Наконец девочка остановилась и бросила ему какую-то замызганную одежду. Штаны оказались слишком коротки для Шона, но кожаная куртка и меховая безрукавка были в самый раз.
Девочка снова исчезла. Шон сражался с одеждой, мечтая о том, чтобы перевязать чем-нибудь рану, прежде чем в нее попадет инфекция — уж очень грязны были штаны, но тут малышка появилась снова и бросила ему какие-то обмотки.
— Обмотай этим ноги... О! У тебя настоящие ноги! Значит, на самом деле ты не чудовище?
— Не совсем, малышка. А как человек я сейчас в большей безопасности среди людей, которые разыскивают чудовище...
— Но ты не один из нас: все увидят, что ты чужак.
— Ночью, в темноте?
— В эту ночь огонь горит ярко. Коакстл сказала, что спрячет тебя. С ней ты будешь в безопасности.
— Да, если доберусь до нее. Но я ранен и двигаюсь очень медленно.
— Ну, конечно! Прости глупость недостойной... Идем со мной. Есть еще одно место, где ты будешь в безопасности. По крайней мере, на время. — Девочка хихикнула. — Там даже есть горячая вода, чтобы промыть рану.
— Да?
— Да, мне дали горячей воды, чтобы я могла вымыться, потому что я должна стать женой Пастыря Вопиющего...
Ее голос сорвался.
Волна ярости накатила на Шона; на несколько мгновений он попросту утратил дар речи, а обмотки затянул, сам того не желая, так туго, что едва не остановил ток крови в ногах.
— Я должна вернуться назад в мою палатку. Вознесение сказала, что дева в свою брачную ночь должна мыться одна.
Бедная напуганная малышка, подумал Шон, осторожно следуя за девочкой; ему приходилось пригибаться, и от напряжения рана просто горела. Он чувствовал, как по ноге снова заструилась кровь. И все-таки они уходили все дальше от шума толпы, обнаружившей, что их добыча пропала. Когда они добрались до палатки, девочка вытащила колышек и откинула полог, чтобы Шону не пришлось проползать внутрь; после того, как оба оказались в палатке, Шон сумел снова вогнать колышек на место.
В неярком свете маленькой лампы Шон увидел медную лохань, от которой поднимался пар. Лохань была достаточно велика для того, чтобы Шон сумел в ней поместиться. Ему также наконец удалось рассмотреть свою злосчастную маленькую избавительницу, которой предстояло вступить в нежеланный брак. Может быть, если ему удастся перевязать рану, он сумеет увести ее в укрытие, которое нашла для них Коакстл...
Яростные крики и улюлюканье заставили их обоих вздрогнуть; девочка оцепенела от страха.
— Ты успела как раз вовремя, дорогая.., как твое имя?
— Я Козий Навоз, нижайшая...
— Ты что?.. — воскликнул Шон, совершенно забыв, что их могут услышать. Широко распахнутые испуганные глаза девочки смотрели на него с растерянностью.
— Меня зовут...
— Только не я. Отвернись, малышка, пока я буду перевязывать рану. Потом мы оба покинем это место: у них будет меньше на одно чудовище для жарки и на одну девицу для... Да, мы уйдем оба.
Смывая кровь, Шон услышал звук рвущейся ткани; сбоку появилась маленькая рука, держащая полосу чистого белого полотна. Шон глянул через плечо и увидел, как девочка усердно раздирает на бинты то, что, вероятно, было ее свадебным платьем или, что еще вероятнее, ночной рубашкой. Может, и тем, и другим.
— Можешь мне дать еще несколько таких полос, малышка?
— Ты можешь взять все, человек-чудовище. Поскольку они намеревались бежать вместе, Шон решил, что можно рискнуть и назвать девочке свое имя:
— Я — Шон Шонгили, малышка.
После того, как рана была промыта горячей водой, Шон сложил в несколько раз первые полосы ткани, не переставая прислушиваться к воплям ярости неудавшихся сжигателей чудовищ. Закрыв получившейся подушечкой из ткани рану, он крепко перевязал ее еще несколькими полосами — получилась вполне удовлетворительная повязка.
Внезапно шум начал приближаться.
— Ой! Они тебя везде будут искать. Поэтому тебе и надо было сразу уйти к Коакстл! — вскрикнула девочка.
— Раздевайся и полезай в эту лохань, малышка, — распорядился Шон, — а свои вещи брось на табурет у стены. Я наполовину высунусь наружу: не будут же они искать меня под твоей одеждой?
У девочки оказалось достаточно мужества и сообразительности; вместе им удалось сложить одежду так, чтобы Шон смог спрятаться под ней. Если преследователи не станут обшаривать весь небольшой шатер с фонарями, навряд ли его смогут обнаружить.
Визг девочки был вполне достаточным предупреждением. Шон забился поглубже как раз в тот момент, когда дверной полог был отброшен в сторону и кто-то ввалился внутрь шатра.
— Нет, с такой раной оно не смогло бы сюда добраться, — проговорил голос, который Шон немедленно опознал как голос Мэттью Лузона. Он оцепенел от потрясения: менее всего он ожидал услышать Лузона в таком месте.
— Должно быть, ему кто-то помог, — прорычал чей-то крайне рассерженный голос. — Оно не могло бы перегрызть кожаные ремни...
— Но, брат Вопиющий, эти чудовища способны на многое из того, что простые смертные даже вообразить себе не могут...
"Вот что. Оказывается, Мэттью нашел родственную душу — и как раз такого человека, которого он сможет использовать против нас”, — подумал Шон.
Козий Навоз продолжала визжать; по временам визг переходил в бульканье — девочка пыталась забраться в воду так глубоко, как только могла.
— Тише. Тебе не угрожает опасность. Козий Навоз. Жди здесь. Чудовище сбежало. Ты никуда не должна уходить, пока Вознесение не придет за тобой. Ты меня слышишь?
— Слышу и повинуюсь, — ответила девочка. Шон услышал, как полог опускают на место. Вторгшиеся в палатку мужчины шумно выбрались наружу и направились в другую сторону.
Прежде чем Шон успел что-нибудь сказать, девочка выбралась из лохани и потянулась за полотенцем. К Шону она стыдливо повернулась спиной, и он сумел рассмотреть во всей красе синяки и шрамы, покрывавшие всю спину девочки от плеч до ягодиц. На ногах таких следов тоже хватало.
Шон протянул ей одежду, она натянула ее и надела обувь с поразительной быстротой.
Они вышли из шатра так же, как Лузон и “брат” Вопиющий. Рука девочки доверчиво лежала в ладони Шона. Они побежали, пригибаясь, стараясь перемещаться в тени, миновали стоявшие с краю шатры и канули в ночь...
***
Джонни постарался объяснить Лонсиане так вежливо, как только мог, что она не сможет отправиться вместе с ними на выручку Побреките.
— Тогда должна лететь Баника: она ее узнает, — сказала Лонсиана.
— Ну, тогда и я здесь не останусь, даже если мне придется забраться на крышу вертолета, — упрямо заявил Диего. — Если летит Банни, то и я тоже.
Спорить с ним никто не пытался.
Кармелита и ее сестры рассказали Банни о La Pobrecita достаточно для того, чтобы девушка пожелала полететь на ее поиски.
— Чем дальше, тем хуже, — заглядывая внутрь вертолета, сказала Банни. — У майора есть все причины отправиться туда и проверить, что за люди там живут, и причин этих не меньше, чем у Мэттью Лу-зона. А если Лузон сам не поможет нам вырвать Киту из лап этого извращенца, он ведь не захочет, чтобы все его распрекрасные друзья узнали о том, что он мирится с такими ужасными вещами? Разве я не права?
Джонни взглянул на Яну. Он вовсе не был так уверен в том, что Лузона можно пристыдить и заставить помочь Побреките только потому, что она попала в трудное положение и потому, что это было бы правильно. По всему, что видел Джонни, Лузону был неведом стыд. Очень может быть, что друзей Лузона, если таковые у него были, подобные “ужасные вещи” беспокоят не больше, чем его самого.
— Существует закон Межпланетного Сообщества, касающийся принуждения ко вступлению в брак детей, не достигших половой зрелости, — сказала Яна. — Мы уверены в том, что она подпадает под это определение?
— У нее практически нет грудей, но, учитывая то, что она недоедала всю жизнь, это не может быть решающим аргументом, — нахмурилась Лонсиана. — Но у нее самой никогда не было месячных, хотя она знает о “кровотечениях” и о том, что некоторые девушки становятся бесплодными. Побрекита знает слишком много такого, что ей не следует знать!
