Я наскоро подкрепился и принялся расшатывать решетку. Женщина все еще убирала и громыхала своей шваброй. Окошко было высоко, и действовать приходилось, повиснув на одной руке После долгих усилий мне удалось оторвать сначала доску, а потом и крепление решетки.
Пока я возился, снизу дважды поднимался дежурный проверить, как идет уборка. О его появлении меня предупреждал звук его же шагов.
Сознание того, что теперь я могу найти товарищей, предупредить их о грозящей опасности и даже, может быть, связаться с разведцентром, придавало мне решимости. Я понимал, что донос, пока его еще не прочли, необходимо уничтожить, а еще лучше — захватить с собой.
В тот момент, когда уборщица вышла из кабинета вылить из ведра воду, я ухватился за низ проема, подтянулся, закинул туда правую ногу, просунул в окошко голову и плечи, прислушался и вылез в коридор В голове была только одна мысль: «Выбраться, выбраться отсюда, пока не вернулся гауптман со своей командой». Каждую минуту снизу мог подняться дежурный унтер-офицер. Внизу у двери — часовой с автоматом. Fine во время допроса я заметил, что окно в кабинете начальника выходит во двор. Дверь в кабинет все еще оставалась открытой. Я кинулся к заветному окну. Приоткрыл створку и заглянул вниз. Во дворе никого. Под самым окном крыша небольшой пристройки С нее до земли не более двух метров Уже поставил ногу на подоконник но вспомнил о доносе, вернулся к письменному столу. Ящик оказался незапертым. Знакомый мне листок лежал сверху. Я взял его, сунул под рубашку и вылез на крышу пристройки. Еще раз убедился, что двор пуст, и соскочил на землю. Снова прислушался. Все тихо. Затем услышал звук закрываемого окна. Значит, все в порядке Перелез в соседний двор и вышел на улицу. Смешался с прохожими, прошел еще несколько кварталов, прежде чем решился расспросить, как пройти на нужную улицу.
Указанный в доносе дом находился в глубине двора возле базарной площади. Это было небольшое одноэтажное строение. Мною овладело нетерпение. Цель, в достижение которой я уже почти не верил, была рядом. Но как ни велико было желание поскорее встретиться с теми, к кому шел и пробирался два долгих месяца, все же пришлось поохладить свой пыл и дожидаться темноты. А заодно постараться и выяснить, нет ли засады или слежки за домом. Я нашел укромное место и стал наблюдать. Из дома несколько раз выходила и снова возвращалась пожилая женщина. Похоже, в доме, кроме нее, никого не было. Вот женщина снова вышла и развесила на веревке мокрое белье. Среди прочего появились две мужские рубашки. Теперь в сочетании с другими признаками можно было составить приблизительное представление об обитателях дома.
Заканчивался день, люди возвращались с работы. Мимо меня прошел сравнительно молодой, среднего роста, худощавый мужчина с поношенным портфелем. Каким-то внутренним чутьем я угадал, что это тот, кто мне нужен. Мужчина вошел в дом. Теперь мне оставалось дождаться темноты, чтобы незаметно выбраться из укрытия и пересечь двор. Солнце уже скрылось за домами, однако высветленное за день небо слишком медленно, как мне казалось, наполнялось вечерними сумерками. Стирались последние грани между светом и тенью. Я уже собрался было выйти из укрытия, как к дому подошел второй мужчина. Он незаметно осмотрелся и вошел в ту же дверь. Я выждал немного и направился прямо за ним. Но дверь оказалась уже запертой. На мой стук сначала никто не отозвался. Я постучал снова.
— Кто там? — спросил женский голос.
— У меня записка к хозяину, — тихо отозвался я.
Послышались шаги, и уже мужской голос спросил:
— Какая записка, от кого?
— В записке все сказано.
Дверь открылась, и я оказался в прихожей. Перед» мной стоял мужчина, который пришел в дом первым.
Ему было лет тридцать. Взгляд внимательный и настороженный. Я молча протянул листок, Он начал тут же читать. Лицо его нахмурилось. Он предложил пройти в комнату и сесть.
— Кто ты и откуда у тебя это?
— Взял из ящика стола начальника фельджандармерии.
— Что-то я ничего не понимаю. Давай-ка лучше все по порядку…
Я вкратце рассказал Николаю — так представился мужчина — свою историю Во время моего рассказа появился и его товарищ, Сергей. Он был примерно того же возраста, что и Николай, только повыше ростом. Вдвоем они долго расспрашивали меня. Их недоверие было понятно. Пока единственным подтверждением могло быть свидетельство уборщицы из фельджандармерии, в какой-то степени соучастницы моего побега. Бы ло уже за полночь, когда Николай сказал:
— Возможно, все, что ты рассказал, и правда Но мы должны проверить. Поэтому не обижайся, но придется тебе еще раз посидеть взаперти. И не вздумай дурить А сейчас пойдешь с Сергеем.
Дворами и глухими темными переулками он привел меня к какому-то зданию и запер в полуподвале. У стены стояла железная кровать. Время было позднее, и я тут же уснул. Теперь это может показаться странным но тогда я мог спать везде и всюду, при любых обстоятельствах, но постоянный внутренний сторож всегда работал безотказно и поднимал меня при первых признаках опасности.
На следующий день пришел Николай и сказал, что все в порядке. Он принес еду и одежду, но предупредил, чтобы я не выходил Жандармы ищут меня по всему городу.
— Ну и задал ты им хлопот, — сказал он. — Гауптман до сих пор в себя прийти не может. Уборщицу, тетю Шуру, допрашивал. Она, конечно, сказала, что ничего не видела, не слышала и не знает. А нам рассказала, что часового он чуть не избил, а дежурного унтер-офицера посадил в твой карцер, пообещал разжаловать в рядовые и отправить на фронт. Да, вот еще что: тетя Шура видела внизу и узнала человека, приходившего с доносом. Пока он не появился вторично, надо его убрать. Ты знаешь его в лицо?.. Поможешь нам. Сделать это нужно сегодня же. Вечером. Пока отдыхай, набирайся сил. Как стемнеет, мы с Сергеем за тобой зайдем.
Как было условлено, втроем мы отправились по подсказанному тетей Шурой адресу. Пока шли, Николай объяснил план действий. Я должен был только вызвать доносчика из дома, остальное они брали на себя.
Я предложил разыграть роль связного из жандармерии: скажу, что его вызывают. Ведь в жандармерии он видел меня беседующим с гауптманом, даже жующим бутерброд в его присутствии. Николай и Сергей согласились с моим предложением.
К дому мы подошли со стороны большого фруктового сада. Уже было темно, но отчетливо виднелось, как прогибаются ветки под тяжестью спелых яблок. Откуда-то из-за кустов неожиданно вышел человек. Он сказал, что из дома никто не выходил.
— Пора! — Николай слегка тронул меня за плечо и повторил: — Пора!
Я подошел к крыльцу, поднялся по ступенькам и постучал в дверь.
— Кто? — отозвался голос молодой женщины.
На вопрос, дома ли хозяин, женщина ответила, что муж вчера уехал к свояку в деревню и вернется через неделю, не раньше.
Не знаю почему, у меня отлегло от сердца.
Вся ночь и следующий день ушли на перебазирование: нужно было срочно съезжать из дома, выслеженного предателем. Только вечером, и то ненадолго, в моем убежище появился Николай. Он принес еду, несколько немецких документов для перевода, а также показал мне фотоснимки. На них я узнал базарную площадь с виселицей. Снимки запечатлели момент казни советских граждан в первые дни оккупации. Фотографировал Николай сам, из окна дома.
В связи с перебазированием связь с Центром у подпольщиков временно нарушилась. Мы решили подождать, когда она будет восстановлена, чтобы определить мою дальнейшую участь.
Уже на следующий день Сергей и я попали в облаву. Уйти нам не удалось. Шла поголовная проверка документов. Сергея отпустили, но он ничем не мог мне помочь. Больше всего я опасался, что меня опознают жандармы. Нас — тех, кто попался без документов, — заперли в большом сарае возле железной дороги. Поговаривали об отправке на работу в Германию. Некоторые не скрывали своего намерения бежать. Это, естественно, совпадало и с моим желанием. Решили держаться вместе.
