- Как?

- Им придется буксировать баржи, пусть и выполнят функции ледоколов...

Такое предложение было, как говорится, не от хорошей жизни. Ведь корпуса этих кораблей, не предназначенные для таких целей, станут быстро изнашиваться. Но делать было нечего, обстановка заставляла.

Решение приняли. Но беда одна не ходит. Все предыдущие дни дул слабый ветер, а теперь со дня на день он все более усиливался, изменяя направление с юго-западного на западное. И в эти же дни вдруг начал активизироваться противник. Его артиллерия стала периодически открывать огонь по Кронштадту, Лисьему Носу, Ораниенбауму, по переднему краю нашего плацдарма - в районе села Мартышкино. Три дня прошло после первого артналета, и мы поняли, что эта группа фашистов, ведущая огонь, для нас наименее опасна. Педантичная стрельба производилась в определенные часы и почти с одинаковым лимитом снарядов. Значит, били фашисты без определенной цели, просто "для порядка".

Снова начались перевозки. Только шли они, как казалось теперь, медленнее. А возможно, у нас просто изменилось субъективное ощущение времени? Иначе говоря, мы нервничали. Но попробуйте сохранить спокойствие, когда вам сообщают:

- Тральщик с трудом пробивает лед в фарватере... Еще бы! В дневные часы, когда мы фарватером пользоваться не могли, его, конечно, затягивало ледяной коркой.

- Что у него? Что буксирует?

- Боезапас. Техника тоже есть - тягачи, радиостанции.

- Все-таки идет?

- Да, пока идет.

Обстановка требовала неослабного наблюдения за ходом перевозок. В связи с этим мне довольно часто приходилось бывать на командном пункте, откуда осуществлялось руководство ими. Этот пункт находился на фабрике "Канат". В одну из тревожных ночей вместе с контр-адмиралом И. Д. Кулешовым мы прошли к берегу и прислушались. Где-то вдали вода стесненно плескалась, будто дышала. Своеобразные шумы распространялись в направлении к Стрельне и перемешивались с треском раскалывающихся льдин.

- Зажмет еще у самого берега, на виду у фашистов. А те утром вдруг удачно пальнут, - сказал Кулешов. На смуглом с небольшой бородкой лице Ильи Даниловича было написано беспокойство. За время после 1942 года, когда он прибыл к нам с Черного моря, я хорошо успел узнать этого человека, воодушевлявшего всех своей жизнерадостностью, опытного моряка. Если Кулещов чем-то обеспокоен, значит, положение действительно серьезное. Так оно и было, опасения оказались ненапрасными.

Когда мы вернулись на КП, дежурный доложил Илье Даниловичу, что тральщик зажат льдом и его командир просит помощи. До берега, где находится противник, всего три мили...

- Карту, - потребовал Кулешов и угрюмо бросил: - Правду говорит...

Решили срочно направить на помощь другой тральщик, которым командовал капитан-лейтенант А. В. Цыбин. Отправили и, уж конечно, остались ждать результатов. Прошло некоторое время. Первые сведения: тральщик обеспечения подошел, но торосы преградили путь, невозможно подать буксир. Если бы раньше подумали, то на руках по льду подтащили бы буксирный трос, а теперь нельзя лед взломан, крошево плавает.

Как впоследствии стало известно, в этой критической ситуации смелый поступок совершил матрос комсомолец Михайлов.

- Пройти можно! Разрешите? - обратился он к командиру.

Вместе с Михайловым на лед пошли мичман Тарнопольский, старшина 1-й статьи Барзыкин, матросы Ундарев и Лазарев. Ползком, по доскам, проваливаясь в воду, они дотянули трос на баржу. И вот результат - суда своевременно вышли из опасного района, можно сказать, из-под носа у противника.

Следующая ночь преподнесла новую, еще более опасную каверзу. Ветер усилился, началась сильная подвижка льдов в Невской губе, к в них были зажаты восемнадцать (!) судов, буксировавших баржи с бойцами и техникой. Все попытки провести их ночью хотя бы в Кронштадт успеха не имели.

Неумолимо приближалось утро, надо было принимать чрезвычайные меры. Я созвонился с Самохиным, послал к нему штурманов с картами, и перед рассветом группа опытных пилотов начала ставить дымзавесы в районе зажатых льдами судов. Летчикам помогли станции дымопуска наших баз. С риском балансировали по доскам и плавающим льдинам смельчаки (среди них наиболее отличились матросы Прохоров, Лебедев, Иванов и старшина 2-й статьи Смирнов), как можно дальше вынося дымовые шашки. Запеленали дымом тральщики с баржами так, что люди оттуда взмолились по радио:

- Спасибо. Но не усердствуйте так, дышать нечем.

Противник, конечно, почуял неладное, начал обстрел. Однако в течение целого дня гитлеровцы так и не разобрались в обстановке на льду залива. Им просто было не до этого. Ведь мы немедленно обрушили на вражеские батареи удары нашей артиллерии, бомбардировочной и штурмовой авиации. Особенно хорошо работали бомбардировщики подполковника М. А. Курочкина.

Батареи противника, расположенные в районах Коркули, Владимирове и совхоза "Беззаботное", были парализованы. Должно быть, до конца войны немцы так и не узнали, почему мы именно здесь нанесли им такой неожиданный и сильный удар. День между тем был выигран, и вскоре все наши тральщики, буксиры и баржи без потерь пришли в Ораниенбаум.

Но обстановка продолжала оставаться напряженной. Едва окончилась эпопея с восемнадцатью судами, как возникла новая угроза: начались колебания уровня воды в Невской губе. А это означало, что каждый час конвои могут оказаться на мели.

Мне позвонил командующий Кронштадтским морским оборонительным районом контр-адмирал Г. И. Левченко:

- Тебе докладывал Кулешов?

- О чем?

- О том, что выполнение директив по перевозкам снова срывается.

- А я бы его не стал слушать!

- А меня выслушаешь?

Я попытался уйти от прямого ответа дипломатическим замечанием, что серьезные вопросы по телефону не решают. Но адмирал довольно резко заявил, что он скоро прибудет ко мне... Действительно, пришла беда.

На трассе Ленинград - Ораниенбаум толщина льда сильно возросла. Лед стал толще и у причалов. Это само по себе задерживало движение судов. И вдобавок начались значительные колебания уровня воды: от -60 до +60 сантиметров. В этих условиях на переход конвоя в одну сторону требовалось в лучшем случае 12 - 14 часов.

- Переориентируем все перевозки под вашим контролем на Лисий Нос Ораниенбаум. Командование Ленинградского фронта не пойдет на прекращение перевозок, - решил я.

Я ожидал, что адмирал скажет, будто там нет подходящих условий, но он утвердительно кивнул. Нам еще раньше в тесном содружестве с начальником инженерных войск фронта генерал-лейтенантом Б. В. Бычевским удалось на Лисьем Носу расширить причалы и укрепить их для погрузки тяжелой техники и танков. Но мелководные подходы к пристани не позволяли использовать мощные морские буксиры с ледокольным утолщением. В условиях неподвижного, иногда и торосистого льда здесь работали только тральщики и заградители. Но другого выхода не виделось.

Пришлось распорядиться, чтобы Кулешов сообщил о вновь принятом решении штабу Ленинградского фронта и организовал переброску с городских причалов назначенных для Ораниенбаума грузов.

Все действовали оперативно. К вечеру колонны с грузами прошли мимо Лахты на Лисий Нос. Подписав короткое объяснение по этому вопросу в адрес Военного совета фронта, я приехал на пристань проверить ход погрузочных работ.

Пройдя на один из пирсов и наблюдая, как сбивают лед на буксире, я подумал, что температура воздуха с каждым днем падает и что можно ведь готовить еще один путь: ледовую дорогу Горская - Кронштадт, с тем чтобы затем людей и технику в Ораниенбаум перевозить на баржах, но уже оттуда.

С этой мыслью заторопился в обратный путь. На подходах к пристани скапливались танки, орудия, машины разного назначения - от санитарных до автомастерских. "Вот мишени", - подумалось мне, и я приказал шоферу возвращаться к пристани. Хотелось помочь командирам практическим советом, найти решение для более рационального и уплотненного размещения грузов, чтобы не было у причалов этого скопления техники. Однако ничего не приходило в голову.