусть пеняет на себя — пулю для него большевики давно отлили…

По Бутырской тюрьме прокатился слух: заключенным будут показывать фильм: "Прогулка Владимира Ильича в Кремле". Ленин жив! Семенов верил этим слухам и не верил. Как никак — сам лично надрезал по три пули для каждого террориста — исполнителя, посыпал их порошком яда кураре.

Тюремное начальство не обмануло заключенных. В один из вечеров их пригласили в просмотровый зал. Включили свет. Застрекотал киноаппарат.

У Семенова перехватило дыхание. Ленин в скромном костюме и кепи шел по Сенатской площади мимо Арсенала и Никольской башни. Семенов хорошо знал Кремль. Тщательно изучал его, когда готовил покушение на Ленина.

Много раз Семенов видел Ленина в Петрограде. С тех пор он не очень сильно изменился. Все та же подвижность, открытость, общительность. Плотная фигура. Веселые, с хитринкой глаза. Лишь вглядываясь внимательно, можно заметить, как сильно Ленин чем-то озабочен… И вот он, кумир питерских рабочих и крестьянских ходоков, кажется, сошел со экрана и устремился к нему, Семенову, — организатору злодейского террористического акта…

После просмотра фильма Семенов долго не мог придти в себя, сосредоточиться… Из головы не выходили слова киномеханика, комментировавшего кадры съемки:

— Ленин, в разговоре с Управляющим делами Совнаркома — предложил для детей, потерявших в революцию родителей, оборудовать дачи в Сокольниках.

Большевики строят для детей больницы и школы, думал Семенов, а мы взрываем железнодорожные мосты, эшелоны с хлебом, склады с обмундированием и оружием… Далеко разошлись дороги большевиков и эсеров. А ведь были времена, когда наиболее самоотверженным рабочим-марксистам не раз и не два приходилось с оружием, рука об руку со столь же самоотверженными рабочими-эсерами отбиваться от царской полиции и казаков.

Целая пропасть разделяла молодого питерского ткача-эсера, готового в любой момент отдать свою жизнь за дело рабочего класса, от интеллигентов типа Гендельмана-Грабовского.

Война, а затем революция внесли ускорение в разложение партии эсеров. А верхушка цекистов этого не хотела замечать. Большие события требовали ясных и точных ответов, не допуская виляния. Ленин, большевики давали такие ответы. Не виляли перед массами. Чернов, Гоц, Тимофеев и другие вожди эсеров отрекались от союза с левыми эсерами, делали чудовищные зигзаги в политике, отступали на рубежи прямой конфронтации с большевиками, которых поддерживал народ.

Эсеровских лидеров спасало то, что в их партии сохранялось еще славное историческое прошлое: казни, жертвы, каторга, ссылка, побеги. Они гипнотизировали эсеровские низы. И в то же время, растерявшиеся и изболтавшиеся "учредиловцы" вполне созрели для прямого прислужничества контрреволюции.

В тюрьме Г.И.Семенов еще не осознал, какую безобразную игру вел ЦК ПСР с боевиками Центрального боевого отряда. Игра же эта падала как раз на самую острую грань перелома: низы принимали свою партию и ее лозунги всерьез. Шли по страшному пути мужественно, до конца. Боевики еще не видели, не оценили гигантского перелома всей обстановки в России и за ее пределами. Цекистам это было виднее. Чернов и Гоц, Гендельман и Донской хорошо знали, что террор против Советской власти и ее вождей оплачивался из тех же самых источников, которые финансировали генералов Алексеева и Деникина, Колчака и Краснова. На верхах партии действовали не под влиянием традиции или инерции, а по расчету, в сговоре с интервентами и белогвардейцами. Эксплуатируя героизм Созонова и Каляева, Черновы и Гоцы отдавали честных боевиков в распоряжение Локкарта и Рейли, Алексеева и Деникина. И когда боевики начали осознавать это, они с ужасом отшатнулись от преступных дел. Покинули Центральный боевой отряд при ЦК ПСР, чтобы больше в него никогда не вернуться…

Однажды, когда Семенов сидел уже в общей камере, вошел заместитель начальника Бутырской тюрьмы.

— С вещами на выход.

Семенов ждал этой минуты, готовился, к ней и все же побледнел: вот, очевидно, и конец…

Медленно собрал скудное барахлишко. Сокамерники — публика разношерстная: белые офицеры, саботажники, бандиты, сочувственно вздыхали: отгулял парнишка. Стенка.

Семенов взял узелок.

— Не поминайте лихом…

В гулком, холодном коридоре остановился.

— Подождем конвой?

— Конвой не требуется. Амнистия.

ПЯТАКОВ: Переходим к экспроприациям. Просим обвиняемого Донского изложить позиции ЦК ПСР по вопросу десятка экспроприаций, имеющихся в обвинительном акте.

ДОНСКОЙ: Впервые я, как член ЦК ПСР, встретился с вопросом об экспроприациях в мае 1918 года… Самое главное, что мы готовили взрыв поезда с золотом, которое обязаны были уплатить комиссары по контрибуции Германии. Взорвав этот поезд, мы хотели поссорить Советскую Республику и Германию. Сорвать Брестский мирный договор.

ТИМОФЕЕВ: Это был мой проект помешать вывозу золота в Германию. Я его выдвинул в качестве демонстративного действия.

ПЯТАКОВ: Вы взрываете вагоны с золотом. Республика терпит ущерб. Вы почему-то умалчиваете о том, что остатки разграбленного Колчаком золота оказались в распоряжении ЦК ПСР?

ТИМОФЕЕВ: Когда мы вели борьбу за свержение вашей власти для утверждения нашей государственности, то все имущество, находящееся в в вашем владении, в руках незаконной власти, нам можно было реквизировать на цели этой борьбы. Это ясно, как апельсин…

ПЯТАКОВ: Напоминаю вам о резолюции II съезда ПСР, где говорится, что экспроприации приняли эпидемический размах. Под видом экспроприаторов ПСР начали орудовать различного рода реакционные элементы, маскируясь революционными флагами, прикрываясь именем ПСР. Так?

ТИМОФЕЕВ: Так.

ВЕДЕНЯПИН: В Самаре мы захватили огромный склад Будинского. Он был набит казенным имуществом, свезенным сюда во время мировой войны… Свезено было туда и частное имущество. Одних только вагонов, нагруженных мануфактурой, насчитывалось 600. Часть этого имущества мы пускали в продажу, когда нужны были деньги…

Во время военного переворота Колчака я взял из кассы Государственного банка 9 миллионов рублей для передачи съезду членов Учредительного собрания…

Голоса подсудимых с места: "Часть пропала!"

ВЕДЕНЯПИН: Пропали деньги у Моисеенко — миллиона два.

"…. Нами захвачена неисчислимая добыча: весь золотой запас России на номинальную стоимость 657 млн. рублей. Огромные суммы денег в 100 млн. только разменными знаками; бесконечное количество имущества инженерного, артиллерийского, интендантского, аэропланы, академия Генерального штаба…"

Единственный хлебный путь, оставшийся за Советской властью, в наших руках. Нами нанесен смертельный удар Советской России и Советская власть отдает себе в этом отчет…"

КЛАРА ЦЕТКИН: Российская революция, — это огромный, обильный источник революционного познания, который пролетариату необходим прежде всего, как источник горячего одушевления, твердой воли, высокого самоотвержения, короче говоря, как источник всех тех революционных качеств, которые проявляются в русской революции… Позиция и политика эсеров находятся во враждебном противоречии к условиям русской революции… Они слепы к тому, что каждый выстрел оружия, отравленного ядом кураре, которым они борются, попадает через головы носителей Советской власти в русских рабочих и крестьян и за ними в весь всемирный пролетариат…