– Что? – подняла я брови, прекрасно понимая суть жестов, но совершенно не улавливая дальнейших вражеских планов в отношении хрупкой беспомощной девушки, то бишь меня.

– Мутус ай филатус! Хрымба! – заявил рыцарь. Строго так. Властно. Типа: «Будет так, как я сказал – и точка!» Остальные забегали, меня тут же подвинули к костру, всучив кусок недожаренного мяса с подгоревшей до угольно-черного верха корочкой.

Я задумчиво покрутила в руках щедрые дары леса и робко попыталась откусить оттуда кусочек, не желая расстраивать гостеприимных рыцарей.

Х-хы! Слава богу, что действовала с опаской и не запустила зубы с размаху… Иначе там бы их и оставила. Колоритно бы смотрелся кусок оленины, украшенный моей челюстью. Воистину: бойтесь данайцев, дары приносящих!

– Шпасибо! – поблагодарила я за угощение, проверяя языком наличие зубов. Никак не могла с ходу определить: двадцать восемь – это норма или патология? – Я шыта!

– Лапуся, хлюпус! – отреагировал один из наблюдающих за мной рыцарей (разбойников к тому времени обезвредили и надежно примотали к близлежащим деревьям, создав определенный антураж), протягивая мне рог, наполненный жидкостью.

– Ну, если «лапуся»… – растаяла я. – Тогда давай на брудершафт, красавчик.

Но мужик поскромничал и ретировался раньше, нежели я успела его остановить. Не повезло.

– Вот так всегда! – резюмировала я, грустным взглядом провожая особь противоположного пола, отдавшую предпочтение проверке крепости веревок разбойников общению с милой девушкой. Смертельно обиделась на жизненную несправедливость (столько красивых мужиков, а я, как назло, выгляжу страшнее бомжа!) и горестно отхлебнула из тяжелой, украшенной золотистыми металлическими завитушками посудины.

Так я впервые познакомилась с местным алкоголем… Вино, надо сказать, оказалось чудесным! Фруктовое, пахнущее спелой земляникой и оставляющее чуточку терпкое послевкусие благородной синей сливы. По жилам пробежала волна тепла, жизнь сразу показалась не такой уж мерзкой и беспросветной. В конце концов, я жива-здорова, относительно сыта, согрета, если не душевным теплом, то костром и сладким вином. Хороший пикничок намечался! В уютной компании. По крайней мере, враждебности ко мне никто не проявлял. Наоборот, вон, даже теплый плащ дали, чтоб немножко пофорсить!

– Мужики, – спросила я, благосклонно поглядывая на молоденького оруженосца, укутывающего меня в шикарный плащ, отделанный черным мехом, – гитара у вас в наличии есть? Как насчет песен около костра?

– Пезни? – переспросил русоголовый оруженосец. – Копыло шварк «пезни»?

– Темнота! – пожалела я бедного. – Песни – это… «Милая моя, солнышко лесное…» – загорланила от души, размахивая рогом.

– Ту-ту уду? – встревоженно подошел к нам один из рыцарей.

Мужественный блондин с синими глазами и ямочкой на подбородке был так хорош, что я застыла на полуслове, но потом опомнилась и снова обиделась:

– Сам ты «ту-ту»!

– О! – обрадовался блондин. – Лапуся хвыр ту-ту!

– Приплыли! – Настроение стремительно падало вниз по причине языкового барьера. Откуда я знала, что в их языке значило «ту-ту» и почему они не говорят по-русски, будучи в нашем, русском же лесу? Может, вражеские диверсанты? Ага, в униформе тевтонских рыцарей! Или завезли каких-то дятлов из глуши по обмену опытом?

А где тогда переводчик? Или толмач в лесу им не нужен? В самом деле, оленям, что ли, переводить? Кто ж знал, что я им на жизненном пути попадусь? Места глухие, разумом не тронутые… пардон, цивилизацией не испорченные. Все же как-то странно. И чем дальше, тем сложнее разобраться. Но должно быть хоть какое-то разумное объяснение? Или нет?

Из моих рук вывалилась и со звоном упала глиняная кружка, разбиваясь на черепки.

– Девка безрукая! – ухватился за новый повод слегка подрать глотку господин Бормель, который вообще иначе как криком обычно не разговаривал. Считал, гм, ниже своего достоинства и вырабатывал командный голос.

Когда-то на заре карьеры, в далекой юности, трактирщик пару месяцев прослужил в армии Сегала наемником, пока его не вытурили за лень и несоблюдение приказов. Зато за весьма короткое время господин Бормель сумел завязать тесные дружеские отношения с интендантом и хорошенько нажиться на продаже фуража и обмундирования. Это по секрету однажды поведала кухарка, когда в очередной раз изливала необъятную душу и открывала мне глаза на неприглядные замашки благоверного. Да-да, трактирщик пользовался немалым спросом у незамужних дам и весьма высоко котировался!

Городок, в котором я обосновалась чуть больше года назад, был маленьким, и практически все жители друг друга знали. Если не по именам, так в лицо. Вот меня уж точно знали все!

Во-первых – потому что рыжая, а это в северных краях редкость. Рыжая масть гораздо чаще встречалась на юге страны, а там, где я сейчас обреталась, моя грива производила впечатление хэллоуинской тыквы. Вроде предмет привычный, но поглазеть все же стоит: вдруг оживет и напугает!

Во-вторых – я пришлая и сумасшедшая. Об этом шептались на всех углах. Даже не скрываясь. Чего уж там стесняться, если нормальная взрослая девка понятия не имеет о местном укладе, законах и ничего не умеет делать? К слову сказать, я пробовала себя на разных работах, в основном – сельскохозяйственных.

Мда-а… после нескольких несчастных случаев на производстве пришлось навсегда забыть о карьере селянки. Мне с трудом удавалось справиться с вилами; я чудом не зарезалась серпом; едва не утопла в колодце, когда наклонилась за ведром и упала вниз; за мной гонялся взбешенный бык, которого я по неопытности приняла за корову и попыталась доить. А я виновата, что было темно и он ко мне задом стоял?

Ну и, в-третьих – я работала в трактире, куда, так или иначе, наведывался весь город. Мужья – за выпивкой и девками, жены за мужьями и за девками (за волосы потаскать для профилактики), приезжие – за комплексным набором услуг: выпивкой, девками и ночлегом. И так далее…

Так что меня знали все не только в городе Фряале (милое название, правда?), но и в близлежащих селах. А после ярмарки… вспоминать страшно…

– Ты долго еще будешь возиться? – стенал над моей невинной душой мстительный призрак буржуазии в лице господина Бормеля. – Пора спать! – И, чтоб не портить впечатление от своих слов, широко зевал так, что в рот могла залететь не муха, а целый отряд летучих мышей.

– Дык идите, – проскрипела я, прилежно заканчивая бесконечно нудную домашнюю работу. Недоуменно фыркнула: – Кто ж вам мешает?

Такая перебранка у нас случалась всякий раз. Господин Бормель путал прислугу со святым духом: та должна, по его мнению, убирать все по мановению руки и после сего действа бесследно испаряться. Я же необходимыми идеальными качествами не обладала и по воздуху летать не умела, поэтому приходилось по старинке, на своих двоих.

Что же касалось оплаты… здесь он меня существенно повысил и вообще приравнял к Мари… Мори… все забываю ихнего религиозного покровителя. Факт тот, что, по легенде, мужик питался святым духом; и мой хозяин тоже наивно полагал, что платить подавальщице, мойщице посуды и уборщице в моем лице не нужно, а есть мне и вовсе не обязательно – баловство одно, перевод продукта.

– Ты! – повысил громкость трактирщик. – Мне нужно дверь запереть! Убирай все и выматывайся. А стоимость кружки я вычту…

– Эй, придержите коней! Ничего не выйдет, вы мне ни шиша не платите! – напомнила я. – Я за харчи тут тружусь и из любви к искусству.

– Ах, да! – с глубоким внутренним сожалением вспомнил о нашем договоре эксплуататор. Тут же ловко вывернулся: – Тогда придешь завтра на час раньше!

– Так, может, мне вообще не уходить?.. – ненавязчиво поинтересовалась я, прикидывая, стоит ли нынче спорить с работодателем или послать прямым текстом сразу по далекому, но надежному и проверенному маршруту, давно известному каждому русскому товарищу? Решила не рисковать.

Собрала крупные черепки, смела мелкую крошку и, залив грязную посуду мыльной водой, была готова на выход. Трудовой подвиг плавно перешел в отдых, чтобы закончиться не начавшись. На сон мне оставалось около шести часов, включая дорогу к бабульке и обратно. Завтра труба снова протрубит в бой за право выживания под солнцем.