– Я повинуюсь, коммандер[7].
Контакт прерывается, а я перебираю в памяти все возможные следы своих проступков и оцениваю, насколько тщательно их подчистил.
И не нахожу ничего, за что бы варлахи[8] могли зацепиться.
Дверь отворяется без стука (впрочем, эти никогда не отличались излишней вежливостью), и в мой кабинет входят пятеро: мой непосредственный командир – экселленц первого эшелона армии вторжения, кондер, довольно молодой (судя по тонкому контуру зрачков) для этого звания, даймон и трое воинов. Серебряная полоса по краю набиру говорит о том, что это не просто внутренний круг[9] – группа зачистки. И мои опасения в отношении собственной судьбы переходят из разряда предположений в категорию неизбежности: они пришли за мной.
– Экселленц Хайран, господа, чем обязан столь раннему визиту? – Несмотря на то что покрывало скроет мои движения, я даже не делаю попытки активировать рохсаш[10], что прикреплен к моей руке. Скорее всего их одежда прячет под собой не менее хитроумные устройства, для которых перехватить излучение Хаоса не составит труда.
Но отвечает не тот, к кому я обращаюсь: кондер, который имеет право не называть своего имени, делает шаг вперед и, демонстрируя мне перстень с эмблемой их службы, который является одним из подтверждений его полномочий, четко и как-то даже равнодушно бросает:
– Коммандер Закираль, мы бы хотели, чтобы вы проследовали за нами.
Двое становятся за моей спиной, и по моему позвоночнику пробегает колючая волна: у кого-то из них, а может и у обоих, работает блокиратор, лишая меня возможности использовать магию. Впрочем, при таком раскладе она мне вряд ли бы помогла: устраивать поединок, когда личная охрана Дер’Ксанта вместе с той теплой компанией, среди которой обязательно окажется и Наташа, появится здесь спустя всего несколько минут… Так рисковать я не могу.
– Я арестован? – Ни тени возмущения я не позволяю себе, когда произношу эту фразу. Лишь ледяное спокойствие, которое всегда отличало истинного черного воина.
– Скажем так, мы хотели бы получить ответы на некоторые вопросы. И если они нас удовлетворят, мы принесем вам самые искренние извинения.
Ну-ну, знаю я ваши извинения, после того как разберете на отдельные органы, добираясь до души, и заставите признаться даже в том, о чем даже мысли не возникало.
– Я готов следовать за вами. – И я едва склоняю голову, лишь намечая армейское приветствие, словно подчеркивая, что хотя они и черные воины, их служба к нам не имеет никакого отношения.
– Я рад, что нам не приходится проявлять настойчивость. – Не зря тех, кто идет в варлахи, считают толстокожими: на мой эпатаж он не обращает никакого внимания. – Сдайте оружие.
Я небрежно, словно это не мне предстоит отнюдь не увеселительная прогулка в подземелья этих ублюдков, откидываю полу набиру и отстегиваю ножны с мечом и кинжалами. Затем, также не торопясь, сбрасываю с руки браслет рохсаша и передаю все подошедшему ко мне воину.
– Это все? – Похоже, он рассчитывал на более богатый арсенал.
– Вы можете меня обыскать или довериться моему слову. – Надеюсь, он понимает, что для него будет значительно лучше, если ничья рука не прикоснется к моему телу; даже если бы у них были доказательства того, что я готовлю переворот на Дариане, такое унижение моего достоинства, тем более в присутствии экселленца, закончилось бы прогулкой в Хаос одного из нас. Прямо здесь и сейчас.
– Я предпочту второе.
– Тогда я его вам даю. Я безоружен.
– Я надеюсь, коммандер Закираль, что все происходящее окажется недоразумением. – Мой командир хоть и обладает поразительной выдержкой, так же как и я относится к внутреннему кругу с долей здорового цинизма; расценивая их как мародеров, которые пользуются тем, что делается чужими руками. И поэтому в его взгляде я четко вижу сожаление о том, что в этой ситуации он для меня ничего сделать не может.
И все, что я могу ему ответить, – позволить заглянуть в свои глаза и увидеть в них то уважение, которое я к нему испытываю; именно его слова о чести и достоинстве воина заставили меня однажды задуматься: а много ли правды в том, чем мы занимаемся на Лилее? Задуматься и понять, что мои представления о счастье: своем, своих детей, тех немногих, от кого я могу не скрывать испытываемых мною чувств, были неполными. Что можно получать радость не только от того, что поднялся еще на одну ступеньку по военной лестнице, не только от того, что выучка твоих теров выше, чем у твоего соперника, но и от того, что тебя кто-то любит. Не за то, что тебе многое доступно, а просто потому, что ты есть.
И возможно, лишь благодаря ему (несмотря на то, что таких разговоров с ним мы не вели) я смог увидеть в жителях Лилеи не врагов, не тех, кто должен подчиниться порядку, навязываемому правителем Дарианы, а просто живых существ. Со своими устремлениями, желаниями и слабостями.
Правда, до той встречи с Единственной, мои сомнения так и оставались лишь сомнениями. И вполне вероятно, что они бы затмились блеском положения, которого я достиг, и померкли перед возможностями, которые передо мной открылись. Растворились бы в тех хитроумных операциях, каждая из которых давала мне ощущение могущества, и в наслаждении тем, что я могу играть чужими жизнями. Утонули бы в реках крови, в бушующем в жилах адреналине, в страхе, который я бы ощутил, как только черные воины во имя Хаоса и во славу Дарианы уничтожили этот мир.
Но тот случайный взгляд сделал то, что не смогли сделать сотни лет пребывания на Лилее. Ни те беседы о мироустройстве, о добре и зле, о любви и ненависти, о жизни и смерти, которые мне довелось вести с людьми, эльфами, демонами, драконами. Ни те манящие глубиной голубые, искрящиеся гранями изумрудные, смущающие похожестью карие, бросающие в бездну черные глаза красоток, которые искали и находили удовольствие в моей постели. Ни даже страшная смерть двух женщин, что подарили мне детей и чьи крики ужаса, когда их забирала к себе Пустота, повторялись в моих самых страшных ночных кошмарах.
Лишь один случайный взгляд, который смешал все мои мысли и заставил меня понять, чего я хочу от этой жизни. Осознать, что за то, чтобы стать счастливым, мне придется бороться. Измениться самому и изменить все вокруг себя, отказаться от того, что было основой моего существования.
А если придется, то и погибнуть. Или выжить, сделав для этого все немыслимое, потому что даже перспектива рассеяться в Хаосе не была столь страшна, как возможность больше ее не увидеть.
И ради этого я готов был рискнуть.
– Я тоже на это надеюсь, экселленц. – А вот ему – полное приветствие: не просто склонить голову, а замереть, практически касаясь подбородком груди и удерживая согнутую левую руку за спиной.
Он отступает в сторону, когда я выхожу вслед за кондером, и, скорее всего, смотрит мне вслед, пока я иду по длинному коридору, стараясь не замечать взглядов, которыми меня провожают мои воины, и гордясь тем, что в их глазах нет ни тени презрения: лишь досада от того, что они не могут выполнить единственный приказ, который я им не отдам, – освободить меня.
На выходе из здания, в котором мы обосновались, к нам присоединяются еще два мага. И я с трудом удерживаю вздох облегчения: квалификация этой парочки не позволяет им работать с межмировыми порталами, а на Лилее казематы внутреннего круга есть только на единственной в этом мире стационарной базе. А уж ее-то план мне хорошо известен: пришлось довольно долго служить там, пока меня не произвели в коммандеры.
И остается надеяться, что моя удача не окончательно покинула меня, и варлахам не стали известны созданные мною заклинания, которые могут при случае не только увеличить мои шансы на успешный побег, но и, если ничего другого мне не останется, сделать мою смерть менее болезненной.
