Да и сам Георгос пережил серьезную болезнь, в Лондоне ему делали сложнейшую операцию.

А деньги Янникосу пришлось-таки уплатить — не знаю, какие, но, боюсь, что с судебными издержками даже большие, чем те, о которых он говорил в пыльной конторе на Акадимиа. Я уже давно твердил «Деду», что Янникос на каком-то этапе может быть использован американцами, и опять оказался прав в своих прогнозах: прошло немного времени, и мы узнали, что сын Янникоса получил стипендию в одном из американских университетов. Это — изящный гонорар за верную службу…

Ну что ж, в конце концов завершение этой пятилетней истории может выглядеть и таким образом (если есть широкая кисть и основательные запасы розовой краски): издание БСЭ в Греции завершено и долгое время будет фактором существенного влияния на широкие круги греческого читателя — со временем ценность большинства энциклопедий возрастает. «Этнос» существует и процветает. ЦРУ отвлекло значительные силы и средства на борьбу с КГБ, который свои возможности и средства в этой истории не использовал никак.

Книжная ярмарка во Франкфурте — ежегодный праздник всего книжного мира. Там встречаются все. Наша Московская легко умещается в жилетном или нагрудном кармане Франкфуртской — масштабы несопоставимы. «Мессе геленде» — выставочная территория — предназначена для выставок любого рода, в год их бывает до полутора десятков: книжные, автомобильные, текстильные, игрушечных поездов и паровозиков, парфюмерные и Бог весть еще какие. Городу они приносят огромный доход, и город это очень ценит.

Десяток огромных павильонов, стоянки для тысяч автомобилей с номерами всех стран Европы, на каждом шагу полиция и немецкий вариант ВОХРа, но все они не для того, чтобы бесконечно запрещать все и вся, а чтобы помогать людям, приехавшим на выставку, работать: подскажут, связавшись с кем-то по радио, где вам удобнее поставить машину, покажут или объяснят дорогу, а то и проводят вас. Они же мгновенно появляются в случае любых происшествий: например, шумную демонстрацию иракских студентов около стендов Ирана затолкают в автобусы с зарешеченными окнами в десять секунд — как будто ее и не было.

На территории выставки продается и сдается напрокат все, что может понадобиться экспонентам: мебель и осветительные приборы, телефонные аппараты и телевизоры, книжные стенды и панели для различных надписей, которые вам сделают тут же любым шрифтом на любом языке, цветы и икебана для украшения вашего стенда и жизни вообще. После завершения одной из выставок я решился полюбезничать с привлекательной дамой, помогая ей загружать в «фольксваген» множество горшков с цветами. Оказалось, что все эти горшки после закрытия выставки становятся достоянием благотворительных организаций, и она развозит их по квартирам пенсионеров, больных, по сиротским домам и госпиталям…

Еда на каждом шагу любая, и очереди редки. Надо ли упомянуть, что из административного павильона (или прямо с вашего стенда, если у вас есть телефон) вы можете связаться с любой точкой земного шара?

До поездок во Франкфурт я с недоверием прислушивался к разговорам вааповцев, возвращавшихся оттуда: один не успел что-то купить, другой устал так, что расхворался, третий божился, что он не мог спать от переутомления всю неделю. После первого «Франкфурта» я, любитель пешей ходьбы, месяц лечил какие-то связки в стопе…

Большой зал — центр литагентов точно воспроизводит картину напряженной работы муравейника и никогда не кажется просторным. Здесь проходят, как правило, короткие переговоры, в 20 минут принимаются окончательные решения по разговорам или переписке, тянувшейся год.

Каждый день ужины, обеды, приемы: прием от имени администрации выставки, прием муниципалитета в ресторане «Пальменгартен» («Пальмовый сад»), где есть и пальмы, и попугаи — все это в огромных залах с зарослями тропических деревьев и… ручейками, через которые посетители перебираются с тарелками и кружками пива в руках. Прием гигантского издательского концерна «Бертельсман», вааповского партнера, где целиком жарят быков, кабанов и кого-то еще — Гаргантюа угощает Пантагрюэля… Спиртное льется рекой, но пьяных почему-то не видно. Каждое приличное издательство тоже устраивает приемы для партнеров — всемирное гостеприимство.

Работа литагента на Франкфуртской выставке — еще и бесконечная ходьба от стенда к стенду, от партнера к партнеру (если ваш график не спланирован так, чтобы приходили к вам). Запомнить содержание всех встреч и переговоров невозможно, приходится многое записывать.

И, конечно, там много возможностей среди десятков встреч «спрятать» такие, которые в другой обстановке могли бы привлечь нежелательное внимание. Там можно скрытно бросить письмо, неприметно позвонить, а если нужно, — исчезнуть с выставки на целый день.

Издательства, а иногда и страны, оформляют свои стенды замысловато и национально. На финском стенде, например, была когда-то представлена настоящая финская сауна — дизайн делал специалист по саунам, известный архитектор Пекка Томмила.

Американские издательства любят использовать в оформлении стендов реквизиты и муляжи из кинофильмов — однажды были выставлены скафандры и оружие из фантастического фильма «Дюна», а в другой раз — пластмассовое чудовище из фильма «Чужой», под ручку с которым я поспешил сфотографироваться.

И книги, книги, книги. Франкфурт — книжная Мекка, и здесь есть все — литература всех жанров, книги всех форматов, одетые в невероятные платья-обложки, книги с вмонтированными в них аудиокассетами, кассеты, заменяющие книги, — вы можете не читать, а слушать что-либо, вставив кассету в магнитофон вашего автомобиля по пути на работу и обратно…

Современная полиграфия, качество бумаги, краски, фотокомпьютерный набор, средства связи позволяют в немыслимо короткие по нашим стандартам сроки написать, отредактировать и напечатать все что угодно.

Тем из наших издателей, авторов, чиновников, кто попадает во Франкфурт, сразу становится ясно, почему так туго продвигаются на международный книжный рынок наши книги, в том числе и лучшие — иллюстрированные детские издания: бумага, картон, полиграфия, дизайн не идут ни в какое сравнение с тем, к чему привык зарубежный читатель.

Полиграфия, кстати, с ее красками, запахами, огромными машинами, считается все более вредным, все более неприятным производством, и американцы, например, тихо, без болтовни и хвастовства выталкивают ее из Америки — масса книг печатается ими на Тайване, в Японии, в Италии.

ВААПу необычайно везло на дипломатов: деятельный Жаров, выстроивший основы международных связей Агентства, умница Лебедев, уехавший из ВААПа на высокую должность Представителя СССР во Всемирном Совете Мира, потом — посол в Праге, покойный Клименко, нелюбимый многими за крутой нрав, но толковейший работник, Лордкипанидзе (брат того самого «Лорда»), проработавший в Агентстве недолго, но умело, — все они казались мне исключениями из нашего загранаппарата.

Но сильнее всех был, безусловно, Николай Михайлович Вощинин, которого Лебедев сменил в Хельсинки. Он, как мне казалось, отвечал решительно всем качествам настоящего дипломата — всегда прекрасно одет и подтянут, немногословен, свободно говорит на четырех-пяти языках, организатор и педант-канцелярист, опыт дипломатической работы огромный. При этом — начитанность и глубокие знания в различных областях, общительность, постоянная готовность помочь, словом, явление в нашей жизни редкое.

Его приход в ВААП совпал у него с длинным рядом серьезных семейных неприятностей, и я, уже переживший такое, проникся сочувствием. Сложились хорошие рабочие, а потом и личные отношения — для спецслужбиста «под крышей» неоценимая поддержка и подспорье в работе — ведь Вощинин вел всю международную работу Агентства.

И вот ведь незадача — и у него, дипломата и хитреца, который сидя в зале Совета Мира, ЮНЕСКО или ООН, мог в десять минут просчитать, как будет голосовать за такое-то предложение, скажем, делегат Занзибара или Берега Слоновой Кости, опять-таки не сложились отношения с обитателями третьего этажа.