«Сколько незыблемых лет назад

Жил, ждал, купался в крови,

Светотенью себя отражал в себя.

Кто я? Меня не спасти.

Может, где-то в бессмысленных стаях слов Ты не сможешь себя оправдать,

Ты не бог, и ты еще не готов

За себя и за всех страдать»[2], — неслось из приемника.

Я не выдержала и выключила звук. Грег поднял голову.

— Не знаю, что делать, — с мукой в голосе

проговорил он. — Не знаю.

— Давай не будем сейчас ничего решать, — ласково сказала я и погладила его волосы. — Жизнь сама все расставит на места.

—  Может, нам уехать? — предложил он. — Как хорошо, что ты свободна от института!

— Уехать? — задумчиво повторила я. — Возможно. И все-таки давай сейчас не будем обо этом думать. Я мечтаю быстрее очутиться дома!

— Хорошо, — согласился он и завел мотор. Минут десять мы ехали в полном молчании.

— Вот ты и побывала в мире Тьмы, — грустно проговорил Грег.

—  В воспоминаниях Ренаты, хочешь сказать, — заметила я. — Меня впечатлило. Я слышала голос Сатаны... Знаешь, я читала много книг на тему добра и зла, Бога и Дьявола.

—  Вот как! — довольно равнодушно произнес он.

— Когда познакомилась с тобой и полюбила... — я улыбнулась и погладила его плечо, — то начала интересоваться подобными вопросами.

—  И что ты поняла? Ведь книга — субъективное мнение автора. Даже если сборник, он все равно составлен определенным человеком, а значит, отражает его взгляды.

—  Поняла, что Сатана — это вовсе не какое-то существо вроде монстров, или драконов с огнедышащей пастью, или черта с рогами и копытами. И сейчас лишний раз убедилась.

—  Вот как, — пробормотал Грег.

—  Это просто порочные мысли и желания внутри каждой души, вернее, совокупность всего этого. А устрашающие изображения лишь для наглядности, чтобы человеческая психика лучше усвоила. А уж искусство, само собой, развило этот образ в самых разных направлениях. Ты не боишься таких разговоров?

— Это всего лишь слова, — ответил Грег, но я заметила, как сильно он сжал руль. — Однако именно эта совокупность мыслей и желаний, как ты выразилась, рассуждала о весьма важных вещах и обвиняла любовь в злых деяниях.

—  Не хочу об этом думать, — после паузы сказала я, — так устала от всего увиденного и услышанного. Любую силу всегда можно использовать в нужных целях. Да, ради любви убивают, но вопрос — ради любви ли? Может, ради того, чтобы потешить свою гордыню? А может, просто принимают одно за другое и называют любовью совершенно иные чувства? Все слишком сложно, не буду сейчас об этом думать.

—  Понимаю, — мягко ответил он. — Но поступок Ренаты не выходит у меня из головы. Я все думаю, а мог бы я, ради того, чтобы оживить тебя и быть вместе с тобой, начать убивать людей? Или превращать их в вампиров. Мог бы?

 Я замерла. Вопрос был слишком серьезным, и Грег выглядел очень взволнованным. Затянувшееся молчание вызвало напряжение.

 — Мог бы? — робко спросила я, больше не выдержав этой мучительной паузы.

— Без сомнения, - тихо, но уверенно ответил он. — Значит, моя сущность все еще черна. — Но ведь ты вампир, — попробовала я его оправдать. — Будь ты обычным человеком, неизвестно, как бы ответил на этот вопрос.

— Так же,  —  не медля,  произнес он.  — Я слишком тебя люблю и ради тебя пойду на все. Мне стало на миг страшно, словно я заглянула в пропасть, хотя в душе знала, что тоже готова на все ради любимого.

Прошла неделя. Ренату и Ганса мы не видели. Мы их не приглашали, а вампиры могут войти в дом лишь после личного приглашения хозяев. И сами ни разу к ним не ходили. Грег замкнулся в себе и практически не покидал квартиру. Он или часами сидел в Интернете, или смотрел фильмы, или просто лежал в своем кабинете на диване и смотрел в потолок остановившимся взглядом. Когда он был в таком состоянии, я его не трогала. Знала по опыту, что бесполезно — Грег словно находился в прострации, ничего не слышал и не видел. Глубокие раздумья, или, скорее, путешествия в свое подсознание приводили обычно к тому, что Грег, наконец, находил решение мучающей его проблемы и делился им. Но сейчас упорно молчал. Он по-прежнему приходил в кухню, наблюдая за тем, как я ем, проводил ночи, лежа рядом, днем изредка перекидывался со мной какими-то замечаниями, но это ничего не значило. Он отсутствовал. Лишь однажды немного оживился, подошел ко мне и ткнул пальцем в экран ноутбука. Я склонилась и прочитала:

«Маньяк, прозванный замоскворецким вампиром, наконец, покинул этот район. Вот уже пять дней не зарегистрировано ни одного убийства с характерными приметами. Жители Замоскворечья могут не волноваться. Зато подобное преступление совершено сегодня ночью в подмосковных Химках. Значит ли это, что маньяк просто сменил район обитания?»

—  По крайней мере, они вняли голосу разума и поменяли место охоты, — пробормотал

Грег.

— Что-то нужно делать! — раздраженно заметила я. — Удивляюсь твоему спокойствию!

—  И что делать? — усмехнулся Грег. — Ты же сама слышала, Рената заключила сделку. Сейчас ее ничто не остановит. К тому же она просто вернулась в свое обычное состояние, не забывай, она вампир. Как, впрочем, и я.

Грег вновь помрачнел, закрыл ноутбук, глянул на меня как будто с сожалением и ушел в кабинет. И снова я его почти не видела и не слышала.

Однажды вечером в воскресенье я не выдержала. С утра лил противный осенний дождь, на улице было невозможно уныло и сыро. Я никуда не выходила. Этот день рядом с молчащим замкнутым Грегом, словно прячущимся от меня в нашей огромной квартире, показался мне ужасным. К вечеру я уже была раздражена до предела, и когда села ужинать, с трудом сдерживалась, чтобы не запустить в сидящего напротив Грега тарелкой с салатом. Мне кусок не лез в горло. Грег молчал, лишь неотрывно глядел на меня. Я резко отодвинула от себя тарелку, схватила стакан с апельсиновым соком и начала быстро пить.

— Вредно для желудка запивать овощной салат с веже выжатым соком, — заметил Грег.

Тут меня прорвало. Я сильно стукнула по столу стаканом, выплеснув сок на скатерть. На лице Грега не дрогнул ни единый мускул. Вскочив, я начала бегать по кухне и сбивчиво высказывать свои претензии. Он не перебивал.

—  И больше всего меня бесит то, как ты отдалился от меня! Удивительно, как ты умеешь исчезать из моей жизни, постоянно находясь рядом, — взволнованно говорила я. — Тебя со мной нет, я не ощущаю ни твоей любви, ни тебя самого. А ведь мы одна семья! Должны делить все — и радость и горе, как бы банально это ни звучало. Но ты просто ушел в себя, что-то для себя решаешь и помалкиваешь! Разве справедливо?! — крикнула я, подбегая к нему и нависая всем телом.

До этого Грег сидел, ссутулившись, опустив голову, но тут поднял глаза. В них была боль. Я замерла, смутно начиная понимать, что не права и мой гнев ничем не оправдан.

— Значит, хочешь делить со мной все? — грустно спросил он. — Я не вижу смысла!

— Зато я вижу, — уже спокойнее ответила я и села к нему на колени.

Он обнял меня, я уткнулась лицом в его плечо и закрыла глаза. Он начал медленно меня покачивать, словно баюкая...

...Я оказалась на какой-то темной и мокрой улице, асфальт был усыпан влажными листьями, расплющенными ногами прохожих, тусклый желтый фонарь бросал слабый свет на угол какого-то ларька. Я заметила две тени. Они приблизились к ларьку, я поняла, что это Ганс и Рената. Я подошла и замерла, наблюдая за ними. Рената постучала в окошко и довольно развязно сказала, что хотела бы «пару пива и сигареты». Окошко раскрылось.

— Ходют и ходют, — раздалось ворчание, — не спится вам по ночам!

—  Не твое дело! — грубо ответила Рената. — Товар отпускай, а то мы в другом месте купим!

Она наклонилась и заглянула в окошко. Потом схватила Ганса за руку и потащила его прочь, громко смеясь.

— Эй, девушка! — возмущенно закричала им вслед высунувшаяся продавщица, весьма пожилая и растрепанная женщина. — А товар? Куда ж вы? Только шляетесь, отдыхать не даете!