Изучение нового самолета проходило под частыми бомбежками противника. Появятся вражеские бомбардировщики - летчики и штурманы сразу бегут в укрытие. Миновала опасность - возвращаются к машине. Надо понять душу летчика; стремление к новизне у них, как говорится, в крови. О "пешке" многие уже слышали, знали, что это отличная машина - новинка авиационной техники. Но черед осваивать ее, летать на ней пока для нас не наступал. А теперь вот сама обстановка предоставила такую возможность.

Первым на новом самолете поднялся в воздух командир полка Дояр. Он и раньше летал на многих типах самолетов, сражался с фашистами в небе Испании, и этот опыт как нельзя лучше пригодился теперь. Дояр же повел потом первую группу Пе-2 в бой. Вернулся, докладывает:

- Превосходная машина. С пикирования бомбы уложили точно в цель.

Пе-2 действительно оказался маневренным и на редкость выносливым самолетом. Иногда, бывало, так его потреплет в бою, что глядеть больно: крылья пробиты, фюзеляж изрешечен, хвостовое оперение - одни лохмотья. Думаешь: как только, бедняга, дотянул до родного аэродрома? Но залатают ему бока и крылья, и назавтра он снова к бою готов. В тот период, когда приходилось летать без сопровождения истребителей, Пе-2 был просто незаменим. Экипаж мог с успехом отбиваться и от "мессершмиттов".

Пе-2, как более живучий и маневренный самолет, мы обычно посылали на задания днем, а в ночное время вылетали СБ. Так они в известной мере были гарантированы от встреч с вражескими истребителями.

Но вернемся к тревожной ночи, которая последовала за первым днем войны. В городе от бомбежек начались пожары, из-за Березины время от времени в небо взвиваются осветительные ракеты. Связь то и дело прерывается. Чья-то невидимая рука вершит свое черное дело. Через наш городок, отступая на восток, идут и идут люди - военные, гражданские.

Вызываю командира батальона аэродромно-технического обслуживания майора Мусиенко. Приказываю ему усилить охрану самолетов и другой боевой техники, а потоки людей направлять по окраине в обход аэродрома. С начальником штаба решаем проверить, насколько бдительно караулы несут службу. У проходной слышим шум, ругань. Подходим ближе. Трое незнакомцев в солдатском обмундировании напирают на дежурного. Тот не пускает их на аэродром.

- Кто такие? - строго спрашиваю незнакомцев, направляя в их лица свет карманного фонарика.

- Свои. Отступаем, - слышу понурый голос.

- А что вам нужно на аэродроме?

- Здесь дорога до деревни короче.

- Предъявите документы.

Документов не оказалось. Тот, что ростом был пониже, вытащил из кармана комсомольский билет. Новенький, без единой помарки.

- Когда получил?

- Перед самой войной, - отвечает. Чем-то они показались мне подозрительными.

- Отвести в штаб, - приказываю сопровождавшему нас солдату.

Стоявший слева от меня верзила быстро выхватил из кармана пистолет, но начальник штаба упредил его. Ударом кулака он выбил оружие. Незнакомцев быстро скрутили и отправили в особый отдел.

Дня через два уполномоченный доложил:

- Диверсанты. Выброшены к нам в тыл с парашютами с заданием рвать связь.

После этого случая мы собрали всех командиров и солдат и предупредили: быть бдительными, незнакомых людей, стремящихся проникнуть в гарнизон, задерживать. Особое внимание обратили на охрану штаба.

- Товарищ командир! А что делать с цыганами? - обратился ко мне командир батальона аэродромного обслуживания. - Их на лесной поляне, что юго-западнее аэродрома, как на базаре. Палатки раскинули, костры жгут.

- Что делать? - отвечаю. - Цыгане тоже люди, тоже бегут от немцев. Предупредите, чтобы ночью огня не разводили.

Но беспечные цыгане, видимо, не послушали доброго совета. Совершая один из ночных налетов, немцы, привлеченные кострами, сбросили туда несколько фугасных бомб. Утром мы поехали на то место и увидели страшную картину: валялись трупы людей, лошадей, разбитые повозки. По лесу бегали обезумевшие от горя цыганки, выли босоногие ребятишки.

- Немедленно забирайте все, что осталось, - говорю старому цыгану, по-видимому вожаку, - и уходите отсюда. Иначе попадете в лапы фашистов.

К полудню доложили: поляна опустела. Цыгане, захватив с собой убитых и раненых, лесными дорогами скрылись в восточном направлении.

На второй день мне позвонил секретарь Бобруйского горкома партии и попросил срочно прибыть к нему: Москва вызывает. Я сел в машину и немедленно выехал,

На проводе оказался начальник штаба ВВС генерал-майор авиации П. С. Володин. До этого он пытался связаться по телефону со штабом Западного фронта, но не смог. Вот и решил вызвать меня через горком.

- Командующего ВВС на ваш фронт пока не назначили, - сказал он. - Поэтому передаем приказание непосредственно вам. На минском направлении немцы сосредоточили большое количество танков. Остановить их - наша первейшая задача. Бросьте на борьбу с ними всю имеющуюся у вас авиацию.

Своих сил у нас маловато. В первые же дни боевой работы дивизия понесла большие потери. Но на наших аэродромах находились самолеты других частей и соединений. И я приказал командирам полков задействовать и их.

Первое время немцы, как известно, строго придерживались определенного порядка: днем продвигались вперед, ночью отдыхали. Мы использовали их педантизм. Вечером наши воздушные разведчики определили места сосредоточения вражеских мотомеханизированных колонн, а ночью бомбардировщики наносили по ним удар. Гитлеровцы начали производить налеты на наши базовые аэродромы. Но сброшенные ими бомбы, как правило, падали на пустые места. По окончании полетов самолеты быстро рассредоточивались по запасным аэродромам и тщательно маскировались.

На третий день в Бобруйск прибыл начальник штаба ВВС полковник Худяков. Война застала его в госпитале, и он, не долечившись, ушел оттуда.

- Где штаб фронта? - спрашивает у меня.

- Слышал, будто в районе Могилева. Точно не знаю. Связи нет.

- Что осталось из авиации?

Я доложил, не преминув напомнить о распоряжении из Москвы.

- Хорошо, действуйте, - и уехал в Могилев. Вскоре с боевого задания вернулись экипажи и сообщили, что у переправы через р. Шара в районе Грудопль, Пиловиды и Иванцевичи сосредоточилось большое число вражеских танков. Я развернул карту, отыскал названные пункты и тут же передал дежурному приказание:

- Вернувшиеся с задания самолеты заправить топливом, подвесить бомбы и быть в готовности к вылету для нанесения удара по танкам.

Такая же команда была передана и на другие аэродромы.

Бомбовый удар по танкам нанесли три девятки самолетов. Фашисты вряд ли ожидали такого налета. Их пропаганда уже успела протрубить на весь мир, что за первые два дня войны удалось вывести из строя всю нашу бомбардировочную авиацию, деморализовать войска. С воздуха танки не прикрывались. Слабый огонь открыли лишь зенитчики. За это фашисты дорого поплатились. 27 бомбардировщиков сумели им нанести большой урон.

25 июня советские войска в составе 11-го и 6-го механизированных корпусов нанесли по противнику контрудар в районе Гродно. Из Могилева позвонили, чтобы наша дивизия всем составом приняла участие в этой операции. Вечером от прибывшего к нам представителя штаба фронта узнаю: кроме нас контрудар поддерживают полки 12-й бомбардировочной и 43-й истребительной дивизий, а также 3-й корпус дальнебомбардировочной авиации, которым командовал полковник Н. С. Скрипко (ныне маршал авиации).

На этом участке фронта авиаторы совершили тогда 780 самолето-вылетов, уничтожили около 30 танков, 16 орудий и до 60 автомашин с живой силой. Успех воодушевил нас. Значит, есть у нас и самолеты, то воля к борьбе не утрачена. Рано начали ликовать фашисты.

На четвертый день войны меня вызвали по телефону в Могилев. Солнце уже клонилось к закату. Ехать на машине - значило потерять не менее шести часов. А связного самолета не было: они находились на полевых аэродромах. И тут вижу чей-то незнакомый УТИ-16.