Он проворочался в постели до восьми утра, уже не пытаясь уснуть. Затем поднялся, пошел принять душ и побриться. Через полчаса спустился в ресторан на завтрак. Нащекина уже сидела за столиком. Он подошел к ней.

– Доброе утро, – вежливо поздоровался Дронго, – как вы спали?

– Не очень, – призналась она, – переезды на меня всегда действуют. Особенно разница во времени. Я проснулась где-то в половине шестого.

– А я в пять, – улыбнулся Дронго, – вы разрешите?

– Садитесь. У нас есть еще полчаса времени. В девять утра нас будет ждать в посольстве первый секретарь Владлен Коровин.

Дронго прошел чуть дальше, выбрал себе булочку, сыр, масло, мед. Затем вернулся за столик.

– Вы так мало едите? – удивилась Нащекина.

– По утрам да, – ответил он. – Я обычно плотно ем ночью, хотя знаю, что это вредно.

– По вашей фигуре не скажешь, – заметила Нащекина, – вы хорошо выглядите.

– Это просто костюмы создают впечатление подтянутого человека. На самом деле я жутко толстый.

– Неправда. Я сама страдаю склонностью к полноте. При моем росте в метр семьдесят во мне почти шестьдесят три килограмма. Можете себе представить?

– Женщины обычно боятся говорить о таких вещах. Все, что угодно, кроме своего веса. Что касается вас, Эльвира Марковна, то у вас почти идеальный вес.

– Не делайте мне комплиментов, – отмахнулась она, – мне уже почти сорок. В моем возрасте немного смешно их выслушивать.

– Больше не буду. Обещаю не затрагивать эту щекотливую тему.

Она улыбнулась.

– Зато я знаю все ваши параметры, – вдруг сообщила Нащекина.

– Не сомневаюсь, что в вашей службе на меня есть полное досье.

– Не полное, но есть. Мне говорили, что вы об этом знаете. Вы успели отличиться в стольких местах! Раньше я думала, что вас просто придумали, как некий собирательный образ. Такого человека просто не могло существовать.

– Теперь верите?

– Почти. Рост метр восемьдесят семь, вес под сто килограммов. У вас баскетбольный рост и бицепсы боксера, а лицо мыслителя.

– Просто кентавр, – рассмеялся Дронго. – Наша операция тоже попадет в мое личное досье?

– Можете не сомневаться.

– Вы меня успокоили. Приятно сознавать, что где-то фиксируются все мои поездки и расследования. Я рассчитываю, что много лет спустя их издадут отдельной книгой.

– Не издадут, – честно ответила Нащекина, – никогда.

– Жаль. А я так рассчитываю на посмертную славу.

– Можно я задам вам личный вопрос?

– Конечно.

– Почему вы не хотите нормально оформить свои отношения с нами? Устроиться к нам на работу. Вы бывший советский гражданин, у вас есть квартира в Москве, вы известный человек. Думаю, что и с получением гражданства у вас не было бы проблем.

– Возможно. Но я не хочу ничего менять. Более всего на свете я ценю мою свободу. А если я снова вернусь куда-то на работу, мне будет сложно. Мне и так трудно вставать каждое утро в семь часов, но я очень рассчитываю, что рано или поздно мы закончим наше расследование. Можно я тоже задам вам один личный вопрос?

– Только один, – улыбнулась она.

– Вам поручили проработать со мной этот вопрос или это была ваша личная инициатива?

У нее изменилось выражение лица. Она нахмурилась. Затем опять улыбнулась.

– Никогда больше не стану задавать вам таких вопросов. Вы бываете беспощадным.

Он не ответил. Только пожал плечами.

К девяти часам они подошли к массивному зданию российского посольства на Унтер ден Линден. Это был целый комплекс величественных зданий, в которых размещалось еще советское посольство. Их уже ждал первый секретарь посольства Коровин. Это был мужчина среднего роста, с прилизанными волосами, бесцветными глазами и стертыми чертами лица.

Он уже знал, по какому вопросу приехала эта странная парочка. Еще в субботу посольство получило указание из Министерства иностранных дел связаться с руководством полицейского управления Берлина и помочь прибывшим гостям. Разумеется, ни Коровин, ни сам чрезвычайный и полномочный посол не могли решить такой вопрос в субботу вечером. Немцы не работали по выходным дням и изменить это обстоятельство было практически невозможно.

Именно поэтому Дронго и его спутнице пришлось ждать почти до трех часов дня, пока Коровин решал необходимые вопросы, согласовывая разрешения поочередно с руководством полиции города, министерством внутренних дел Германии, министерством иностранных дел. Коровин, при всей его внешней бесцветности, оказался толковым сотрудником, и уже к трем часам дня они получили разрешение приехать в управление криминальной полиции и поговорить с ее руководителем Паулем Герстером.

Управление находилось в западной части города, и им дали машину. Еще через полчаса они уже входили в кабинет комиссара Герстера, который любезно согласился принять их вместе с сотрудником российского посольства герром Коровиным. В кабинете комиссара оказался еще один человек – полный мужчина лет пятидесяти, которого Герстер представил как герра Энгеля из министерства иностранных дел. Дронго обратил внимание, как кивнули друг другу Коровин и Энгель, понимая, что оба лишь числятся дипломатами, а работают совсем по другим ведомствам. При этом каждый знает, где именно работает другой.

– Нам сообщили о вашем желании встретиться с нами, – начал беседу комиссар Герстер. Ему было чуть больше сорока. Это был высокий, уверенный в себе мужчина.

Дронго обратил внимание на его большие руки и широкие ладони. Но он мог лишь догадываться, о чем говорит Герстер, так как не знал немецкого языка.

– Позвольте вам представить моих спутников. Это фрау Нащекина, – сказал Коровин, – а это герр… – он замялся. Затем автоматически спросил по-немецки, – как вас называть?

Дронго понял, о чем его спросили.

– Меня обычно называют Дронго, – по-русски ответил он.

– Извините, – поняла Нащекина, – я запамятовала, что вы не знаете немецкого языка. Теперь буду вашим переводчиком.

Коровин представил своего второго спутника как герра Дронго. Затем представился сам.

– У нас несколько необычная просьба, – продолжил Коровин, – мы хотим посмотреть протоколы осмотра трупа погибшего полтора месяца назад бывшего генерала «Штази» Гельмута Гейтлера.

Нащекина перевела слова Коровина Дронго. Герстер взглянул на Энгеля, и тот кивнул в знак понимания. Очевидно, немецкую сторону уже информировали о цели приезда группы экспертов из Москвы.

– Почему вас так интересует Гейтлер? – спросил Энгель. – Вы хотите узнать нечто конкретное? Вы можете рассказать нам, почему такой повышенный интерес к покойному?

Коровин взглянул на Нащекину, словно предлагая ей высказаться.

– Дело в том, что Гейтлер не совсем обычный гражданин, – пояснила она. – У нас есть определенные подозрения, что Гейтлер не погиб, а всего лишь инсценировал свою смерть. И мы хотим проверить этот факт. Учитывая его прошлое, мне кажется, такое вполне возможно.

Она хотела перевести свои слова Дронго, но тот понял их смысл и сделал знак рукой, чтобы она ничего не говорила.

– Мы тоже знаем его прошлое, – отозвался Герстер, – и поэтому проверили все обстоятельства смерти генерала Гейтлера. Он купил старую машину и пытался на ней ездить. Но у него было больное сердце. И когда он сел за руль тридцатого октября, у него случился сердечный приступ. Машина сбила ограждение и свалилась в реку, где он и захлебнулся. Его автомобиль и труп достали, провели тщательное исследование. На вскрытии были трое патологоанатомов, наши лучшие специалисты. Все трое пришли к единому выводу. Сначала у него было резкое сокращение сердечной мышцы, он даже попытался принять лекарство. Мы нашли остатки его препарата в кабине автомобиля. И несколько таблеток у него на коленях. Пузырек лежал рядом. Абсолютно точно установлено, что он захлебнулся. Не было никакого насилия, в него не стреляли, его не душили, не убивали. – Герстер замолчал.

И тут еще несколько слов добавил Энгель:

– Для опознания тела пригласили его дочь и внука. Они подтвердили, что погибший Гельмут Гейтлер. Вопрос был закрыт.