– А, понимаю, о чем вы. Но я не согласна. И вы измените мнение с возрастом. В ваши годы я любила только Шелли. Помню, как рыдала над ним в саду.
Он выше нашей ночи заблужденья;
Терзанья, зависть, клевета, вражда…
Помните?
К нему не прикоснутся никогда.
Мирской заразы в вольном нет следа
[19].
Божественно! А с другой стороны, какой вздор! – Она мимолетно оглядела каюту. – Я всегда думала, что главное – это жить, а не умереть. Я отношусь с большим уважением к какому-нибудь надутому старому маклеру, который всю жизнь день за днем считает деньги в столбик, а потом едет на свою виллу в Брикстоне, где у него дряхлый мопс – объект поклонения – и нудная маленькая жена, сидящая на другом конце стола, а еще он ездит на пару недель в Маргит[20]. Поверьте, я знаю таких множество. Так вот, они мне кажутся гораздо благороднее, чем поэты, которых все боготворят только за то, что они гении и умерли молодыми. Но я не жду, что вы согласитесь со мной!
Она сжала плечо Рэчел.
– М-м… – цитирование продолжилось:
Тревога, что зовется – наслажденье…
В моем возрасте вы поймете, что мир переполнен вещами, доставляющими радость. Думаю, молодые так ошибаются, не позволяя себе быть счастливыми! Иногда мне кажется, что счастье – это единственное, что имеет смысл. Я недостаточно знаю вас, чтобы говорить, но я догадываюсь, что вам стоило бы – при вашей молодости и привлекательности – уделять чуть больше внимания – да, я скажу это! – всему, что дарит нам жизнь. – Она огляделась, как бы добавляя: «а не только нудным книжкам и Баху». – Мне так хочется порасспрашивать вас, – продолжила она. – Вы меня так интересуете! Если я несносна, скажите сразу!
– И у меня… У меня тоже есть вопросы, – сказала Рэчел с таким жаром, что миссис Дэллоуэй пришлось сдержать улыбку.
– Вы не против прогуляться? – сказала она. – Воздух восхитителен.
Когда они вышли на палубу и закрыли за собой дверь, Кларисса засопела, как беговая лошадь.
– Ну не прекрасно ли жить?! – воскликнула она и потянула Рэчел за руку. – Смотрите, смотрите! Какое великолепие!
Берега Португалии уже начали терять свою вещественность, хотя суша еще была сушей, только далекой. Можно было разглядеть городки, рассыпанные в складках холмов, и тонкие пряди дыма. Селения казались очень маленькими по сравнению с огромными лиловыми горами позади них.
– Хотя, честно говоря, – сказала Кларисса, насмотревшись, – я не люблю виды. Они слишком бесчеловечны.
Они пошли дальше.
– Как странно! – с чувством продолжила Кларисса. – Вчера в это же время мы были не знакомы. Я собирала вещи в тесном гостиничном номере. Нам совершенно ничего не известно друг о друге, и все же – у меня такое чувство, будто я знаю вас!
– У вас есть дети, ваш муж был в парламенте?
– В школе вы не учились, а живете…
– С тетушками, в Ричмонде.
– В Ричмонде?
– Тетушки любят парк. Им нравится тишина.
– А вам – нет! Понимаю! – засмеялась Кларисса.
– Я люблю одна гулять в парке, но не с собаками, – сказала Рэчел.
– Конечно. Но некоторые люди – что собаки, да? – сказала Кларисса, будто угадывая какую-то тайну. – Но не все – о, не все!
– Не все, – сказала Рэчел и остановилась.
– Представляю, как вы гуляете в одиночестве. И думаете. Погруженная в свой маленький мир. Но будет иначе, вся радость впереди!
– Радость от прогулки с мужчиной? Вы об этом? – спросила Рэчел, испытующе глядя на миссис Дэллоуэй своими большими глазами.
– Я имела в виду не только мужчину, – сказала Кларисса. – Но и это будет.
– Нет. Я никогда не выйду замуж, – решительно заявила Рэчел.
– Не разделяю вашу уверенность, – сказала Кларисса. По ее взгляду, брошенному искоса, Рэчел поняла, что она находит ее привлекательной, хотя не без удивления.
– Зачем люди женятся? – спросила Рэчел.
– Вот это вам и предстоит узнать, – засмеялась Кларисса.
Рэчел проследила за ее взглядом и заметила, что он на секунду остановился на крепкой фигуре Ричарда Дэллоуэя, который пытался зажечь спичку о подошву своего ботинка, пока Уиллоуби пространно излагал что-то, по-видимому, весьма интересное им обоим.
– С этим ничто не сравнится, – заключила Кларисса. – Расскажите мне об Эмброузах. Или я задаю слишком много вопросов?
– Мне легко с вами говорить, – сказала Рэчел.
Однако краткое описание четы Эмброузов получилось у нее довольно формальным и содержало практически один только факт, что мистер Эмброуз – ее дядя.
– Брат миссис Винрэс, вашей матери?
Когда имя человека не произносится долгое время, даже его мимолетное упоминание действует особенно сильно. Миссис Дэллоуэй продолжала:
– Вы похожи на мать?
– Нет, она была другая, – сказала Рэчел.
Ее охватило желание рассказать миссис Дэллоуэй то, что она никому еще не рассказывала и даже сама до сих пор не осознавала.
– Я одинока, – начала она. – Я хочу… – Она не знала, чего хочет, и поэтому не смогла закончить фразу. Но губы ее задрожали.
Однако казалось, что миссис Дэллоуэй способна все понимать без слов.
– Я знаю, – сказала она, беря Рэчел под руку. – В вашем возрасте мне тоже этого хотелось. Никто не понимал меня, пока я не встретила Ричарда. Он дал мне все, чего я хотела. В нем соединены и мужчина, и женщина. – Ее глаза опять остановились на мистере Дэллоуэе, который стоял, прислонившись к перилам, и что-то говорил. – Не думайте, что я говорю так лишь потому, что я его жена. Я вижу его недостатки яснее, чем чьи бы то ни было. От человека, с которым живешь, ждешь прежде всего, чтобы он сделал тебя лучше. Я часто удивляюсь, чем я заслужила такое счастье! – По щеке Клариссы скатилась слеза. Она вытерла ее, сжала руку Рэчел и воскликнула: – Как хороша жизнь!
В это мгновение, глядя на сверкающие под солнцем волны, чувствуя на щеках свежий бриз и руку миссис Дэллоуэй на своей руке, Рэчел подумала, что, возможно, жизнь, которая раньше была ей неизвестна, и в самом деле бесконечно прекрасна, хотя в это так трудно поверить.
Мимо прошла Хелен. Она удивилась и почувствовала легкое раздражение, увидев, что Рэчел стоит об руку с мало знакомой ей женщиной и выглядит взволнованной. Но тут к ним присоединился Ричард, который получил удовольствие от очень интересной беседы с Уиллоуби и был в настроении пообщаться.
– Посмотрите на мою панаму, – сказал он, прикасаясь к полям своей шляпы. – Вы знаете, мисс Винрэс, как сильно можно улучшить погоду соответствующим головным убором? Я решил, что сегодня жаркий летний день, и предупреждаю вас, что вы ничем не сможете поколебать моей уверенности. Посему я намереваюсь сесть. И советую вам последовать моему примеру. – Он указал на три кресла, стоящие в ряд.
Откинувшись на спинку, Ричард воззрился на волны.
– Чудесный синий цвет, – сказал он. – Хотя его многовато. Для красоты вида важнее всего разнообразие. Например, если холмы – должна быть река, если река – нужны холмы. На мой вкус, самый лучший вид в мире открывается в погожий день с Борз-Хиллз – повторяю, день должен быть погожим. Плед? Спасибо, дорогая. В этом случае вы также имеете возможность предаться воспоминаниям, погрузиться в прошлое…
– Дик, ты хочешь поговорить, или мне почитать вслух?
Вместе с пледами Кларисса принесла книгу.
– «Доводы рассудка»[21], – объявил Ричард, прочитав заглавие.
– Это для мисс Винрэс, – сказала Кларисса. – Она не выносит нашу любимую Джейн.
– Осмелюсь предположить, это оттого, что вы ее не читали, – сказал Ричард. – Она, безусловно, величайшая из наших писательниц. Да, она величайшая, – продолжил он, – и поэтому она не пытается писать, как мужчина. В отличие от остальных женщин, которых я из-за этого не читаю. Приведите свои доводы, мисс Винрэс, – он сложил руки палец к пальцу, – я готов обратиться в вашу веру.