Когда муж был уже при представителе главнокомандующего Белой армией, генерале Лукомском, на должности начальника паспортного пропускного пункта, то есть ведал разрешением выдачи виз, контролем перевозок в Крым и информацией на Ближнем Востоке, в смысле большевистской пропаганды и их работы, то неожиданно для него был получен приказ о назначении его на должность директора Департамента полиции при штабе главнокомандующего в Крыму. Для меня это назначение было большим ударом. После перенесенных ужасов в России и после того, как мужа чуть не оставили на произвол судьбы в Одессе у большевиков, я содрогалась при мысли, что муж должен будет ехать обратно туда. К счастью моему, генерал Лукомский написал главнокомандующему генералу Врангелю, что он просит оставить мужа при нем, что он ему необходим, так как некем будет его заменить, - и мы остались в Константинополе, и муж продолжал работать все время в контакте с союзниками, которые очень ценили его сведения и советы и никому не давали разрешения на выезд без его подписи.
Так проходило время, и начали опять появляться слухи с Юга России, что большевики побеждают. Все надеялись, что все же генералу Врангелю удастся удержать хоть часть территории на Юге, как вдруг пришло известие о полной эвакуации всей Белой армии и флота. Грустное и потрясающее зрелище представлял собою теперь для нас Босфор, когда один за другим подходили русские военные корабли и пароходы, переполненные войсками, и становились на рейде.
Не хотелось верить, что это конец, но воевать вне России было невозможно. Муж был занят с утра до ночи. Союзники не разрешали никому сходить с кораблей на берег, и русские зависели уже от них, а не от себя. Муж посылал своих подчиненных с разрешением от союзников снять с корабля того или другого генерала и других должностных лиц. Он получал с кораблей просьбы прислать хлеба, так как многие люди уже не получали его последнее время - все, что имелось, было израсходовано в пути. Так как все подчиненные мужа были очень заняты, то я предложила самой отправиться на катере к кораблям с мешками хлеба и булок. Муж согласился и дал вестового, армянина в подмогу. Взяв с собою свою дочь и приятельницу ее, мы, нагруженные мешками с булками, подплывали на греческом катере то к одному кораблю, то к другому, и нам сбрасывали сверху канаты с крючками, к которым мы привязывали мешки с хлебом, и их поднимали таким образом на палубу, а также мы просто бросали хлеб наверх, и солдаты ловили его руками, проявляя большую радость, так как были голодны. Лица у всех были грустные, сосредоточенные и изможденные. Через несколько дней муж получил записку от одного из моих
братьев, командира полка, что он находится на таком-то пароходе, и я отправилась на катере с разрешением снять его. Он был страшно изможден, опечален, сразу постаревший на несколько лет, и переживал ужасно тяжело разлуку с семьей. Жена его как раз приезжала к нему в лагерь на фронт на несколько дней и накануне, не зная еще об эвакуации, уехала обратно домой в Симферополь с двумя маленькими дочками. Брат, получив приказ идти с полком в Севастополь и грузиться на корабль, не мог по своей честности и сознанию долга оставить полк и поехать за семьей и послал только вестового за ними, чтобы он привез их тоже в Севастополь. Но вестовой не мог добраться до них, так как все дороги были уже запружены войсками и обозами. Брат, высадившись в Константинополе, не находил себе покоя, все искал случая, как бы вернуться в Россию, чтобы забрать свою семью, и хотел даже поплыть туда на маленькой турецкой шлюпке, но мы всячески отговаривали его от этого, доказывая, что прежде чем он доберется до своей семьи, он попадет в руки большевиков, и он остался.
Самый старший мой брат с сыном-кадетом тоже находился на одном из пароходов, который был отправлен в Румынию, но их там не приняли, и пароход со всеми людьми вернулся. Братья пробыли некоторое время в Константинополе, а потом решили уехать. Старший брат - искать свою семью, которая оставалась в Литве, а второй брат - добраться каким-нибудь образом поближе к России, чтобы, в случае возможности, вырвать свою семью оттуда. Три года он странствовал, работал не покладая рук, был он и в Польше, и в Литве, стараясь очутиться поближе к России, и, наконец, добрался до Финляндии, где поселился в доме одного инженера, у которого он работал. Семья же его с Юга России переехала в Петроград, и брат начал хлопоты о ее выезде из России и въезде в Финляндию. И хлопоты его после нескольких месяцев увенчались успехом, и он получил от жены своей телеграмму, что она с детьми выезжает. Это была идеальная пара супружества, горячо любящая друг друга. Получив телеграмму, брат возликовал, и находился в страшно возбужденном состоянии, и всю ночь не мог спать, а утром почувствовал себя плохо и умер от разрыва сердца, так и не увидев своей любимой семьи, жене же его была послана телеграмма, чтобы она не выезжала, так как без брата ей нечего было делать в Финляндии, а в Петрограде у нее оставались мать и брат, у которых она жила с детьми. Обо всем этом сообщил нам инженер, у которого брат жил в Финляндии, и сообщил нам также, что брата похоронили с большим почетом, как георгиевского кавалера, и хоронили его вечером, так как вся фабрика хотела присутствовать на похоронах -его очень любили. Трагедия же этой семьи продолжалась и после смерти брата. Через несколько лет старшая его дочь, окончив гимназию в Петрограде, была невестой одного студента-инженера и, простудившись, умерла от скоротечной чахотки семнадцати лет как раз в день, назначенный для их венчания. Больше я не имела от семьи брата никаких известий и на все мои письма и посылаемые деньги не получала никакого ответа.
Эвакуация Белой армии из Крыма на пароходах, судя по рассказам эвакуированных, происходила при самых кошмарных условиях. Главный ужас был в необычайной скученности людей, даже на сравнительно больших пароходах Добровольного флота. На некоторых число пассажиров доходило до 11 тысяч, и если к этому прибавить недостаток провизии, то будет вполне понятно, что испытывали русские беженцы в течение нескольких дней путешествия. Во время стоянки всей русской флотилии на константинопольском рейде все русские и иностранные благотворительные организации и даже частные лица развозили продукты, главным образом хлеб, голодным беженцам. Весь военный флот с командами русских моряков был отправлен во французскую колонию в Африке - Бизерту, а весь остальной торговый флот, после того как были сняты все пассажиры и весь груз, был взят французами в пользование в возмещение расходов по перевозке и содержанию русской армии и гражданских беженцев.
С приездом Белой армии Константинополь ожил и наполнился военными в разных формах, и странную картину представлял Константинополь в эти дни, он точно был завоеван русскими, наводнившими все улицы города. Жизнь лихорадочно била ключом, союзники поселяли русских военных беженцев преимущественно в лагеря, казармы и общежития, которые были рассеяны по всему Константинополю. Большинство беженцев было бездомно, ходили в поисках заработка, продавали на рынках и на улицах те немногие крохи своего имущества, которые им удалось вывезти с родины, валялись по ночам на папертях мечети, ночевали в банях и тому подобное. На главной улице Пера, около русского посольства, ежедневно стояли толпы русских, продававших свои пожитки и русские деньги, уже не стоившие тогда ничего. Двор посольства и все находившиеся в здании посольства учреждения были переполнены русскими беженцами, одни приходили за паспортами, другие за пособиями и помощью, а много было и таких, которых просто тянула к себе русская территория. Среди общей массы находились и такие, которые по своим убеждениям подходили к большевикам, и неизвестно было, почему они эвакуировались. Они занимались в помещении посольства кражами, распространяли ложные слухи, что не сегодня-завтра посольство будет захвачено большевиками, всячески пугали публику красной опасностью и предлагали для охраны посольства свои услуги и услуги каких-то таинственных организаций. Все это привело к необходимости для сохранения порядка и безопасности посольства и всех его учреждений создать особую охранную команду и учредить должность коменданта, на которую генералом Врангелем был назначен генерал Чекотовский, для охраны же зданий был назначен полуэскадрон конной гвардии, который охранял также и русское консульство и Николаевский военный госпиталь.
