Райза быстро училась. Когда она под присмотром проводника завершила задания первого дня, он сказал ей:

— Ты можешь справляться с передачами без меня — что разгрузит мое расписание. С тобой будет Серджи. После разъединения тебе не понадобится товарищ для таких передач — только с самыми капризными донорами, и то больше для твоей защиты.

— А почему эти доноры не товарищи? Ни один из них сегодня не боялся. Большинство старались успокоить меня, они не проявляли никакого отвращения… когда их касался джанкт.

— А много ли селина они давали? — спросил Серджи.

— Больше, чем понадобится ренсайму на месяц.

— Но для проводника этого недостаточно, — объяснил Недд. — У этих людей годы опыта. Если бы подростками они относились к этому так, как сейчас, то могли бы стать товарищами. Но это не так. Они дают передачу смело, из чувства долга… но не радостно и безбоязненно. Отношение так же важно, как физическая способность. Производство селина у джена после достижения организмом зрелости выравнивается, если только он не испытывает селиновый нейгер.

«Потребность давать». Теперь Райза хорошо понимала смысл этого термина; она ощущала эту потребность в Серджи и в Гевроне, другом товарище.

— Бывают исключения, — заметил Серджи. — Мы называем таких людей естественными донорами. Это взрослые, которых можно научить быть товарищами.

— Как Синта, — подтвердил Недд. — Ты с ней уже работала, Райза?

— Нет, не думаю.

— Ты ее узнаешь, — сказал Серджи. — Она говорит на саймском с акцентом. Ее захватили рейдеры на Внешних территориях. К счастью, мы с Неддом как раз в том месяце были на аукционе.

— Несмотря на все, что ей пришлось испытать, она сумела развить свои врожденные способности товарища, — добавил Недд. — А теперь больше никаких уроков истории. Пора попрактиковаться в передачах. Теперь не я буду извлекать селин, ты должна переместить его в мою вторичную систему, словно я ренсайм, испытывающий потребность.

Когда Недд исполняет обязанности проводника, его вторичная система маскирует первичную. И тогда он распространяет тревожное поле ренсайма в потребности. Райза использовала хватку для передачи и завершила цепь, позволил своей вторичной системе взять верх. Недд принял столько селина, сколько принимает обычный ренсайм, потом разорвал контакт.

— Ты на самом деле считаешь, что это может кого-нибудь удовлетворить? — спросил он.

— А что?

— Ты ничего не дала мне, Райза, ничего — только селин. Давай, дай мне твои чувства относительно этого.

Она попробовала снова, проецируя ощущения удовольствия и удовлетворения.

— Лучше, — сказал Недд, — но все равно не благодать эго.

— Благодать эго?

— Не благодать убийства — сайм, привыкший к нему, ищет его в каждом убийстве. Но ты можешь дать ренсайму ощущение того же качества, какое дает тебе товарищ.

Райза попробовала еще раз — и пробовала день за днем до самого поворотного пункта, после чего вернулась в свое полузаключение.

Поворотный пункт у нее наступил на два дня раньше срока; она не понимала почему — в последней передаче Серджи дал ей много селина, а она не ускорялась.

Серджи объяснил:

— Сознательно ты не ускорялась, но ты в постоянном напряжении и поэтому тратишь много селина.

— Но если у меня преждевременно начнется жесткая потребность, как же ты? — в страхе спросила она, вспомнив, что он сказал о том, как дженов могут опустошить до смерти. — Ты еще не восполнил свой селин!

— Райза, — спокойно ответил он, — злиннь мое производство селина.

Она чувствовала, как работает каждая клеточка его организма, пульсируя в ритме с нею, готовясь обслужить ее потребность, как бы велика она ни была. Его поле окутывало ее, давало возможность чувствовать себя в безопасности.

Теперь она как можно больше времени проводила в нейгере Серджи. Вместе с Серджи ходила в мастерскую, смотрела, как он готовит и полирует подстаканники для Таннена Дарли. Подыскивая другие небольшие предметы, которые можно было бы сделать из металла, она подумала о карандашах и ручках, о поясах для пряжек, о металлических деталях упряжи — обо всем, без чего местные жители обходятся или что вырезают из дерева. Серджи воспользовался несколькими ее идеями, в магазин кое-что взяли, но хорошо продавались только подстаканники.

Однако однажды, глядя на эти подстаканники, Райза вспомнила другой напиток, который тоже подают в стаканах с подстаканниками, — порстан. «Здесь, наверно, его подают в глиняных кружках», — подумала она. А не захочет ли Лавин сделать заказ и на такие изделия?

— Давай попробуем, — сказала она Серджи. — Сделай несколько, а я предложу их владельцам салунов.

— Подстаканники для порстана? Никогда не был в салуне для саймов. И не знаю, какой рисунок для них подойдет.

— Но сам порстан ты хоть раз пил?

— Конечно! — ответил он. — Его можно получить и у нас в столовой. Но джанкты пользуются им не для утоления жажды после тяжелой работы. Нет, они напиваются, пьянеют и слушают шильтпроновую музыку.

Сам по себе порстан не в состоянии опьянить сайма, но в комбинации с музыкой на саймских инструментах — игра идет как на слуховом, так и на нейгерическом уровнях — он вызывает тяжелое опьянение, а также страшное похмелье на следующий день. В течение трех месяцев после смерти матери Райза дважды видела отца в таком состоянии. Потом он приспособился к утрате, сосредоточился на воспитании детей и больше никогда не напивался.

— Сделай подстаканник в форме шильтпрона, — предложила она.

— Но ведь это неприлично!

— Вот именно!

Когда через два дня Райза отнесла образцы в город, в первых же двух салонах она получила заказ, который мастерские будут выполнять в течение двух месяцев. Когда она в третьем салуне подходила к стойке, ее окликнули:

— Райза! Райза Тиг! Как дела?

Это была Верла, молодая женщина из Норлеи, в пестром наряде своей профессии. Мужчины в салуне посмотрели на женщин, злиннили состояние Райзы и утратили к ней интерес.

— Иди сюда, здесь можно поговорить, — сказала Верла, усаживая Райзу за столик в углу. Мужчины собрались у стойки, за одним из столиков играли в кости; каждый бросок сопровождали громкие выкрики. Никто больше не обращал внимания на двух женщин.

— Я хорошо зарабатываю на своих детей, — сообщила Верла. — Здесь на одну женщину гораздо больше мужчин, чем в Норлее, и у меня много работы. Но я не буду вечно этим заниматься. Хочу открыть свой бизнес.

— Эго очень хорошо, Верла, — ответила Райза, опасаясь спрашивать, что это будет за бизнес.

— В Кеоне есть школа? — неожиданно спросила Верла.

— Школа? Ну, не совсем. Но их дети ходят на уроки…

Верла перешла на шепот.

— А можно туда послать моих детей? А я бы их навещала там. Райза, мой Динни несколько дней назад украл в магазине конфеты. Я растила своих детей честными — за кражу я дух из него выбила, но мальчишки в этом городе — все хулиганы. Я же не могу держать его при себе весь день — у нас только одна комната в гостинице. Он заботится о сестре; а нанять кого-то присматривать за детьми я не могу.

— Послушай, Райза, — добавила она очень серьезно. — Мой Динни… он знает, чем зарабатывает мама, но я не хочу, чтобы моя девочка поняла это. В Норлее у нас был свой дом. А здесь — только ширма, за которой их кровати. Мне это не нравится, но я долго ничего иного не смогу себе позволить. Если только их не примет Кеон.

— Верла, если бы решала я, то сказала бы — конечно; но я даже не член Кеона. Я всего лишь гость, плачу за свое содержание тем, что веду их бухгалтерию, торгую их товарами…

Она показала Верле подстаканники.

— О, как здорово! Шильтпрон на подстаканниках для порстана! — Верла рассмеялась. — Хорошо придумало. — В глазах ее появилось мечтательное выражение. — В Лавине нет шильтпронового заведения! Если бы я собрала достаточно денег… У меня есть друзья, которые здорово играют! У моих детей есть будущее! Что ты об этом думаешь, Райза?