– Ах, пора, – сказала Кларисса. – Ну, до свидания. Вы мне очень нравитесь, – шепнула она, целуя Рэчел. Люди, оказавшиеся между Рэчел и Ричардом, освободили его от необходимости пожать ей руку. Он сумел посмотреть на нее очень холодно за секунду до того, как последовал за своей женой вниз, прочь с борта корабля.

Отделившись от судна, шлюпка взяла курс на берег, и Хелен, Ридли и Рэчел еще несколько минут следили за ней, перегнувшись через ограждение. Один раз миссис Дэллоуэй обернулась и помахала, но шлюпка все уменьшалась и уменьшалась и, наконец, перестала скакать на волнах, и ничего уже не было видно, кроме двух прямых спин.

– Вот и все, – сказал Ридли после долгой паузы. – Мы никогда их больше не увидим, – добавил он, поворачиваясь, чтобы удалиться к своим книгам. Женщин охватили ощущение пустоты и печаль. В глубине души они знали, что действительно расстались с новыми знакомыми навсегда, и это угнетало их сильнее, чем следовало бы, учитывая, сколь непродолжительным было общение. Как только шлюпка отчалила, они почувствовали, что место Дэллоуэев занимают другие образы и звуки, и это ощущение было столь неприятно, что они попытались ему воспротивиться. Как будто иначе их самих ожидало бы такое же забвение.

После отъезда гостей Хелен твердо вознамерилась привести жизнь в прежний порядок – ею завладело почти то же настроение, что и миссис Чейли, которая внизу сметала с туалетного столика засохшие розовые лепестки. Рэчел была легкой добычей – из-за своей вялости и апатии, – и Хелен изобрела что-то вроде ловушки. Теперь она была вполне уверена, что произошло нечто важное; кроме того, она решила, что отчуждение между ними уже пора преодолеть. Она хотела узнать девушку поближе, в том числе и потому, что Рэчел не проявляла к этому никакого расположения. Когда они отвернулись от леера, Хелен сказала:

– Идем, поговорим, а позанимаешься потом, – и направилась на защищенную от ветра сторону, где под солнцем стояли шезлонги.

Рэчел безразлично пошла за ней. Ее голова была занята Ричардом, крайней странностью происшедшего и множеством дотоле незнакомых чувств. Она не слишком прислушивалась к словам Хелен, тем более что та позволила себе начать разговор с банальностей. Пока миссис Эмброуз расправляла вышивку и вставляла нитку в иголку, Рэчел смотрела на горизонт, откинувшись в шезлонге.

– Тебе понравились эти люди? – как бы между делом спросила Хелен.

– Да, – безучастно ответила Рэчел.

– Ты с ним говорила?

Рэчел с минуту помолчала.

– Он поцеловал меня, – сказала она тем же тоном.

Хелен вздрогнула и посмотрела на Рэчел, но не смогла понять, что та чувствует.

– М-м-да, – вымолвила Хелен после паузы. – Я подозревала, что он из таких мужчин.

– Из каких?

– Из напыщенных и сентиментальных.

– Мне он понравился, – сказала Рэчел.

– Значит, ты была не против?

Впервые за все время, что Хелен знала Рэчел, в глазах девушки появился огонь.

– Я не была против, – горячо сказала она. – Мне снились сны, я не могла спать.

– Как это было? – спросила Хелен. Слушая Рэчел, ей приходилось сдерживать улыбку. Рассказ был изложен страстно, с величайшей серьезностью, без намека на юмор.

– Мы говорили о политике. Он рассказывал о том, что сделал для каких-то бедняков. Я задавала разные вопросы. Он вспоминал свою жизнь. Позавчера, после шторма, он зашел ко мне. Тогда это и случилось, довольно внезапно. Он поцеловал меня. Не знаю почему. – Румянец на ее щеках становился все ярче. – Я была сильно взволнована. Но против я не была – до тех пор, пока… – она запнулась, вспомнив наглого уродца, – пока мне не стало страшно.

По ее взгляду было ясно, что ее опять охватил страх. Хелен, всерьез растерявшись, не знала, что и сказать. О воспитании Рэчел она знала немного, но могла предположить, что относительно вопросов пола ту держали в неведении. Хелен всегда стеснялась обсуждать эти темы именно с женщинами, поэтому она не могла все рассказать Рэчел прямо как есть. Она избрала другую тактику и постаралась умалить значимость события.

– Что ж, – сказала она. – Он глупец, и на твоем месте я об этом больше не думала бы.

– Нет, – ответила Рэчел, садясь прямо. – Наоборот. Я буду об этом думать весь день и всю ночь, пока не выясню точно, что это значит.

– Ты что, совсем не читала книг? – осторожно спросила Хелен.

– «Письма» Каупера и все в этом роде. Мне дают книги отец или тетушки.

Хелен едва сдержалась от того, чтобы ясно выразить свое отношение к человеку, который вырастил двадцатичетырехлетнюю дочь, не знающую о влечении мужчины к женщине и поэтому пришедшую в ужас от поцелуя. Не исключено, что Рэчел при этом вела себя весьма нелепо.

– Среди твоих знакомых мало мужчин, да? – спросила Хелен.

– Мистер Пеппер, – с иронией сказала Рэчел.

– И никто не делал тебе предложения?

– Никто, – последовал простодушный ответ.

Хелен рассудила, что на основании сказанного ею Рэчел остальное додумает сама и это ей хоть как-то поможет.

– Не стоит пугаться, – начала Хелен. – Это самое естественное из всего, что есть на свете. Мужчины хотят целовать женщин так же, как жениться на них. Плохо, когда нарушается пропорция. Это все равно что обращать внимание на звуки, производимые людьми во время еды, или замечать, как они плюют – одним словом, замечать любую мелочь, действующую на нервы.

Но Рэчел как будто не слышала ее объяснений.

– Скажите, – вдруг спросила она, – а что это за женщины стоят на Пикадилли?

– На Пикадилли? Проститутки, – сказала Хелен.

– Это ужасно, это мерзко! – заявила Рэчел, как будто ее отвращение относилось и к Хелен.

– Да, – сказала Хелен, – но…

– Он мне правда нравился, – тихо и задумчиво, будто сама себе, сказала Рэчел. – Мне хотелось говорить с ним, хотелось узнать о его делах. Женщины в Ланкашире…

Она вспомнила ту беседу, и ей показалось, что в Ричарде было что-то милое, в попытке их дружбы – что-то хорошее, а в расставании – что-то странно-печальное.

Настроение Рэчел явно смягчилось, и Хелен это заметила.

– Видишь ли, – сказала она. – Надо принимать все как есть. Хочешь водить дружбу с мужчинами – будь готова к риску. Лично я, – она не сдержала улыбку, – думаю, что дело того стоит; я не против, чтобы меня целовали; и я, пожалуй, даже очень завидую, что мистер Дэллоуэй тебя поцеловал, а меня – нет. Хотя, – добавила она, – на меня он нагнал порядочную скуку.

Но Рэчел не улыбнулась в ответ и не выбросила всю историю из головы, как хотела бы Хелен. Ум девушки работал быстро, непоследовательно и мучительно. Слова Хелен будто обрушили привычные высокие ограждения, и все оказалось залито новым холодным светом. Посидев какое-то время с остановившимся взглядом, Рэчел выпалила:

– Вот почему мне нельзя гулять одной!

В этом новом свете она впервые увидела свою жизнь как жалкое, прижатое к земле и отгороженное от всего мира создание, которое осторожно ведут между высоких стен, заставляя то свернуть в сторону, то погрузиться в темноту; убогое и уродливое существо – это ее жизнь, единственная, другой не будет… Тысячи слов и действий стали вдруг ей понятны.

– Потому что мужчины – животные! Ненавижу мужчин! – воскликнула она.

– Ты же сказала, что он тебе понравился, – сказала Хелен.

– Понравился, и, когда он меня целовал, мне тоже понравилось, – ответила Рэчел, с таким видом, как будто все это лишь еще больше затрудняло положение.

Потрясение и растерянность Рэчел были настолько искренни, что Хелен была немало удивлена, но не могла придумать иного способа разрешить ситуацию, кроме как с помощью беседы. Она хотела разговорить племянницу и понять, почему этот довольно скучный, благодушный, респектабельный политик произвел на нее такое глубокое впечатление, – ведь считать это естественным для двадцатичетырехлетнего возраста было нельзя.

– А миссис Дэллоуэй тебе тоже понравилась? – спросила она.

При этих словах Рэчел покраснела: она вспомнила все сказанные ею самой глупости, а еще ей пришло в голову, что она весьма дурно поступила с этой замечательной женщиной, ведь миссис Дэллоуэй говорила, что любит мужа.