Для успокоения души вытащил всё своё оружие во двор и занялся его обслуживанием. Отполировал клинки двух своих сабель: тяжёлой, почти прямой, употребляемой им для морских походов польской карабели и сильно изогнутого, лёгкого, булатного персидского шемшира, используемого в конных походах и носимого обычно у пояса. Блеск клинков, их проверенная им острота немного подняли его настроение.

Прервал чистку и помахал, тренируясь, сначала одной карабелью, потом обеими саблями сразу. Крутился в воображаемом бою до появления приятной усталости в плечах. Собственной сноровкой и выносливостью остался недоволен.

«Эта, встреться мне сейчас какой сильный вражина, порубит он меня на куски и не вспотеет. Если, конечно, я его раньше не пристрелю. Надо бы поболе упражняться и, пожалуй… поменьше пить горилку. Скорости в движениях и точности в ударах не хватает. Только как её, родимую, не пить? Сабли-то мне скоро совсем не нужны будут. Ничего, кроме чернильницы, новомодной, Аркашкой предложенной невыливайки, мне носить надобности не будет. Ну… с прочим писарским причиндальем. Чтоб ему!..»

Иван полюбовался холодным блеском карабели и переливами света на узорах шамшура, вложил клинки в ножны и занялся чисткой стволов. Но первым делом разобрал, почистил и собрал ТТ. При всей неоднозначности отношения к попаданцу к пистолету из будущего у бывшего куренного были только любовь и преклонение.

«Пусть этот чёртов попаданец и жучара, по его собственному выражению, но пистолеты, им притащенные, это… прекрасное оружие. Имей такое все казаки, и Стамбул, и Варшаву взяли бы мы без серьёзного сопротивления. Особенно если бы и ружья, и пушки тоже скорострельными сделать. Разве что калибр у пистолета маловат». Иван поморщился, вспомнив вчерашний разговор с Аркадием, как раз о неведомых ему самому ранее калибрах. Попаданец так и не понял, что был близок к потере всех передних зубов и приобретению множества ушибов и синяков. В сильно поддатом состоянии он повёл себя в беседе с Иваном как с выходцем из будущего. Между тем некоторые слова говорить в лицо «лыцарю» и атаману нельзя ни в коем случае. По крайней мере если не хочешь нарваться на крупные, возможно фатальные, неприятности. Легко проглатываемые выходцами из двадцать первого века оскорбления для сечевика из века семнадцатого повод для сильной обиды. Оскорблять же вооружённого, привычного разрешать все проблемы силой человека – неразумно. Ивана удержала от немедленного выяснения отношений только возникшая ранее между ними дружба и понимание, что Аркадий обижает его не нарочно.

«Надо будет ещё раз объяснить дураку, что так говорить с атаманом – нарываться на беду. А с калибрами, их единообразием, он, наверное, прав, паршивец. Но какой же я молодец, что смог удержаться от чистки кулаком его зубов!»

Вечером предыдущего дня, уже при распитии втроём, со Срачкоробом, третьей бутыли, зашёл разговор о величине и весе пули. Аркадий и ранее говорил о необходимости производства единообразного оружия, но под воздействием горилки совсем разошёлся, доказывая надобность в унификации стрелкового и артиллерийского вооружения казаков. Иван и Юхим, собственно, с ним и не спорили, пытались объяснить, что почти всё оружие у казаков трофейное, а турки и поляки, гады, унифицировать свои ружья не собираются. Но попаданец закусил удила и орал, что казаки не понимают по глупости важности единых калибров.

Иван принялся чистить ствол своего нарезного мушкета, когда послышались знакомые шаги, а потом и скрип открываемой калитки.

Зашедший во двор Аркадий выглядел, если вспомнить вчерашний вечер, на удивление бодро.

– Слушай, придумал! Наконец придумал! Представляешь, во сне разгадка приснилась.

Иван ничего не понял.

– Постой! Что тебе там приснилось? И чего ты во сне выдумать мог?

– Способ укладки пороха!

– Куда?!

– Да в ракеты! Ну, в новые, большие. Чтоб они ровнее летали. Мне приснилось, почти как Менделееву, что внутри ракеты надо посредине оставить воздушный канал. Тогда порох ровнее гореть будет.

– С чего ты это взял?

Аркадий открыл рот, чтоб прокричать ответ, но остановился в некотором изумлении. Подумав немного, он, уже спокойнее, продолжил:

– Знаешь, сейчас не скажу точно, но вот не догадываюсь я, не предполагаю, а точно ЗНАЮ, что ракета будет лететь более ровно. Наверное, где-то читал и во сне вспомнил. Без источника сведений. Да, в конце концов, какая разница, откуда я это взял? Главное, что я уверен, что это будет работать. Пошли в лабораторию, там у нас ещё остался порох на одно испытание.

– А кто такой Миндилеев, которого ты упомянул?

– Менделеев. Великий химик. Кстати, наш, русский. Ему его открытие, обессмертившее его имя, приснилось во сне. Я лучше тебе о нём по дороге расскажу.

– Ладно, ладно. Погоди, снесу оружие в дом, и пойдём.

Грешным делом, Иван сильно сомневался, что сон попаданца будет вещим. Привык уже, что приходится потратить много времени, нервов и денег, прежде чем придумки Аркадия воплощаются во что-нибудь дельное. Однако в этот раз, в кои-то веки, идея сработала сразу. Новая ракета, без боевого заряда, естественно, пролетела две сотни сажен почти по ниточке, отклонившись в самом конце полёта всего ничего, на десятка полтора шагов. Что означало возможность стрелять и по вражеским судам. Если и остальные ракеты, снаряженные подобным образом, будут летать не менее точно…

Днём с Терека пришёл внеочередной караван с нефтью. Привезли её в бурдюках и небольших бочонках совсем немного, но для производства немалого количества боеголовок привезённого хватало. Во время извлечения знаний из головы Аркадия (ох, нелёгкое это дело! А уж мусора-то там… куда больше, чем полезных сведений) Иван невольно и сам стал знатоком взрывного дела. Поэтому хочешь не хочешь, а запрягаться в производство боеголовок для новых ракет и ему пришлось. В связи с особой секретностью к работе над новыми ракетами допускались немногие.

Аркадий же, раздав всем ценные указания, побежал к атаману и выбил из него, точнее из войсковой казны по его указу, большой аванс на покупку пороха. Новых, разрушительных и зажигательных ракет войсковая старшина ждала с большим нетерпением.

Над новыми ракетами и боеголовками к ним работали дотемна. Кое-кто был готов работать и в темноте, при свете лучин, но попаданец такой энтузиазм встретил в штыки. Не терпящим возражения тоном потребовал прекратить работу и хорошо отдохнуть перед завтрашним днём. Все, усталые донельзя, разошлись.

К стыду своему, Иван спал так крепко, что пропустил интереснейшее действо. Просто не услышал стрельбу у северных, Казацких, ворот Азова. Впрочем, с этого дня башня получила несколько новых имён, среди которых: «Срачкоробова», «Вонючая»…

Выяснилось, что, раздобыв где-то денег, Срачкороб устроил в ней роскошный пир, якобы для примирения со стражниками, изловившими его во время его предыдущей, для него крайне неудачной, проказы. На них будто кто-то затмение наслал. Сдуру, будто забыли, с кем имеют дело, сели есть его угощение. И, под продолжающиеся шуточки в адрес проставляющего, хорошенько с ним посидели за обильным, но почти без спиртного столом. Юхим при этом делал вид, что подколки и подковырки незадачливых, как выяснилось позже, сотрапезников его не волнуют. Наоборот, он всё время извинялся, что нельзя ставить много горилки или вина, так как ребята на страже стоят. Возможно, стражников подкупило то, что сам Срачкороб пил и ел больше всех.

Раскланялся он уже затемно, после чего произошло два события. Башню, причём только её, атаковали татары. Всего два десятка, однако покинуть охраняемый объект стражники уже не могли. На штурм татары, впрочем, не шли, обстреливали её издали из луков, орали нехорошие слова в адрес стражников, но под ответные выстрелы подставляться не спешили. Юхим договорился с ними заранее об этом, оплатив, очень дёшево, их фальшивую атаку. Торговые отношения между казаками и татарами смена хозяев в Азове не нарушила.