– Женщин, Кэроу, сжигали на позорном столбе и не за такое, – проворчал Бримстоун.

«Повезло, что мы не в Средневековье», – подумала она.

На других уроках в этот день ничего особенного не случилось. После двух лабораторных по химии и колористике Зузана отправилась на занятия в класс кукольников, а Кэроу – на живопись. Через три часа они вновь оказались в том же холодном зимнем сумраке, что и утром.

– В «Ядовитую кухню»? – осведомилась Зузана, едва ступив за порог лицея.

– Спрашиваешь! Я просто умираю с голоду, – ответила Кэроу.

Закрываясь от ледяного ветра, девушки направились в сторону реки.

Улицы Праги – фантазия, почти не тронутая двадцать первым веком. Да и двадцатым, и девятнадцатым тоже, если уж на то пошло. Город алхимиков и мечтателей, с булыжными мостовыми времен Средневековья, по которым бродили големы и мистики, которые топтали иноземные захватчики. Высокие здания – золотистые, карминные, бледно-голубые – украшены лепниной в стиле рококо, увенчаны красными крышами. Барочные купола зеленоватые, цвета подернутой патиной меди; острия готических шпилей готовы принять изгнанных с небес ангелов. Ветер несет воспоминания о чародеях, революционерах, скрипачах, а мощеные улочки вьются между домами словно ручейки. Бродячие музыканты в моцартовских париках, исполняющие камерную музыку, свесившиеся из окон марионетки – город-театр с кукловодами за бархатной ширмой.

Над всем этим на холме высится шипастый силуэт замка, по ночам утопающего в призрачном свете прожекторов. В тот вечер раздувшееся от снежных туч небо висело низко, и вокруг фонарей образовались радужные кольца.

«Ядовитая кухня» на берегу Чертовки – место, на которое редко кто наткнется случайно. Чтобы найти его, нужно нырнуть под низкую каменную арку. Оттуда за обнесенным стенами церковным кладбищем виднеются огоньки кафе. К сожалению, у туристов отняли шанс забрести сюда нечаянно – путеводитель «Лоунли плэнет» обнародовал его адрес:

«Храм, относившийся к средневековому монастырю, сгорел около трехсот лет назад, однако стены монашеской обители уцелели, и теперь тут располагается оригинальнейшее кафе, аналог которому вы вряд ли где-либо встретите. Интерьер украшен классическими статуями, щеголяющими в противогазах времен Первой мировой войны из личной коллекции владельца заведения. Легенда гласит, что монастырский повар лишился рассудка и отравил всех обитателей монастыря гуляшом. Какое, по-вашему, тут фирменное блюдо? Конечно, ГУЛЯШ! Располагайтесь на бархатном диване и положите уставшие ноги на гроб. Вполне возможно, что черепа в шкафу за барной стойкой принадлежат убитым монахам. А может быть, и нет…»

И последние полгода под арку то и дело совали нос любопытные бэкпекеры[1], жаждущие увидеть какое-нибудь мрачное проявление Праги, чтобы написать об этом на открытке домой.

Однако сегодня здесь было затишье. В углу супружеская пара иностранных туристов фотографировала своих детей, натянувших противогазы; у бара, сгорбившись, сидели несколько мужчин. Большинство столов – в виде гробов, – дополненных низкими диванчиками с бархатной обивкой, пустовали. Повсюду стояли римские статуи: боги и нимфы высотой в человеческий рост с отломанными руками и крыльями, а посреди зала высилась копия конной статуи Марка Аврелия с Капитолийского холма.

– Вот здорово, Мор свободен! – воскликнула Кэроу, направляясь к скульптуре.

Массивный император – в противогазе, как и его конь, – всегда напоминал Кэроу сеющего чуму первого всадника Апокалипсиса. Девочки любили столик в его тени – место хоть и уединенное, но с прекрасным обзором всего кафе сквозь конские ноги – удобно, если вдруг зайдет какая-нибудь интересная личность.

Они сбросили портфели и повесили пальто на каменные пальцы Марка Аврелия. За барной стойкой одноглазый владелец поднял руку, и они помахали в ответ.

Девочки приходили сюда вот уже в течение двух с половиной лет – с первого года обучения в лицее. Тогда им было всего по пятнадцать. Кэроу только что приехала в Прагу и никого здесь не знала. Чешский все еще оставлял во рту странный привкус незнакомой пряности. Этим языком она овладела совсем недавно, не обучаясь, а загадав желание, – в день рождения Бримстоун всегда пополнял ее коллекцию иностранных языков.

Раньше Кэроу училась в Англии, в школе-интернате, и хотя британским английским владела безупречно, все-таки больше пользовалась американским вариантом, на котором разговаривала в детстве, поэтому одноклассники считали ее американкой. Но это было не так. Она не принадлежала ни одной стране, все ее документы были поддельными. А единственный язык, который она выучила с рождения, к человеческим не относился.

Зузана была родом из Чески-Крумлова, очаровательного городка на юге Богемии, из старинной династии мастеровых, занимавшихся изготовлением марионеток. Ее старший брат поверг семью в шок, поступив на службу в армию, но сама Зузана жить не могла без кукол. Она и продолжила семейную традицию. Как и Кэроу, в лицее Зузана никого не знала, и так уж получилось, что в самом начале первого семестра им обеим поручили расписать стену в одной из местных начальных школ. Целую неделю по вечерам девочки рисовали, стоя на стремянках, а после работы стали захаживать в «Ядовитую кухню». Тогда и началась их дружба. Позже хозяин кафе попросил их разрисовать стены уборной скелетами в обмен на месяц бесплатных ужинов – он рассчитывал, что они не забудут дорогу сюда. Так и случилось – уже два года они оставались верны заведению.

Взяв по порции гуляша, девочки обсуждали выходку Каза, волосы в носу учителя химии (Зузана утверждала, что их можно заплести в косички) и идеи проектов на предстоящий семестр. Вскоре разговор плавно перешел к новому красавцу скрипачу в оркестре Пражского театра марионеток.

– У него есть девушка, – скорбно произнесла Зузана.

– С чего ты взяла?

– В перерывах он только и делает, что строчит эсэмэски.

– Ну и что? А вдруг он разоблачил преступника и шлет ему загадочные послания, чтобы вывести из себя, – предположила Кэроу.

– Ага, конечно. Как я сама не дотумкала?

– Я хочу сказать, почему сразу девушка? Могут быть и другие объяснения. В конце концов, давно ты стала такой застенчивой? Поговори с ним!

– И что я скажу? Прохлаждаемся, красавчик?

– Хотя бы.

Зузана фыркнула. В театре она работала ассистентом кукловода и незадолго до Рождества по уши втрескалась в скрипача. Обычно не стеснительная, девушка едва перебросилась с ним несколькими фразами.

– Наверное, он думает, что я маленькая, – жаловалась она. – Не представляешь, каково это – быть ростом с ребенка.

– С марионетку, – сказала Кэроу.

Никакого сочувствия к подруге по этому поводу она не испытывала. Миниатюрная Зузана казалась ей совершенством, она была как лесная фея, которую так и хочется посадить себе в карман. Впрочем, бешеная и кусачая фея.

– Да, очаровательная кукла Зузана! Посмотрите, как она танцует.

Зузана сделала ломаное движение руками, словно марионетка-балерина.

– Ух ты! – воскликнула Кэроу. – Вот что тебе нужно для проекта! Сделай огромного кукловода, а сама будешь марионеткой. Понимаешь? Кукольное представление наоборот. Такого ни у кого не было. Ты – кукла, танцующая на нитях, только на самом деле твои движения заставляют двигаться кукловода.

Зузана замерла. По выражению ее лица Кэроу поняла – подруга представляет себе картинку.

– Кукла будет просто громадная, – задумчиво произнесла она.

– Сделаю тебе макияж – не отличишь от игрушечной балерины.

– А как же ты? Идея ведь твоя.

– Дарю! Не хватало мне только мастерить огромную марионетку.

– Тогда спасибо. А для себя ты что-нибудь придумала?

Нет, не придумала.

В прошлом семестре на курсе костюмеров Кэроу соорудила крылья ангела. Оснастка, с помощью которой крылья крепились на спине, позволяла поднимать и опускать их. В полностью разложенном виде ее творение давало пышный размах в двенадцать футов. Она надела крылья, чтобы продемонстрировать Бримстоуну, но так и не добралась до него. В передней ее остановила Исса – добрейшая Исса! – и зашипела, раскрыв капюшон кобры: