Случилось, что один из старших командиров не понял Молчанова и даже устроил ему разнос за "опасный эксперимент". Командир полка стал на сторону ротного.

Растить кадры командиров, политработников - трудное, но благороднейшее дело. В нем нет мелочей. Все, в чем тут преуспеет командир части, откликнется, когда придет время, в бою. Так вышло и в славном 417-м стрелковом полку в трудную осень сорок первого года.

В конце первой недели октября бои на севере Пятиозерья стали угасать. До 18 октября противник уже не предпринимал мощных атак. На различных направлениях он действовал отдельными отрядами, выясняя, видимо, прочность нашей обороны. Во всяком случае, можно было немного вздохнуть и все силы направить на то, чтобы лучше подготовиться к предстоящей трудной борьбе. Все чувствовали приближение большого наступления немцев на Крым. Командиры и штабы обеих дивизий оперативной группы много работали над уточнением данных о группировках и перемещениях противника. По разным признакам мы могли довольно точно разгадать тактику врага.

К сожалению, многого сделать не удалось. Помню, с какой горечью говорил в 172-й дивизии полковник Иван Андреевич Ласкин: "Как обидно, что для борьбы с танками, которых мы ожидаем, в полках нет ни противотанковых артиллерийских средств, ни противотанковых мин для создания инженерных препятствий". Против танков мы имели лишь связки гранат и бутылки с горючей смесью. Относительно противотанковых препятствий приведу свидетельство М. Т. Лобова, поскольку по приказу командарма конная группа оборудовала оборонительный рубеж по реке Чатырлык: "Как противотанковое препятствие использовалось русло реки Чатырлык с забросом в русло и заболоченный берег реки сельскохозяйственных орудий и колесного транспорта, не могущих быть использованными".

Между прочим, работая на строительстве этого рубежа, конники помогали нам вести разведку. Например, 9 октября конный взвод 71-го кавполка сумел на рассвете пробраться к Карповой балке и оттуда просмотреть группировку противника перед Ишуньскими позициями. Командиром этого кавалерийского полка был подполковник Б. Б. Городовиков, племянник любимого в народе героя гражданской войны Оки Городовикова; после отступления наших войск из Крыма он был командиром партизанского отряда, прославившегося геройскими подвигами. Ныне Басан Будьминович Городовиков - первый секретарь обкома партии в родной Калмыкии. И встретились мы с ним на XXII съезде партии.

Выше я назвал командира, имя которого до сих пор не упоминалось при описании боевых действий, но вскоре оно стало неразрывно связано со всем, что касалось 172-й стрелковой дивизии. И. А. Ласкин прибыл в это соединение 1 октября 1941 года на должность начальника штаба. Полковник И. Г. Торопцев приобрел деятельного сотрудника. В дивизии почувствовали: стало больше порядка, собранности, организованности и еще, я бы сказал, прибавилось духа боевого товарищества. Комдив и начальник его штаба дополняли друг друга. Ласкин не стеснялся признать, что у его непосредственного начальника гораздо солиднее знания и опыт, а Торопцев мог лишь завидовать волевым качествам и энергии молодого полковника. Конечно, резкую грань между характерами штабного и строевого командира трудно провести, но тем не менее эта грань существует, и мне сразу показалось, что Иван Андреевич Ласкин строевик душой и телом. Видимо, поэтому пришлось неожиданно стать его "крестным отцом".

Числа пятого или седьмого октября прибыл к нам член Военного совета корпусной комиссар А. С. Николаев. По своему обыкновению, он облазил весь передний край в 156-й дивизии, хотя как раз в этот день немецкие самолеты просто не давали житья. Ну, Николаев-то был к опасностям боевой обстановки равнодушен, наоборот, его как будто приводило в хорошее настроение сознание, что вполне делит эти опасности с массами бойцов и офицеров. К сожалению, он не ответил на волнующие нас вопросы: оценка противника, вероятное направление его удара, а самое главное - наши резервы. Понимаю, что в условиях ровной и открытой местности северной части Крыма трудно было определить направление ожидаемого удара. Имея танки и абсолютное превосходство в авиации, противник мог в короткое время произвести перегруппировку сил и нанести удар по любому участку обороны, рассечь ее и быстро вклиниться в глубину. В таких условиях обороны особенно важно иметь вторые эшелоны в армии и дивизиях, равно как и различного назначения резервы. Но ни того, ни другого мы в пределах оперативной группы не имели, и хотелось узнать намерения и возможности командования армии. Было лишь сказано о конной группе как армейском резерве,

Под вечер возвратились на КП в Воронцовку. Пошли к соседям - командный пункт 172-й дивизии находился в той же деревне. По дороге Николаев сказал, что командарм подписал приказ о снятии И. Г. Торопцева, нам нужно подумать о командире дивизии. Обидно было слушать это. Административная реакция на неудачный исход боев вряд ли полезна для дела обороны. Вскоре командарм подписал приказ и о снятии П. В. Черняева. Как соратник и непосредственный руководитель этих командиров могу лишь сказать, что они умело и достойно вели свои войска в тягчайших боях, и пусть память о них будет светлой{15}. Тут к месту будет привести слова, сказанные мне после моего доклада об исходе боев за Крым в Ставке в декабре 1941 года Верховным Главнокомандующим И. В. Сталиным: "Нам все понятно. Войска сделали все возможное и нашли в себе мужество держаться в сложной обстановке, как подобает советским людям".

Но вернемся в Воронцовку. Мы вошли в избу дивизионного штаба. Было слышно, что в соседней комнате полковник Ласкин проводит совещание с командирами частей. Он сжато и ясно оценил обстановку, весьма острую на левом фланге дивизии. "В связи с этим я принимаю решение..." Может быть, несколько не так надо бы сказать начальнику штаба. У Николаева вдруг весело блеснули глаза.

- Где товарищ Торопцев? - спросил он у Ласкина.

- Он нездоров. Сейчас, наверное, в окопчике. Бомбят... разрешите сбегаю, доложу?

- Не нужно. Сегодня вы вступите в командование дивизией.

- Но... полковник гораздо опытнее меня...

- К чему этот разговор? - сказал Николаев. - Принимайте дивизию и командуйте. Военный совет знает и ценит пашу работу, товарищ Ласкин. Приятно было узнать боевого, грамотного командира.

Так мы "крестили" уважаемого Ивана Андреевича Ласкина, и, полагаю, у командования вооруженных сил Крыма ни в октябре 1941 года, ни в дни обороны Севастополя, где 172-я дивизия била фашистов в районе Мекензиевых гор, ни разу не возникало сомнений в правильности выбора командира этого соединения.

Однако, как видите, с кадрами было трудно, если приходилось действовать таким путем.

Новому командиру дивизии сообщили, что надеяться ему нужно на свои собственные силы - в армии отсутствуют крупные резервы. Рассчитывать на существенное подкрепление войска, обороняющие Ишуньские позиции, не могут. Задача дивизии - удерживать оборону по Чатырлыку.

В передней комнате штаба за выскобленным столом ужинали Баранов и Мисюра. Увидев входившее начальство, они вскочили. Николаев взял со стола кусок черного хлеба и пожевал.

- Рассказывай, как у вас с материальной частью, - сказал он Баранову.

- Заканчиваем в Джанкое ремонт "амфибий" и Т-37. На этой неделе все машины будут в строю...

- Твой полк, товарищ Баранов, - задумчиво сказал Николаев, - честно воевал, и ты... ты побереги себя. Твой опыт и смелость еще нужны будут партии.

Это было сказано просто. Тем сильнее было воздействие этих слов. Майор наш богатырь-танкист - от неожиданности не нашелся, что ответить. Наверно, такие мгновения потом помнятся всю жизнь.

Мы вышли, и корпусной комиссар обратился к теме, всегда его тревожившей. Он говорил, что общение с такими людьми, как Баранов, Андрющенко или Белецкий, с которыми он днем беседовал и видел их работу, просто-таки воодушевляет. Но сколько еще трусов и паникеров, из-за которых проигрываются бои. В этом он был глубоко неправ, это противоречило самому характеру развертывающейся Отечественной войны. Нет, трусов у нас очень мало, но много еще неумелых и необстрелянных.