БЫТЬ СЧАСТЛИВЫМ

Несколько дней из Жизни

Маленькая девочка со взглядом волчицы,

Я тоже когда-то был самоубийцей,

Я тоже лежал в окровавленной ванне

И, молча, вкушал дым марихуаны.

Ты видишь, как мирно пасутся коровы

И как лучезарны хрустальные горы.

Мы вырвем столбы, мы отменим границы,

О, маленькая девочка со взглядом волчицы!

Спи сладким сном, не помни о прошлом.

Дом, где жила ты, пуст и заброшен.

И мхом обрастут плиты гробницы

О, маленькая девочка со взглядом волчицы...

Крематорий («Маленькая девочка»)

Четверг.

Не люблю я спать ночью. Вот и сейчас мне не спалось. Мне хотелось туда, на улицу из этой душной клетки – моего дома.

Местом моего существования была однокомнатная грязная квартира, принадлежавшая моему отцу. Сейчас ранняя весна, на улице холодно, к тому же, открытых чердаков я не нашла, поэтому ночевать пришлось дома. Тем более, в отсутствие отца это место не кажется таким уж неприятным. Хоть квартирка и грязновата, без него здесь даже довольно уютно. В темноте ночью не видно всего этого бардака, а лунный свет даже очень красиво отражается в бутылке из-под пива – переливается и мерцает.

Я закрываю глаза и пытаюсь заснуть. Именно в этот момент слышны шаркающие шаги и пьяный смех. Это мой отец с дружком…

Старая дверь со скрипом отворилась – вошел он. Вполне обычный небритый мужик (слово «мужчина» тут явно не уместно) в обшарпанной гопотской одежде. В руке бутылка, а рядом ещё один занимательный объект: интеллигентный бомж в старом пальто.

– А вот и моя доченька. Посмотри, какая красавица, – промямлил отец. – Алисой звать.

Объект в пальто ухмыльнулся; видно, что он был ещё в адекватном состоянии и пытался разглядеть меня в темноте.

– А ты что отца не встречаешь?!! А ну-ка, встала живо и приготовила нам поесть.

Такие перемены настроения для пьяных не редкость. Только что они любили тебя до безумия, а в следующий момент уже готовы растерзать на кусочки. Отец бросился ко мне, стянул одеяло и сильным рывком поднял. Я привыкла к этому. Напрягшись, я отпихнула его от себя.

Надо быстро отсюда сваливать, пока он не придумал похвастаться своей доченькой и не заставил играть на гитаре. Я ринулась к двери. Хорошо, что я спала, не раздеваясь. А зачем? Батареи не топили уже давно.

– Эй, ты куда? – остановил меня типчик, который ещё стоял у входа, – Может, выпьешь с нами? За компанию, а?

Не надо мне таких компаний! Я схватила куртку и помчалась вон. Прочь! Быстро! Отсюда! Мое сердце бешено билось, кеды быстро стучали по ступенькам. Распахнув дверь, я выбежала из подъезда. Вырвалась!

На небе не было ни одной звезды. Только луна освещала наш городок. На земле уже первые проталины, но все ещё холодно. Я зевнула и поежилась. Во всём теле была тяжесть и какое-то напряжение. Подул холодный северный ветер. Вообще, я люблю эти воздушные порывы, они меня бодрят. Особенно ветер хорош ночью. Тогда можно часами гулять по такому красивому городу, освещенному фонарями и луной. Все люди спешат к домашнему очагу. Их греет сама мысль о доме, о теплом, даже горячем, союзе родных душ, которые всегда вместе. Они поддерживают друг друга, вместе едят домашнюю еду…

При мысли о еде заныло ещё и в животе, я ведь не ела со вчерашнего дня. Но ладно. Пойду к своему любимому девятиэтажному дому в центре города. Почему любимый? Потому что там, по-моему, жили самые счастливые люди. А всё это счастье исходило от моей самой любимой квартиры, где жила самая счастливая девушка. Она была очень красива. У неё были ярко-медные волосы и голубые глаза. Мило! Я часто сидела в этом подъезде на подоконнике, и мне удавалось её рассмотреть. Вообще-то люди не любят моего взгляда. Говорят, что он тяжелый, проникает в душу.

К той девушке часто приходил красивый парень. Они любили друг друга и были парой. Гуляя по городу, я видела много мужчин и женщин, но не чувствовала между ними такой связи. Вроде бы идут, взявшись за руки, но не вместе. А они были одним целым. Я чувствую это. Обожаю ходить вокруг этого дома, особенно, когда парень приходит к девушке, и они вместе пьют чай на кухне. Они счастливы. Я часто наблюдала за ними с улицы. Мне нравились эти двое.

Я подняла голову к равнодушному небу. Захотелось по-волчьи завыть в этом одиноком, несправедливом мире.

И вдруг я увидела на крыше человека. Он сидел на самом краю, но не собирался кончать жизнь самоубийством – слишком беззаботно болтал ногами. Я почему-то решила обойти дом ещё раз, но, когда вернулась на то место, человека на крыше не было. Я остановилась. Плохо, что он ушел... Но, услышав, вернее почувствовав шаги за спиной, я обернулась. Человек с крыши подошел и сказал:

– Ты чего мерзнешь? Можешь заболеть.

Сам он, несмотря на погоду, был одет в какую-то футболку и джинсы. После этой неожиданной фразы он долго кашлял, согнувшись и отвернувшись в сторону, потом распрямился и продолжил:

– Извини меня… Вот, видишь, до чего доводит этот ветер…

Он был высокого роста, с растрепанными темными волосами. Неожиданно фонарь за его спиной, который я давно не видела горящим, вздрогнул и засветил. Стало лучше видно его лицо. Обычно, если я смотрю прямо в глаза, люди чувствуют себя неуютно и в первую же секунду пытаются их отвести. Но он смотрел прямо. Его глаза… Они искрились озорством и как-будто хотели сообщить тайну, касающуюся меня одной. Они были красивыми и дикими.

– Вы… Ты с крыши? – начала я.

– Ты заметила? – удивился он.

– Угу! Это было сложно не заметить!

Он усмехнулся и спросил:

– А что такая юная особа делает в столь поздний час?

– Гуляю.

– Эх… Бывает…

– А ты, значит, тоже мерзнешь?

– Да, только я мерзну специально, чтобы прийти домой и думать, что там тепло.

– А твой дом тут? – обрадовалась я.

– Да.

– В какой квартире? – я сделала шаг к нему, словно это было безумно важно.

– Тебе не кажется, что твои вопросы немного странные?

Я смутилась и ответила не сразу:

– Вы не первый человек, который об этом говорит…

Он печально вздохнул.

– А вы здесь… давно живешь?

Парень от чего-то ободрился и ответил:

– Да, всю жизнь.

Мне вдруг стало интересно, сколько же длилась его жизнь. На вид было сложно определить его возраст. Я спросила:

– Это, конечно, не важно, но… Сколько тебе лет?

– Ты опять смутишься.

– Не смутюсь… Смущусь… Даю слово!

– Тридцать три, – сразу ответил он, как будто знал, что моему слову можно безоговорочно верить.

– Как Христу! – не удержалась я от сравнения.

– Может быть... Но в любом случае, ему не может быть тридцати трех лет! Я слышал, Он – сам Бог!

Впервые передо мной был человек, который казался мне более сумасшедшим, чем я сама.

– Ну, пойдем! – сказал он. – Ты ведь не хочешь совсем замерзнуть?

– К тебе домой? – с надеждой спросила я. Мне очень захотелось увидеть его дом: наверняка, такой же странный, как он.

Он удивленно посмотрел на меня и сказал:

– Весьма нескромно. Тебя и сейчас ничего не смущает?

– Нет! – поспешила ответить я. – Меня уже давно ничего не смущает! Минут десять!

– Что ж… – замялся он. – Лучше все равно этого не делать… Понимаешь, ты очень красивая.

– И что? – напряглась я. Мне впервые об этом говорили. – Может случиться что-то плохое?

– Может… Давай-ка лучше разойдемся по своим домам.

Он резко развернулся и пошел к подъезду. Я не обиделась на него, всё это действительно выглядело слишком странно. Наверное, мне, и правда, пора. Но он почему-то остановился, чтобы сказать:

– Меня Антон зовут.

Он ушел. Я проводила его взглядом и пошла домой. Он практически прогнал меня. Но для меня ночи уже не будут прежними.

А вот дни, наверное, так и будут скучными и годными лишь на то, чтобы спать. И очередной день начинался. Увы, пора в школу. К серым одноклассникам, к учителям, которые думают, будто что-то знают. Там нет по-настоящему мудрых учителей.