Учился Потемкин превосходно и в 1756 году был удостоен золотой медали, а в 1757-м избран в число двенадцати достойнейших воспитанников, приглашенных в Петербург графом И. И. Шуваловым для представления императрице Елизавете Петровне. На Потемкина обратила внимание императрица, Шувалов же, пораженный его знанием греческого языка и вопросов богословия, произвел из рейтаров лейб-гвардии Конного полка в капралы — случай беспрецедентный в истории кавалергардов.
В годы учебы в Московском университете Потемкин пристрастился к чтению. Он проглатывал одну книгу за другой. Летом, приезжая к родственникам в деревню, забирался в библиотеку и, случалось, засыпал с книгой в руках на стоящем там бильярдном столе.
Однажды его товарищ, Матвей Афонин, впоследствии профессор Московского университета, купил специально для Потемкина «Натуральную философию» Бюффона, только что изданную в России. Потемкин вернул книгу на следующий день. Афонин обиделся и упрекнул товарища в том, что тот и не открывал книги. Потемкин тут же убедил его в обратном — содержание ее он знал прекрасно. В другой раз Ермил Костров, тоже однокашник по университету, дал Григорию, по его же просьбе, с десяток книг, которые тот возвратил через несколько дней.
Костров с насмешкой сказал:
— Да ты, брат, видно, только пошевелил страницы в моих книгах. На почтовых хорошо летать в дороге, а книги — не почтовая езда…
— Я прочитал твои книги от доски до доски, — возразил Потемкин и предложил: — Коли не веришь, изволь, экзаменуй!
Костров был поражен тем, что Потемкин в совершенстве знал содержание его книг. Ермил Иванович Костров стал впоследствии бакалавром и известен рядом стихотворений, а также переводом шести песен «Илиады» Гомера на русский язык.
Любовь к чтению подчас отвлекала от занятий. После успеха в Петербурге Потемкин вдруг охладел к наукам и в 1760 году был отчислен из университета «за леность и нехождение в классы».
По-разному биографы Потемкина объясняли случившееся, и все же большинство сходились к тому, что состав преподавателей университета того времени, среди которых были и подобные тем, что описал Мессельер в своих записках, оставлял желать лучшего. Запоем читая книги, причем самого разнообразного содержания, Потемкин получил такие знания, которые подчас превосходили знания его учителей.
С отчислением из университета закончилась и отсрочка от службы в полку. Потемкин решил ехать в Петербург в конную гвардию. Однако дядя не одобрял желания племянника, пытался убедить его окончить образование и склонял к гражданской службе. Были колебания и у самого Потемкина. В те годы он близко сошелся с протодиаконом греческого монастыря Дорофеем и архиепископом Крутицким и Можайским Амфросием Зертис-Каменским. Товарищи даже слышали от него:
— Хочу непременно быть архиереем или министром.
Или:
— Начну военную службу, а нет, так стану командовать священниками.
Он очень серьезно изучал богословие, что отметил граф Шувалов, и действительно подумывал о духовной карьере. Однако выбрал все-таки военную, и выбор его одобрил Амвросий, который дал на поездку в Москву и начало службы в гвардии, что стоило тогда очень дорого, 500 рублей.
Учеба же в университете наложила отпечаток на всю последующую жизнь. Потемкин всегда тянулся к знаниям, и племянник его Л. Н. Энгельгардт вспоминал:
«Поэзия, философия, богословие и языки латинский и греческий были его любимыми предметами; он чрезвычайно любил состязаться, и сие пристрастие осталось у него навсегда; во время своей силы он держал у себя ученых раввинов, раскольников и всякого звания ученых людей; любимое его было упражнение, когда все разъезжались, призывал их к себе и стравливать их, а между тем сам поощрял себя в познаниях».
Энгельгардт упомянул поэзию. Оказывается, в юношеские годы Потемкин неплохо писал стихи и был дружен с Василием Петровичем Петровым, впоследствии известным поэтом XVIII века. Петров учил Потемкина языку Гомера и вместе с ним переводил «Илиаду». О литературных же способностях Григория Александровича поэт писал:
Он без усилья успевает,
Когда парит своим умом,
И жарку душу выражает
Живым и племенным пером.
Не тяжких праздных слов примесом
Красот нам в слоге он пример:
Когда б он не был Ахиллесом,
То бил бы он у нас Гомер.
Это стихотворение относится к более позднему времени, когда Потемкин был уже в ореоле славы, — недаром поэт восклицает: «Когда б он не был Ахиллесом!». Отношения между друзьями юности сохранились на всю жизнь. Однажды Петров пригласил Потемкина осмотреть только что открытую типографию, чтобы показать детище, в создании которого принял участие, и, демонстрируя работу станков, ловко набрал и сделал оттиск своего экспромта, посвященного Григорию Александровичу:
Ты воин, ты герой,
Ты любить муз творенья,
А вот здесь и соперник твой
Герой печатного изделья.
Потемкин в долгу не остался. Попросив Петрова показать, как делается набор, он тут же сочинил ответ, набрал его и с помощью товарища юности сделал оттиск:
Герой ли я? Не утверждаю.
Хвалиться не люблю собой,
Но что я друг всегдашний твой
Вот это очень твердо знаю!
К сожалению, немногое из написанного Потемкиным сохранилось. Известны лишь некоторые его экспромты наподобие посвященного писателю Федору Григорьевичу Карину и сочиненного на обеде:
Ты, Карин, — Милый крин
И лилеи мне милее!
Судя по отзывам современников, они не отражают в полной мере поэтического дара Потемкина.
Человек разносторонне образованный и одаренный, Потемкин сразу не мог найти себя, ибо, по мнению биографа В. В. Огаркова, в кипучей его натуре «жили часто противоположные крайности, что нередко является признаком людей с дарованиями».
Ведь и выбор военной службы, сделанный им в 1760 году, был тогда еще не окончательным, хотя службе этой с первых дней он отдавался полностью, что сказалось впоследствии, когда пришлось применить на практике все то, чему научился он в лейб-гвардии Конном (впоследствии Кавалергардском) полку в мирное время.
До и после переворота
О государственном перевороте 28 июня 1762 года написано много, однако документов о том, чем конкретно занимался Потемкин и во время подготовки к нему, и в сам тот памятный день провозглашения императрицей Екатерины II, практически не сохранилось, хотя те немногие, что известны, свидетельствуют о том, что он играл далеко не последнюю скрипку…
Уже в первые месяцы своей службы в конной гвардии Потемкин обратил на себя внимание командования и своею прилежностью, и старательностью, и стремлением к совершенствованию знаний военного дела, которые, естественно, у него, еще не нюхавшего пороху, были поначалу невелики. Этот высокий, статный капрал быстро освоил верховую езду. Богатырское его телосложение и прекрасное знание иностранных языков, особенно немецкого, очень пригодились на первых порах.
Вступивший на престол Петр III пригласил в Петербург своего дядю принца Георга Людвига, которого сделал генерал-фельдмаршалом и приписал к конной гвардии. Тут же понадобились адъютанты и ординарцы. Одним из них стал Потемкин, выбранный самим принцем, обожавшим великанов.
Должность ординарца дядюшки российского императора сразу приблизила ко двору, выделила из среды гвардейцев. Вскоре Потемкину был пожалован чин вице-вахмистра. Однако существуют свидетельства, что служба эта не радовала Григория Александровича, не любил он и своего начальника за в лучшем случае равнодушное, а чаще жестокое и бессердечное отношение к русским воинам.
