Тем временем красноречивое повествование Мираба подошло к тому месту, где мы с ним по счастливой (у меня, правда, на этот счет иное мнение) случайности встретились. Все дальнейшие злоключения, которые происходили с моим непосредственным участием, мне уже были хорошо известны, поэтому я несколько потеряла интерес к рассказу.
Как же все закрутилось в последнее время, запуталось. Происходящее представлялось мне клубком ниток в шкодливых лапках маленького котенка, который порезвится с забавной игрушкой и со спокойной совестью пойдет спать на диван, а добрая старушка будет полночи разматывать узелки, разрывать и снова аккуратно связывать особенно запутанные места, чтобы на следующий день связать из этого, казалось бы, безнадежно испорченного клубочка носки или шарфик. Старушка ругается на мелкого несмышленыша, ворчит, но долго и терпеливо исправляет то, что всего за несколько минут наворотил котик. А хватит ли клубочка на что-нибудь мало-мальски полезное, она и сама не знает, пока вязать не начнет. Вот и я не знала, хватит ли у меня ниточек, сил и терпения на созидание приличного творения, кое является моей собственной судьбой. Ведь Лихой в облике котенка постарался на славу, так напортачив, что я уже готова выбросить этот уже никуда не годный комок пряжи.
– Сатия, ты что делаешь? – вдруг неожиданно пихнул меня в бок локтем Мираб. Несильно, но довольно чувствительно, чтобы я выбралась из закромов своих грустных мыслей.
– А что такое? – растерянно заморгала я, выплывая из глубокой задумчивости, больше похожей на полудрему, и недоуменно переводя взгляд с одного спутника на другого.
Что я опять не так сделала?
– Что соломинки и травинки жуют, когда тяжкие думы одолевают, это я видел, даже сам практиковал, но чтобы веточки целиком съедали… – В золотых глазах Полоза плясали веселые искорки. – Сатия, неужели ты не наелась за ужином? За хворостом сама пойдешь, если он вдруг по твоей вине быстро кончится.
– Все полезно, что в рот полезло, – внес и свою издевательскую лепту Мираб, хитро поглядывая на меня.
Я опустила глаза и чуть не упала. В руках у меня была уже сильно обглоданная ветка. Оказывается, я впала в такую глубокую задумчивость, что даже не заметила, как медленно, но верно сгрызаю сваленный у моих ног сушняк для костра. Сгрызаю в прямом смысле! Внутренний жар и невозможность получить хоть немного огненной энергии сыграли со мной злую шутку, если я занимаюсь подобным безобразием уже на бессознательном уровне. Одно успокаивало – мне стало немного легче. Похоже, хворост теперь придется собирать не только для костра.
– Если ты не хочешь сама себя выдать, то прекрати изображать короеда, Полоз тебя может неправильно понять, – еле слышно прошептал мне Мираб.
– Главное, чтобы он не понял правильно, – простонала я, зашвыривая обглоданную ветку в костер, и вслух как можно небрежнее высказалась: – Подумаешь, у каждого свои странности.
– Никто не спорит, – усмехнулся Полоз, продолжая с каким-то повышенным интересом за мной наблюдать. Надеюсь, он ничего не заподозрил? Хотя, если бы заподозрил, выражение его лица было бы совсе-э-эм другое. – Хорошо еще, что ты землю горстями не зачерпываешь, на закуску.
– Я с самого начала подозревала, что ты питаешь страсть к рытью норок, – поддела в свою очередь и я. – Много уже успел накопать?
– Достаточно, чтобы хоронить там особенно надоедливых. Я копаю их по мере необходимости.
– То-то я смотрю, ты все один да один ездил до встречи с нами.
– Просто не люблю скучных компаний…
– А с нами сразу весело стало?
– По крайней мере, оригинально.
Я фыркнула и стала устраиваться на ночлег. Мираб свернулся калачиком у меня под боком и краем глаза посматривал на моего благоверного, но уже через несколько минут сладко сопел. Всегда завидовала детям – какие бы сильные потрясения они ни пережили за день, а как только все оказывается позади, тут же спокойно засыпают, без всяких тревожных мыслей. А утром снова бодрые, веселые и готовы к новым свершениям. Это, наверное, защитная реакция такая, чтобы хрупкая детская психика меньше страдала от стрессов. А взрослым как быть?
Но меня-то как раз всякие непутевые мысли одолевали. В том, что Полоз случайно узнал, кем на самом деле является Мираб, ничего ужасного нет, даже куча преимуществ. Не надо постоянно следить за его мимикой и выражением лица. Никогда не улыбающийся ребенок, тем более эльф, вызывает еще больше подозрений, чем дракон-вегетарианец. Главное – отреагировал более-менее адекватно. Не совсем, конечно, тоже наслушался всякого разного про эльфырей, но и на тупое убийство не пошел, прислушавшись к доводам разума (моим то есть). А вот за собой мне теперь глаз да глаз нужен. Я уже чуть не опростоволосилась сегодня с этими веточками. Если так дальше дело пойдет, то можно будет с чистой совестью написать у себя на лбу табличку «Саламандра» и идти сдаваться с повинной. Полоз далеко не дурак, как вдруг неожиданно оказалось, и может очень не вовремя сделать верные выводы на основании своих наблюдений. Оно мне надо? Пусть лучше наемницей меня считает, так спокойнее.
Моему сну мешали не только беспокойные думы, но и постоянные шорохи, вздохи, подвывания, доносящиеся из чащи. Мне постоянно казалось, что вот сейчас на поляну выскочат ужасные монстры с тройным набором жевательно-кусательного аппарата и будут нас долго и с чувством обгладывать.
– Не притворяйся, я знаю, что ты не спишь… – вдруг тихо произнес Полоз.
А этот что колобродит? Неужто тоже мозг всякими вредными для здорового сна думами отяготился?
– С чего ты взял? – недовольно отозвалась я. – Сплю я, и очень крепко.
– Не спишь, у тебя ресницы подрагивают.
Логика железная, только не ко времени. Ночь на дворе (в лесу, точнее), я и так уснуть никак не могу, а он к моим ресницам цепляется!
– И что? Ты во сне можешь себя полностью контролировать?
Он замолчал. Я уже собралась обрадоваться, что меня оставили в покое, но не тут-то было.
– Сатия, ты веришь этому эльфырю?
Я тяжело вздохнула и приподнялась на локте. Все равно ведь не отстанет.
– Полоз, у меня еще не было случая поймать его на вранье, – честно ответила я. – Если ты боишься или тебя одолевают сомнения, мы тебя не держим, но я выполню данную этому мальчику обещание и довезу его до дома. Детей нельзя обманывать, чьими бы они ни были и кем бы ни являлись на самом деле.
Я посмотрела на беззащитно спящего мальчика. Он лежал, положив ладошки под голову, и сладко посапывал. Ничего кровожадного в нем сейчас не было совершенно. Обычный ребенок, а что крылья есть и клыки длиннее среднестатистических, так у кого отклонений от нормы нет? Полоз так вообще вон в какую огромную змеюку превращается, и ничего, никто от него не шарахается, убить не пытается, а тут на бедного ребенка весь мир ополчился. И ладно бы было за что.
– Если все, что рассказал Мираб, правда, то зачем Темным скрывать не только сам факт существования эльфырей, но и выставлять их самыми опасными и кровожадными существами? – озаботился Полоз. – Ничего не возникает на пустом месте. Не вижу логики.
– Это еще не значит, что ее нет, – вполне резонно возразила я.
– Возможно.
Мой благоверный снова задумался, медленно вороша палкой угли в костре. Видок у него был малость потрепанный. Светлые волосы взъерошены, коса растрепалась, одежда местами порвана, руки ободраны. Интересно, о чем он думает?
– Еще вопросы или мне поспать будет дозволено? – наблюдая за ним, полюбопытствовала я и демонстративно зевнула.
– Кто ты, Сатия? – последовал незамедлительно новый вопрос, и проницательный взгляд Полоза вперился в меня. Не нравится мне, когда он так смотрит, это предвещает большие неприятности. Мне, естественно.
Вот зачем я напросилась?
– А тебе-то что? – нарочито небрежно спросила я и снова улеглась, спрятавшись за спящего Мираба.
– Просто интересно. Ты совсем не похожа ни на наемницу, ни на воина, ни на странствующего пилигрима, уставшего от однообразной жизни в отчем доме и жаждущего приключений на филейную часть.
