В это время подошел дежурный, попросил командира полка к телефону. Минут через десять Миронов вернулся и, поправив на голове шлемофон, вежливо сказал:

- Извините, товарищ генерал, мне пора. Летим. Только "аэрокобры" Миронова поднялись, как к городу стали приближаться "юнкерсы". Получилась такая картина. Наши ушли бомбить немецкие танки, а немцы пришли, чтобы бомбить железнодорожный узел.

Заметив вражеские самолеты, Миронов на время оставляет бомбардировщики, которые вылетел сопровождать, частью сил связывает боем немецкие истребители, а основные усилия сосредоточивает на "юнкерсах".

Должен признаться, что такой "рубки", какую учинили мироновцы немцам на подходе к городу, я еще не видел. Картина боя разворачивалась на моих глазах. Не преувеличивая, скажу: советские истребители кружили в небе, как ястребы в стае уток. Надсадный вой моторов перемежался с дробным речитативом пушек и пулеметов, голубое небо переплеталось узором трассирующих снарядов; "юнкерсы" горели и, тяжело переваливаясь, чертили над горизонтом дымные спирали. То там, то здесь вспыхивали белые купола парашютов. Я пробовал их считать, но вскоре сбился. Их было много. Создавалось впечатление, будто противник выбрасывает парашютный десант.

Бой закончился неожиданно, как и начался. Фашисты не выдержали дерзкой атаки и повернули, а паши истребители, заняв боевой порядок, устремились вдогонку за своими бомбардировщиками. Особенно тогда отличился командир истребительной авиаэскадрильи П. С. Кирсанов (ныне заместитель Главнокомандующего ВВС).

Команда наших солдат вскочила в кузов машины и по пыльной полевой дороге помчалась в сторону, где в воздухе виднелись купола парашютов. Из числа экипажей вражеских самолетов поймали тогда несколько десятков человек.

Когда я рассказал вечером о летчиках полка Миронова командующему фронтом, его суровое лицо, выражавшее доселе тягостные раздумья о невероятно сложной обстановке, вдруг просветлело. Он молодцевато выпрямился, стукнул кулаком по столу:

- Вот так и надо драться!

Пройдясь по комнате, подошел ко мне вплотную и приказал:

- Наиболее отличившихся сегодня же представить к наградам. Рассказать о них во всех полках. И вам, - подошел он к генералу сухопутных войск, присутствовавшему на командном пункте, - довести это до сведения наземных частей. Отвага и мужество решают сейчас все.

Прав был командующий фронтом. Войск для защиты города - самая малость, фашисты то в одном, то в другом месте вбивают в пашу оборону мощные танковые клинья. В тех невероятно трудных условиях сдержать противника можно было только отвагой и мужеством бойцов и командиров. И летчики в этом отношении показали достойный пример. В условиях отступления, недостатка в технике, под бомбежками они сохраняли присутствие духа, дрались с врагом отважно.

Над Воронежем нависла угроза захвата его противником. Держать дальше там командный пункт фронта было рискованно. Поэтому я предложил генералу Голикову, пока не поздно, перелететь со мной в Усмань, куда уже успели перебазироваться управление и штаб 2-й воздушной армии.

- Да, ничего другого не остается, - с горечью согласился Голиков.

За городом в лесу на маленькой площадке одиноко стоял По-2, на котором я прилетел из-под Старого Оскола. Мы сели в самолет, поднялись в воздух и, чуть не касаясь верхушек деревьев, направились на северо-восток.

На берегу Дона, западнее Лиски, раскинулся ничем не примечательный городок Коротояк. Кругом его - черноземные поля, небольшие дубравы, в которых по весне голосисто заливаются соловьи. Летом 1942 года этот городок оказался в центре больших событий. Сюда немецкое командование стянуло большие силы, намереваясь с ходу форсировать Дон. По на пути врага встали наши войска. Однако они не выдержали натиска фашистских войск, и после упорных боев Коротояк пришлось оставить, мост взорвать, а оборону организовать на северо-восточном берегу реки.

Но командование фронта не могло с этим смириться. Коротояк следовало у врага отбить, захватить на противоположном берегу плацдарм и удерживать его до последней возможности. Сдать эти позиции означало открыть врагу путь на крупнейший железнодорожный узел Лиски, от которого ведут дороги на север, юг и восток, позволить немцам выйти в тыл Воронежу. Туда-то я и прибыл по приказанию командующего 2-й воздушной армией, чтобы на месте организовать взаимодействие авиации с наземными войсками. С помощью штурмовиков дивизии Горлаченко и огня артиллерии войска приступили к форсированию Дона и в районе Коротояка, на южном берегу, ночью захватили на окраине города небольшой прибрежный участок.

На северо-западе

В августе 1942 года я получил назначение на Северо-Западный фронт заместителем командующего 6-й воздушной армией. Прилетаю на аэродром Макарове, вблизи которого размещался штаб. Там как раз находился сам командующий генерал-майор авиации Даниил Федорович Кондратюк.

О нем я многое узнал еще в Москве, в штабе ВВС. Говорили, что Кондратюк в короткий срок сумел сформировать армию, части ее уже отличились в боях. Товарищи подчеркивали, что командующий - человек беспокойный, почти все время проводит на аэродромах, ввел немало новшеств в боевой работе, армию держит в крепких руках. Приятно было сознавать, что доведется работать с таким человеком.

Познакомились, разговорились.

- Пока у нас затишье, - сказал Кондратюк. - Но скоро наступит горячая пора. Так что вовремя прибыли. А сейчас пойдемте знакомиться с полками.

Генерал был невысокого роста, кряжист, подвижен. Размашисто шагая по травянистому полю аэродрома, он тут же увлек меня на командный пункт одного из полков. Командующего интересовало буквально все: в каком состоянии самолеты, что нового узнали воздушные разведчики о противнике, где хранятся боеприпасы и горючее, подыскали ли хорошего повара для летной столовой, какие выводы сделала летно-тактическая конференция части и т. д. На основе опыта, полученного в воздушных боях, он сам составлял памятки для истребителей, штурмовиков, бомбардировщиков, настойчиво внедрял в жизнь все новое, что рождалось в ходе боев. Энергия у генерала била, что называется, ключом.

В тот же день командующий представил меня руководству армии. Хорошее впечатление произвел начальник штаба полковник Стороженко Василий Васильевич. Сухощавый, среднего роста, он имел отменную выправку, чем подавал пример другим, строго следил за дисциплиной и порядком в штабе армии, был аккуратен и исполнителен в работе. Я не слышал, чтобы он на кого-либо повысил голос, но можно было не сомневаться, что решения, принятые командующим, будут вовремя доведены до войск и выполнены. За этим начальник штаба следил строго.

Начальником оперативного отдела был полковник Кадазанович Василий Аркадьевич, пожилой образованный командир, служивший еще в старой армии. Любой из работников штаба мог позавидовать культуре в его работе. Документы, разрабатываемые Кадазановичем, отличались четкостью изложения, ясностью мысли. Кадазанович обладал аналитическим умом и из массы боевых донесений мог быстро выделить главное, на чем надо сосредоточить внимание именно сегодня, дать свои толковые рекомендации.

Похвальной расторопностью обладал инженер-полковник Кобликов Владимир Николаевич, главный инженер армии. В штабе он появлялся лишь за тем, чтобы подписать скопившиеся за день бумаги и получить указания командующего. Все остальное время пропадал на аэродромах. Проводил занятия с летчиками по технике, помогал инженерам частей и дивизий поддерживать в исправном состоянии самолеты и их вооружение, вникал в работу ремонтных предприятий. Так же, как командующий, главный инженер был богат на техническую выдумку, смело осуществлял различные эксперименты, способствующие повышению боевых возможностей самолетов.

В то время воздушная армия испытывала большой недостаток в запасных частях. Получали мы их в мизерном количестве. А самолеты должны летать. Как быть? Не надеясь на спасительную силу заявок, Кобликов садился в самолет и летел к снабженцам. И не было случая, чтобы главный инженер возвращался с пустыми руками. Характер у него напористый. От такого человека просто не отмахнешься. Он своего добьется.