И этого-то человека, этого «Ваала» отправился искать Нотон.

Однажды днем Вирге в университет позвонила Джудит Нотон.

— Я хотела узнать, — ровным голосом спросила она, — не было ли за последнюю неделю вестей от Дональда?

— Нет, — ответил Вирга. — Я полагал, он уже вернулся. Нет?

— Нет.

Вирга подождал, не скажет ли Джудит еще что-нибудь. Миссис Нотон молчала, и он неловко сказал:

— Что ж, возможно, он с головой ушел в свой проект. Вы же знаете, иногда в процессе работы так называемые «ученые мужи» ведут себя точно малые дети. Мы полностью утрачиваем чувство времени. Кстати, кажется, на прошлой неделе у Тимми был день рождения? Сколько же ему сейчас? Семь?

— Да. Семь. Дональд перед отъездом купил ему подарок.

— А-а. Честно говоря, я полагал к этому времени узнать от Дональда несколько больше. Я получил от него два или три письма с общей информацией о том, как подвигаются его дела, но последнее пришло три недели назад, и с тех пор — ничего. Признаться, он мне очень нужен: пора составлять учебный план на следующий семестр, и я хотел бы получить определенное представление о том материале, который собирается давать студентам Дональд. Неизвестно, когда он вернется?

— Нет, — сказала Джудит, и Вирга услышал в трубке приглушенное рыдание.

— Джудит, — спросил он, — что-нибудь случилось?

На следующий день, встретившись с ней за обедом, он заметил, что руки у нее дрожат, а глаза припухли. Он заказал для нее бокал вина и сказал:

— Ну-с, вы так и не объяснили мне, в чем проблема. Я из кожи вон лезу, чтобы вас подбодрить, а вы словно воды в рот набрали. — Он осторожно улыбнулся. — Не понимаю я современных женщин. Наверное, и пытаться не стоит.

Джудит принужденно улыбнулась в ответ, и Вирга заметил, что ей очень не по себе. Наклонившись к ней, он сказал:

— Я хотел бы помочь вам, если это в моих силах.

Джудит смотрела в свой бокал; Вирга понял, что она намеренно избегает встречаться с ним глазами. Теребя ножку бокала, она проговорила:

— Я получила письмо от Дональда. С неделю назад. И не знала, что делать, с кем поговорить. Я подумала, может, это какой-то розыгрыш… не знаю, что я подумала. — Она покопалась в сумочке. Письмо шло долго: оно было мятое, в пятнах, потертое на сгибах. Джудит подтолкнула его по столу к Вирге. — Вот, — сказала она.

Вирга открыл конверт и аккуратно развернул потрепанный листок. На нем неразборчивыми каракулями было нацарапано всего одно слово: «Прощай».

Вирга заметил:

— Но это не почерк Дональда. Не он послал это.

— Нет, он, — возразила Джудит. — Я узнаю почерк — просто он писал второпях. — Она закрыла лицо руками. — Не знаю, что я такого сделала. — Она задрожала и подавила рыдание.

— Он говорил вам, где он остановился?

— Да. Я звонила туда, но мне сказали, что он оставил всю свою одежду, все чемоданы и… исчез. — Джудит вдруг умоляюще посмотрела на Виргу. — У нас никогда не было никаких проблем. Честно. Так, небольшие споры по пустякам. Но ничего такого, что заставило бы Дональда бросить меня вот так, без предупреждения. Это совсем на него не похоже… — Она опустила глаза, устыдившись того, что втягивает Виргу в их семейные дела. — Что мне делать?

Вирга сидел, подперев руками подбородок. На столе рядом с ним лежал «Тайм». Потерянный, безнадежный взгляд Джудит ускорил его решение. Обсудив с доктором Лэндоном, сможет ли тот в течение недели исполнять обязанности заведующего кафедрой, профессор заказал билет на самолет и забронировал номер в гостинице.

Джудит была права; такой поступок был не в характере спокойного, сдержанного Нотона. И почерк — Вирге врезались в память едва разборчивые каракули, словно по бумаге царапал лапой бешеный зверь. А теперь еще и это… этот ненормальный, именующий себя Ваалом и, возможно, прямо или косвенно ответственный за письмо Нотона. Вирге стало жарко: он почувствовал, что ему брошен вызов. Сумасшедший, лжемессия, соблазняет тысячи людей собраться в пустыне и присягнуть ему на верность. Разумный, интеллигентный человек вдруг одним кое-как накорябанным словом перечеркивает свой брак, свою работу, свою жизнь. Существовала ли здесь взаимосвязь? Исполнившись новой решимости, Вирга встал и вернулся в спальню, чтобы закончить сборы.

На следующий день в лучах восходящего солнца Вирга летел «Боингом» компании ТВА в Лиссабон. От конечного пункта назначения профессора отделяло еще много часов пути. Ему предстоял перелет из Лиссабона в Каир, а оттуда, через выступающий треугольник Саудовской Аравии, в Кувейт. Проглотив две порции шотландского виски, он попытался сосредоточиться на «Легендах о богах», которые он прихватил в дорогу, желая освежить в памяти дохристианские обряды, посвященные хананейскому богу плодородия, и значение бога-воителя Ваала. Ваал, насколько ему было известно (в студенческие годы Вирга в числе прочего прослушал курс лекций по дохристианским культам), был изгнан из Ханаана Иеговой, которого в тот исторический период называли Яхве. С тех пор последователи Яхве презирали даже память о Ваале.

Вирге было интересно, как бог Ваал превратился в демона Ваала. Возможно, виновата была людская память, откликнувшаяся таким образом на гнусные оргии и жертвоприношения детей в его храмах; возможно, причина крылась в воспоминаниях об уничтожении Ханаана разгневанным Яхве, передававшихся из уст в уста у племенных костров и наконец с книгой Иисуса Навина попавших в Ветхий Завет. Но профессора неотвязно преследовал вопрос: мифическая ли фигура Ваал? Если Иегова — историческая личность, в чем сам Вирга не сомневался, то что насчет младших богов, Ваала и Сета, Мота и Митры? Но, как бы там ни было, новый мессия намеренно принял имя «Ваал», и Вирге очень хотелось узнать почему.

Он оказался не готов к суматохе Кувейтского международного аэропорта. Чудовищно утомленный перелетом, еле держась на ногах, он подхватил чемоданы и подозвал такси, чтобы как можно скорее удрать от журналистов с их камерами и микрофонами на «удочках». Над шоссе, которое вело в город, дрожал разогретый солнцем воздух; горячие волны катились над землей и выплескивались на окрестные равнины. Вирга много раз бывал на Ближнем Востоке, хорошо знал местные язык и обычаи и неизменно находил эту землю либо очень древней, либо очень юной, либо разрушенной временем, либо только пробуждающейся от многовекового сна. Он вынул из кармана пиджака тюбик — мазь от солнечных ожогов — и намазал лоб и переносицу. Шоссе было запружено самыми разными средствами передвижения, от лимузинов до ослов. Периодически Вирга замечал следы дорожных происшествий. По обеим сторонам автострады горели остовы разбитых и брошенных машин. Вдали в зыбком знойном мареве вставали башни города, а южнее в небо тысячью темных стягов поднимался дым. Вирга понял, что это и есть лагерь, о котором писал Нотон.

На окраине города Вирга увидел наспех сколоченные лачуги, сооруженные для того, чтобы справиться с наплывом народа. На плоской земле жарились на солнце тесно поставленные сборные домики и палатки из козьих шкур, а в небе медленно клубился дым; время от времени ветер выносил его на шоссе, и тогда водители сворачивали на обочину, чтобы не въехать ненароком в кучу гниющих отбросов или ворох тряпья.

В городе Вирга почувствовал, что наконец попал на театр военных действий. Ему стало страшно. Оравы нищих со злыми глазами забрасывали камнями проезжающие машины, норовя попасть в окно, а кувейтские полицейские, вооруженные револьверами и дубинками, врезались в самую гущу смутьянов, чтобы отогнать от дороги. Оборванцы раскачивали припаркованные у тротуаров автомобили и опрокидывали их. В барачных кварталах пылали пожары, горело и несколько зданий в центре города. Дважды водитель Вирги чертыхался и резко выруливал, чтобы не переехать распростертого на дороге человека.

Таксист вдавил педаль газа в пол, и машина с ревом промчалась сквозь группу арабов, ожидавших, что шофер притормозит. Арабы с руганью кинулись врассыпную. В крыло такси ударил камень, и Вирга понял, что попал в страну безумцев. Безумие здесь было неразлучно с дымом. Ветер с залива разносил его повсюду, и Вирга испугался, что, надышавшись им, сам лишится рассудка.