В дальнем углу приютился старинный комод, принадлежавшей еще моей прабабке. Подтащив к нему какой-то ящик, я устроилась со всеми возможными удобствами. Подняв крышку комода, я установила на столе фонарь и принялась изучать пожелтевшие хрупкие листы бумаги. В большинстве своем это была уже никому ненужная бухгалтерия. Листки исписаны не очень понятным подчерком старого доктора. Вот журнал приемов, записи о больных, еще что-то неразборчивое, нет, это уже не так интересно, я кинула журнал во чрево комода, тетрадка ударилась о дальнюю стенку, послышался щелчок, панелька отвалилась, открывая маленькая ниша. Пошарив в ней рукой, нащупала толстый прямоугольник бумаги. Я извлекла его на свет, это оказался запечатанный конверт, на котором стояло мое имя. Меня обдало жаром, наверное, именно так чувствуют себя кладоискатель, внезапно обнаруживший клад. Дрожащими от волнения руками я надорвала краешек. Из конверта выпал листок бумаги, исписанный мелким торопливым подчерком.
'Здравствуй, внучка. Если ты читаешь эти строки, значит меня уже нет. Я знаю, что я умираю, знаю об этом уже давно, но никому ничего не говорил, не хотел расстраивать. Мой доктор говорит мне, что сможет меня вылечить, но я-то знаю, что он ничего не смыслит в медицине, и не принимаю его слова в расчет. Ты не успеешь приехать на мои похороны, жить мне осталось несколько дней. Если ты винишь себя в этом, то знай - я тебя прощаю и очень тебя люблю. Главное, чтобы ты просто помнила старого доктора, большего я не прошу, да и не хочу. Я припрятал кое-что для тебя. Небольшая железная коробка лежит под третьим камнем слева от скобы в дымоходе рядом с дверью для чистки дымохода. Это предназначается только тебе, я надеюсь, ты обрадуешься.
Любящий Анечку дед Петр'.
Последние строчки поплыли перед глазами, слезы мешали читать. Я вытерла их рукавом и, шмыгнув носом, поднялась и вышла из кладовки, тихо притворив за собой дверь. Глаза натолкнулись на сложенную из камня стенку дымохода. Я знала, где находится та дверца, о которой писал дед. Проведя рукой по камням дымохода, нашла спрятанное между ними кольцо. Упершись ногой в стену, потянула на себя. Тяжелая дверь отделилась от общей кладки, открывая за собой покрытое сажей жерло дымохода. Я оглядела стены, где же это чертово кольцо? Став на край трубы, я одной рукой ухватилась за косяк, а другой принялась шарить по саже. Кольцо я нашла довольно быстро, отсчитала от него три камня. Третьим кирпичом в дымоходе служил срезанный камень, надежно прикрепленный к железной дверце, за которой располагалась узкая ниша уходящая в глубину кладки. Я просунула руку в нишу. Пальцы почти сразу наткнулись на обещанную коробочку, но она лежала слишком глубоко, так что я просто царапала по ней ногтями, а достать никак не могла. Надо поменять руки, правой опереться о стену дымохода, а левой попробовать добраться до клада. Не подумав о возможных последствиях, я нависла над дымоходом. Так дотянуться до коробочки оказалось проще. Я вытащила ее наружу и уже хотела обратным порядком вернуться на чердак, как восседавший на столе филин неожиданно ухнул, перепугав меня. Ноги, стоящие на самом краю на миг дрогнули и я, потеряв равновесие, полетела вниз, прижимая к себе вожделенную коробочку.
Я пыталась затормозить падение, но добилась только того, что меня начало швырять по трубе и я в кровь сбила колени и локти. 'Как же хреново Санта Клаусу! И куда подевался Оле Лукое?' - одна за другой пришли в голову идиотские мысли. И, набрав приличную скорость, я со всего размаху ухнулась на золу, взметнув вокруг густое черное облако сажи и пепла. У меня захватило дух, потом я вспомнила, что дышать все же надо, и заставила себя сделать глубокий вдох. Он получился не такой глубокий, как я хотела, и смешался с протяжным всхлипом, исходящим за пределами камина. Я приподняла голову и увидела в дверях гостиной бледного Олега, смотрящего огромными глазами в мою сторону. Я хотела ему сказать, что это я, Анька, а не выходец из преисподней, но еще не до конца успела отойти от шока. Из горла, вместо слов, вырвался непонятный хрип. Олежка, услышав это воззвание, почему-то присел, развернулся на полусогнутых ногах и, с по-детски тонким, всхлипом 'Маманя!' вылетел из дома. 'Вот дурак!' - подумала я, осторожно пошевелив пальцами сначала на руках, а потом на ногах. Вроде, все работает. Это дает надежду, что мне не удалось сегодня свернуть себе шею. Я осторожно согнула ноги в коленях, заставляя себя перевернуться на спину и, пыталась придать своему телу более удобное положение. Сейчас немного отдохну и надо будет выбираться, от этого малолетнего идиота помощи ждать не приходится.
...Утро и первая половина дня показались невыносимо долгими, и заканчиваться никак не собирались. Как и предупреждала Аня, Саха поднял его, еще до рассвета, всунул в руки кружку с какой-то горькой гадостью и приказал выпить. С удовлетворением понаблюдал, как Влад давится густым отваром, а потом прогонял полдня по лесу без завтрака и привалов.
Влад тащился за егерем по душному лесу и, судя по горящим мышцам, отмахал за сегодня не менее сорока километров, ноги совершенно отказывались передвигаться. А этому извергу, Влад почти с ненавистью покосился на широкую спину, маячившую перед носом, хоть бы хны, вон как шагает. И ничего его не берет - ни духота, липким покрывалом обволакивающая тело, ни противная мошкара, забивающаяся в глаза и ноздри, и спидометра, похоже, в нем не предусмотрено, ноги передвигает как заведенный. Если это только начало, то уж лучше удавиться прямо сейчас.
С той стороны, куда они направлялись, и где в просветах между деревьями уже виднелось озеро, послышался оглушительный треск. Саха подобрался и пихнул Влада за ближайшее дерево, так, что тот еле на ногах удержался. Это ж какая у мужика силища? Через мгновение на поляну выскочил Олег с совершенно безумными глазами. Увидев отца, бросился к нему, как бросается маленький ребенок. Саха сына обнял, Влад с завистью смотрел, как Анин дядя провел широкой ладонью по темным волосам Олега, успокаивая парня. Потом Саха сына от себя отодвинул и взяв за плечи встряхнул слегка, что б в чувство привести.
- Говори! - потребовал отец, глядя сыну в глаза.
- Батя, там... в доме... там...
- Что там в доме? - не проявляя ни капли нетерпения переспросил Саха.
- Там что-то непонятное, - забормотал Олег, какую-то чепуху, - наверное, это домовой или еще что, оно в камин упало, черное совсем и воет...
- Олежка, ты не перегрелся часом? - Саха дотронулся до лба сына, пробуя на температуру.
- Я не перегрелся, - заныл Олег, стряхивая с себя отцовскую руку, - оно действительно там, иди, сам увидишь.
- Хорошо, пойду, но предупреждаю тебя сразу - если это твоя очередная шутка и в камине никого не окажется, я тебе такой воспитательный процесс устрою, неделю на задницу не сядешь.
- Батя!.. - уши Олега вспыхнули огнем, и он покосился на стоящего рядом Влада.
Но Влад слушал их разговор в пол уха. В доме должна была остаться только Аня. Значит... Сердце противно сжалось и ухнуло куда-то вниз, где темно и холодно. Влад сорвался с места и очертя голову побежал туда, где виднелся дом, скатанный из огромных стволов деревьев, усталости как не бывало. Только бы эта дурочка жива осталась! И что ее в трубу понесло?.. Ладно, это все потом, только бы жива... и сердце бьется через раз, а руки стали ледяные. Влад не слышал, как за его спиной, ломая сухие ветки, бежал Саха...
Усилием воли я все же заставила двигаться ноющие конечности и начала выползать из камина, оставляя вокруг себя черные следы на чистом полу. Васька башку отвернет, с досадой думала я, уже почти выбравшись, когда в сенях послышался топот и громкий голос Сахи, вещавший что-то по поводу 'белой горячки', которая внезапно посетила Олега.
Первым в комнату влетел Влад, увидев мое бедственное положение, выдал, сквозь зубы, что-то очень неприличное и, не заботясь о белой рубахе, подхватил меня на руки, потащил к раковине в кухне. За ним в помещение протиснулся Саха, они вдвоем принялись отмывать меня от копоти, беспощадно орудуя мылом и мочалками. Мыло пекло, попадая в свежие ссадины, и я с шумом втягивала в себя воздух. Жаловаться было бессмысленно и мне не осталось ничего другого как терпеть, хотя очень хотелось зареветь, добиваясь сочувствия. Смыв большую часть сажи они потащили меня на чердак. Дальше я мало что помню, Саха влил мне в рот ложку какой-то мерзости и я, кажется, уснула.
