Литмир - Электронная Библиотека

– Сколько же кругов нарисовать, один или два? Не хочу, чтобы кто-то подумал, что во мне не живет дух Ямато.[4] Я не меньше других люблю свою страну!

– А я уже решил – нарисую два круга! Подумай только, какое приключение! Да имена этих людей войдут в историю. Может быть, сам император пришлет личное извещение отцу и матери. Знаешь ли, такое уже бывало.

Все эти разговоры проходили мимо меня, никак не задевая. Я принял решение сразу, как только капитан Ватанабэ окончил обращенную к нам речь. Все время, пока он говорил, кровь горячо билась в висках. Его слова о поражениях Японии взбудоражили всю мою душу. Америка, Англия и Голландия пытались блокадой задушить мою страну и вынудили нас вступить в войну. Америке и Англии можно было расквартировать в Китае свои войска для защиты своих интересов, когда же о своих национальных делах позаботилась и Япония, она вдруг стала всеобщим врагом. Слова капитана Ватанабэ о возможной судьбе Японии придали мне смелость и решительность. Никто никогда не покорял мой народ, и я готов сделать все от меня зависящее, чтобы так было и впредь. Увидеть гибель моей страны и конец всей нашей культуры – никогда! И отнюдь не возможное личное извещение императора моей семье о моей смерти побудило меня принять решение.

Едва войдя в казарму, я тут же начертил на полученном листке бумаги два круга и отдал его командиру эскадрильи. Возможно, мне повезет, и я стану первым добровольцем в своей эскадрилье.

Весь оставшийся день и вечер наша казарма напоминала растревоженный улей. Все пытались рассуждать о новом оружии. Сходились на том, что оно и в самом деле должно быть чрезвычайно мощным, если держится в таком секрете. На Цутиуре, как и везде, где расквартированы военные, секреты так или иначе просачиваются наружу. Но не в этом случае. Мы абсолютно ничего не слышали про это оружие, пока не прозвучала команда к общему сбору. Возможно, говорили мы себе, тайна эта столь велика, что даже капитан Ватанабэ знает далеко не все.

Вечером в казарме не было обычной возни, никто не упражнялся в дзюдо, никто не подначивал своих сотоварищей. Даже всем приевшиеся говоруны, надоедавшие нам сказками о будущих подвигах в воздухе, по такому случаю приутихли. Если они и заговаривали в тот вечер, то серьезно и негромко. А молчуны, тоже бывшие среди нас, вообще не раскрывали рта.

Я лежал в подвесной койке и глядел в потолок, почти не принимая участия в разговорах, которые продолжались еще долго после отбоя. Свой листок бумаги с двумя большими черными кругами на нем я уже сдал. Теперь я снова и снова думал о своем решении.

Всю свою жизнь я мечтал стать пилотом авиации императорского флота. Большой авианосец, стоявший в Токийском заливе, всегда был для меня самым прекрасным зрелищем. Подобно тысячам других японских мальчишек, я мечтал стать морским офицером, суровым и решительным, в ослепительно белой форме, с мечом – символом власти – на боку. Дважды я участвовал во вступительных экзаменах в военно-морское училище Этадзима. В первый раз я сдал письменный экзамен, но сплоховал на физической подготовке. Не желая отступать, на следующий год я снова подал заявление в это училище. Увы, оно было отклонено, просто потому, что при медосмотре у меня обнаружилось отсутствие нескольких зубов. Требования к поступающим в Этадзиму были очень строгими, и многие молодые люди, будучи в прекрасной форме, отвергались из-за каких-то мелочей. В моем случае такой мелочью оказалось отсутствие трех зубов. От очкариков заявления вообще не принимались, и им оставалось завидовать даже тем, кто был хотя бы допущен до экзаменов.

В 1943 году, едва мне исполнилось восемнадцать лет, я оставил все надежды поступить в Этадзиму и записался в курсанты авиационного училища. Меня направили на базу Цутиура, в часе езды на поезде к северо-востоку от Токио. И вот теперь, проучившись почти год, я в одно мгновение отбросил свою мечту стать профессиональным пилотом. Мечту о небе я добровольно променял на это таинственное новое оружие. Что же это за оружие? Смогу ли я овладеть им? И сделаю ли этим оружием для своей страны больше того, что я смог бы сделать за штурвалом самолета? Мысли эти крутились в моей голове, но все же дневная усталость взяла свое, и я погрузился в сон.

На следующее утро я вместе со своими товарищами со всех ног бросился к доске приказов, на которой был вывешен список принятых добровольцев. В этом списке было и мое имя. Увидев его, я ощутил всепоглощающую радость. Я буду сражаться новым оружием! Я встречусь с врагом лицом к лицу! Я ничуть не сомневался в этом. Застыв у доски приказов, я гордо принимал поздравления моих товарищей, которые хлопали меня по плечам и кричали: «Молодец, Ёкота!» Благодаря их за поздравления, я испытывал странное чувство. Описать его адекватно я никогда бы не смог. Похоже было на то, словно я перешел из одного тела в другое и теперь смотрю со стороны на свое прежнее тело. Возможно, именно так чувствует себя человек, когда узнает, что скоро его жизнь покинет его тело, с которым он прожил столько лет. Чувство это, однако, скоро прошло, сменившись нетерпением. Скоро ли мы увидим это новое оружие? Как долго мы будем учиться овладевать им? И когда я встречусь с врагом лицом к лицу? Ожидать этого чересчур долго я не хотел.

Из числа добровольцев было отобрано только сто человек. Столь малое число удивило меня, поскольку боевой дух курсантов базы Цутиура был так высок, что добровольно вызвалось, я уверен, не менее нескольких сотен. Около года нас усиленно готовили физически и морально к тому, что нам предстояло, воспитывая в нас стойкость духа. Комплексы физической подготовки были долгими и напряженными, и каждый из нас пребывал в наилучшей форме. Нам было не привыкать ходить по снегу одетыми в одну только фундоси, белую набедренную повязку, носимую в Японии в качестве нижнего белья. Мы натренировали свои мышцы в долгих кроссах по пересеченной местности и в шестимильных гребных регатах. В этой области подготовки я был одним из первых, поскольку еще в средней школе полюбил подобные занятия. Мое увлечение спортом и стоило мне трех зубов, что закрыло мне путь в Этадзиму.

И на каждом этапе подготовки наши инструкторы не уставали напоминать нам о нашем национальном долге. Требования к нам были чрезвычайно высоки, практически мы постоянно пребывали на пределе физической и моральной выносливости. Свое влияние оказывали и плохие новости о неуспехах нашего флота, просачивавшиеся на базу. Мы научились узнавать о них по тому, что голоса наших преподавателей и инструкторов становились еще более жесткими и напряженными. Все чаще и чаще они цедили слова сквозь стиснутые зубы:

– Только победить в войне еще не все! Вы должны наголову разгромить и стереть своих врагов с лица земли!

Мы воспитывались только в таком духе, особенно с тех пор, как лица офицеров базы день ото дня становились все угрюмее.

– Если будет необходимо, ты должен с готовностью пожертвовать жизнью ради империи!

– Когда есть выбор между жизнью и смертью, всегда лучше умереть!

– Нельзя понапрасну рисковать жизнью! Смерть должна быть целесообразной! Иди на смерть только тогда, когда ты можешь причинить ею урон врагу!

Подобные фразы, повторяемые офицерами и инструкторами несколько раз на дню, транслируемые через громкоговорители, написанные на плакатах, развешанных по стенам и доскам приказов, даже в умывальнях и туалетах, способствовали закаливанию нашего духа. И по десятку раз в неделю каждый из нас слышал слова Мэйдзи, деда нашего императора, повторяемые с неослабевающей страстью и силой: «Смерть не тяжелее пушинки, но долг не легче горы!»

Как мы позже узнали, старшие офицеры базы корпели над списком добровольцев всю ночь. В основу отбора были положены три критерия, содержащие ответы на следующие вопросы:

1. Обладает ли курсант исключительными физическими данными и сильной волей?

2. Высок ли его боевой дух и демонстрирует ли он высокую степень патриотизма?

вернуться

4

Ямато – древнее название Японии. «Дух Ямато» – истинно японский дух.

2
{"b":"187875","o":1}