– Гм-м. Ну что ж, я могу переждать здесь денек и поставить еще припарку. – Он показал Тенне пакетик, достав его из кармашка на поясе. – Видишь – очень удобно.
Тенна с улыбкой похлопала по собственному карману. Старая Ирма вышла к ним с усмешкой на иссушенном солнцем лице.
– Ну как, Маллум, годится она? – спросила старуха, дав обоим напиться.
– Еще как годится. Делает честь своему роду, да и бежать с ней не скучно, – весело заявил Маллум.
– Так я принята, Маллум? – спросила Тенна – ей нужен был прямой ответ.
– О да, – засмеялся он, прохаживаясь и подрыгивая ногами. Тенна делала то же самое. – Можешь не беспокоиться. Есть кипяток для припарки, Ирма?
– Сейчас закипит. – Вскоре Ирма вынесла из дому миску с кипятком и поставила ее на длинную скамью, непременную принадлежность каждой станции. Свес крыши защищает ее от солнца и дождя, а бегунов хлебом не корми, дай посмотреть, кто приближается по трассе, а кто отбывает. Длинная скамья, отполированная целыми поколениями задов, позволяла видеть все четыре дороги, сходящиеся у Ирминой станции.
Тенна по привычке достала из-под лавки ножную скамеечку, сняла с Маллума правый башмак и приложила размоченную в воде припарку к ушибу, а Ирма подала ей бинт, разглядывая между тем синяк.
– Еще денек, и все пройдет. Хорошо бы и на утро ее оставить.
– Ну нет. Когда еще представится случай пробежаться с такой красавицей.
– Эх, мужчины, – махнула рукой Ирма. Тенна зарделась. Она начинала верить, что он не просто дразнится. Никто еще не говорил ей, что она красива.
– Этот перегон для испытания не подходит, Ирма. Он почти весь ровный, и покрытие хорошее, – сказала она, застенчиво улыбаясь Маллуму.
– Скажешь тоже! Не хватало еще по горам бегать.
– Найдется у тебя что-нибудь для Тенны на обратный путь? Чтобы она уж полную ходку сделала.
– Найдется. – Ирма подмигнула Тенне, как бы принимая ее в ряды пернских скороходов. – А пока можете поесть… суп готов, и хлеб тоже.
– Не возражаю. – Маллум ерзал от горячей припарки, которая пробирала даже его загрубевшую подошву.
Когда Тенна слегка перекусила, прибыли еще двое бегунов: незнакомый ей мужчина издалека, из Битры, с письмами для передачи на запад, и один из сыновей Ирмы.
– Я могу доставить это на девяносто седьмую, – сказала Тенна – такой номер носила их семейная станция.
– Вот и хорошо. – Мужчина отдувался после долгого пробега. – Только смотри, письма срочные. Как тебя зовут?
– Тенна.
– Дочь Федри? Хорошо, мне этого довольно. Готова отправиться в дорогу?
– Конечно. – Она протянула руку, скороход снял свою сумку, отметил на крышке время передачи и отдал ей. – А ты кто? – Тенна пристегнула сумку к поясу и передвинула за спину.
– Массо. – Он принял от Ирмы чашу с водой и махнул Тенне, чтобы отправлялась. С благодарностью помахав на прощание Маллуму, она побежала на запад, а Маллум проводил ее традиционным скороходским «йо-хо».
Домой она добежала быстрее, чем до Ирмы. На станции как раз оказался один из ее братьев, Силан. Он одобрительно хмыкнул, посмотрев на время передачи, сделал собственную пометку и понес сумку дальше на запад.
– Ну вот ты и принята, девочка, – обняла ее мать. – А потеть вовсе не обязательно, правда?
– Не всегда бывает так легко, – сказал со скамейки отец, – но ты показала хорошее время и хорошо начала. Я думал, ты вернешься только к вечеру.
Все лето, а потом и зиму Тенна бегала на короткие дистанции вокруг станции 97, закаляя себя для длинных перегонов. Ее уже знали на всех окрестных станциях. Самую долгую свою ходку она совершила в Серые Камни, на побережье, незадолго до сильной метели. Она одна находилась на станции 18, когда прибыл измученный скороход со срочными депешами, и пришлось ей сделать еще два перегона на север. Рыбачий баркас не мог прийти в порт, пока не поставят новую мачту, – между тем судно там ждали, и доставленное Тонной письмо оказалось очень кстати.
Такие срочные известия следовало бы передавать барабанным боем, но сильные ветры лишили бы послание всякого смысла. Трудной выдалась эта пробежка по приморским низинам – холод, ветер и снег, Тенна передохнула часок в одном из убежищ против Нити, часто встречавшихся на трассе, и все-таки покрыла дистанцию за короткое время, за что на ее поясе прибавилось еще несколько стежков – знак повышения.
* * *
Путешествие в холд Форт добавит ей еще два стежка, если она опять покажет хорошее время, И Тенна была уверена, что покажет… старые бегуны говорят, что такая уверенность приходит ко всем, кто бегает по трассам сколько-нибудь долго. Тенна научилась определять, сколько она пробежала, по собственным ногам. Сейчас в них нисколько не чувствовалось свинцовой тяжести, признака истинной усталости, и она по-прежнему бежала легко. Если судорога не схватит, она запросто добежит до станции 300 в Форт в том же хорошем темпе. Судорога всегда грозит бегуну, и настигает она без предупреждения. Тенна всегда носила с собой пастилки, которые жуют в таких случаях. А по возможности прихватывала и пригоршню целебных трав. Не надо бы позволять своим мыслям так блуждать, но в такую хорошую ночь, когда бежится легко, трудно думать только о работе. Иное дело, если погода дурная или свет плохой. А местность здесь слишком людная для подземных змей, которые бегуну опаснее всего – обычно эти твари выползают поохотиться на рассвете или в сумерки. Изменники встречаются, конечно, реже подземных змей, зато они опаснее – это ведь люди, а не животные. Впрочем, как сказать. Но бегуны редко носят при себе деньги, поэтому их не подкарауливают так, как верховых гонцов или других одиноких путников. Тенна не слышала, чтобы изменники нападали на кого-то так далеко на западе, но порой они бывают так злы, что способны задержать бегуна из одной вредности. За последние три Оборота было два случая, в северном Лемосе и Битре, когда скороходам подрезали поджилки просто так, ни за что.
Иногда, в особо суровую зиму, стая изголодавшихся верриев может напасть на бегуна в открытой местности, но такое случается редко. Змеи – вот самая вероятная опасность, особенно в середине лета, когда вылупляется молодняк.
Отец Тенны пострадал от них в позапрошлое лето. Он говорил, что просто удивительно, как быстро движется взрослая змея, если ее потревожить. Вообще-то они вялые, и только голод придает им проворство. Но он вступил прямо в гнездо, и змееныши поползли у него по ногам, кусаясь при этом – до самого паха добрались. (Тут мать подавила смешок и сказала, что тут не только отцова гордость могла пострадать.) На отце есть шрамы и от когтей, и от зубов. В такие вот лунные ночи бегать одно удовольствие – прохладный воздух сушит потные лицо и грудь, тропа пружинит под ногами, и видно далеко. И можно думать о разном.
В Форте скоро будет Собрание – Тенна несла письма некоторым расположенным там цехам. Если бежишь в место Собрания или из него, сумка всегда тяжелеет – ремесленники, которые не могут присутствовать, извещают об этом старшину цеха. Может быть, если Тенне повезет, она сможет остаться на Собрание. Она давно уже на них не бывала, а ей надо купить хорошо выделанную кожу для новой пары беговых башмаков. На ее счету достаточно денег, чтобы уплатить хорошую цену: Тенна проверила это по книгам матери. Многие цеховики охотно принимают бирки почтовых станций, а у Тенны такая бирка лежит в поясном кармашке. Если попадется хорошая кожа, можно будет сторговаться даже за большую сумму, чем указано в бирке.
Притом на Собраниях всегда весело. Тенна хорошо танцевала и мастерски исполняла подлеталку – если находился хороший кавалер. Форт – хороший холд, и музыка в нем должна быть отменная, поскольку там расположен цех арфистов. Мелодии арфы звучали у Тенны в голове, хотя петь на бегу она не могла.
Дорожка описывала длинный поворот вокруг скопления скал – обычно трассы прокладывались по возможности прямыми, – и Тенна вернулась мыслями к насущным делам. Как раз за этой кривой трасса должна повернуть направо, в глубь суши, к Форту. Нужно быть внимательной, чтобы не пришлось потом возвращаться.