На Виталия смотрели те же коллеги, теми же взглядами, но теперь они казались расстрельным взводом. Одним, единым. Так смотрят на человека, который в толпе справляет нужду.

— А в чем, собственно, дело? — спросил Терпилов, поворачиваясь, как бы у всех.

Замдиректора поправила прическу и осмотрелась в поисках врагов.

— Со вчерашнего дня, Терпилов, нельзя носить одежду, по цвету напоминающую военную. Глянь на свой комбинезон, куда ты в нем вырядился?

— Это костюм маляра дяди Миши, — потупив взгляд ответил Виталий. — Шапка газетная, думал, будет смешно и с подтекстом…

Она еще раз осмотрелась и повела Виталия в угол холла, придерживая за локоток, как в танцах партнер партнершу. Или как умудренный врач — душевнобольного. Остановила и прижала морщинистой наманикюренной пятерней к стене.

— Знаешь что, Терпилов, иди-ка ты со своим подтекстом… Пока смотрящего нет. Хорошо, что это мой знакомый, и он опаздывает.

— Я могу все исправить! Шапка-то из газеты осталась?

— А все остальное ты снимешь? Это другая запретная статья, страшнее штанов-хаки. — От входной двери замдиректора окликнули, она стала пунцовой. — Короче, Терпилов, вон отсюда! Ты, кажется, сегодня дежурный? Так вот, у нас до плана одной первоапрельской «утки» не хватает. Иди, пиши и маскируй так, чтобы смешно не было!

Оказывается, вокруг них собрались гости и внимательно слушали. Как побитая собака, Виталий понурил голову, поджал хвост и побрел в комнату для переодевания. Триумф обернулся позором.

Он вернулся в офис, сел в закуток и включил компьютер. В глупой задумчивости ни о чем, глядя в одну точку, просидел до одиннадцати. Жене можно не звонить, она уложила ребенка и уснула сама, зная, что Виталий будет поздно.

В голову не шло ничего, кроме мыслей о запретах. Как так: за один день невиновный человек стал сначала побегушником у смотрящих, а затем — посмешищем для коллег? Что нужно делать, чтобы горнолыжником проскочить по жизни через узкие воротики, остающиеся от вездесущих, плодящихся, как тараканы, табу? Рано или поздно слетишь с трассы, разобьешься насмерть, и никто не унесет накрытого одеялом. Пройдут мимо, каждый занятый своими воротиками.

В поисках вдохновения Терпилов зашел на страницу Верховного Собрания — первоисточник запретов. И его осенило.

Ближе к полудню разбудил телефонный звонок. Виталий поспешил взять трубку, пока домашние не проснулись. Звонил капитан Перфильев:

— Давай, бегом ко мне! Надо почистить компьютер. Полностью! Ты что, не в курсе? Такое творится!..

Выйдя на балкон покурить, Терпилов увидел, как на детской площадке старенький трактор с надписью «Теплосети» валит забор. За рулем — не пьяница в спецовке, а мужчина в спортивном костюме, один из родителей. На радость окружившим трактор мальчишкам он газовал и скрипел отвалом о металл рабицы.

А в кухонном окне видно, как по улице в сторону метро идут люди — маленькими и большими компаниями, разговаривают, улыбаются.

Наскоро поев, Терпилов выбежал на улицу, распахнув от нетерпения дверь подъезда, и вошел в людской поток. Транспорта не было, поэтому все шли пешком. Легкая, как женская походка, апрельская погода благоприятствовала прогулке.

— А все началось с того, что на сайте Верховного Собрания появился новый запрет… — рассказывали в пешей колонне.

— Да, я тоже это слышал, запрет на появление в одиночку в общественном месте…

— Сначала подумали — первоапрельская шутка, но число стояло второе.

— Выходной, в Столице все как вывалили… И сообразили, что вместе — веселее…

— Ну вот под это веселье быстро организовались и захватили Собрание и Резиденцию Верховного Руководителя…

— И у нас местных смели за час, и по всей стране так же. Оказалось — просто.

— Да если бы шутка, давно стерли бы. А запрет до сих пор на сайте висит, — прохожий потряс планшетом.

— Некому стирать. Все разбежались. И кто теперь запреты будет придумывать?

Вжав голову в плечи, Виталий повернул в сквозняк, который выводил к отделению смотрящих. Неужели он один, простой шуткой, смог перевернуть страну с ног на голову? Или ей немного нужно было, чтобы перевернуться?

В отделение было пусто — не в честь выходного, а в прямом смысле. Сквозняк волочил по полу бумаги, хлопали сами по себе двери, слышалось шуршание воды в незакрытом кране. Смотрящие, видимо, тоже выполнили новый закон — вместе покинули отделение. Пройдя по коридору, Терпилов рассмотрел в кабинетах разбитые окна и камни на полу, которыми били стекла.

Виталий вдруг, подумал, что преступники всегда держались вместе: на улице, в политике, в тюрьме. А законопослушные граждане, такие умные и правильные, допускают из века в век одинаковую ошибку — ходят порознь. Вот и теперь так будет, ведь понятно же, после произошедшего старые запреты отменят, введут новые. И опять никто не будет сопротивляться: интеллигенция побоится, пролетариату — запрещай, не запрещай, закон не писан.

В раздумьях Виталий дошел до кабинета Перфильева. Капитан сидел за компьютером и азартно двигал мышкой.

— А, Терпилов… Заходи. Время появилось — на танчиках катаюсь. Это я в панике тебе позвонил, думал, помощь понадобится. Ты извини, зря поднял. Наше столичное начальство первым дало деру, как толпу увидело. Довели, значит, народ.

— А ты чего не дернул? — Виталий сам удивился внезапному «ты», но капитан не отреагировал.

— А куда мне? Я к тебе поближе.

Терпилов рассматривал капитана, пытаясь по внешним проявлениям определить, шутит он или нет. Если нет, то почему. Перфильев уловил любопытствующий взгляд.

— До того, как разбежаться, наши успели отследить, откуда выложили статью. Город — наш, организация — твоя. Сходится. Пройдет несколько часов, эта информация станет общедоступной, и тебя сделают лидером переворота. Чем закончится — не знаю. Но я на твоей стороне. — Он поерзал и залез рукой в область поясницы. — Если бы ты знал, как мне давит резинка казеных трусов…

Виталий вышел на крыльцо и закурил, как накануне. Только теперь — в неуютном одиночестве. Будто ты один нарушаешь запрет, из-за угла выскочат смотрящие и возьмут с поличным. Впрочем, сейчас наверняка все запреты отменены, за ними некому следить и некому выполнять.

— А если Перфильев прав? — вслух проговорил Виталий. — Если меня найдут и спросят: «Каким ты, смелый наш человек, разрушитель системы запретов, видишь будущее?». Что ответить?

Наверное, в будущем не нужно запрещать. Любое табу вредит: появляется желание его обойти, посмотреть, что за чертой, нарисованной обществом. Отсутствие любопытства гораздо вреднее для здоровья, чем алкоголь, табак и картошка с мясом вместе взятые. А любопытствовать нельзя. И натягивается внутренняя струна, и не звенит она уже — дребезжит, рвется. Волокна стираются по чуть-чуть, и в любой момент: «Дзинь!». Одна за другой, пока не останется последняя, на которой сыграть — виртуозов не осталось.

— Ну что, — продолжил Терпилов вслух, — коль я теперь важная шишка, начну менять мир. Точнее — рерайтить, кое-что в старом все-таки было хорошего.

Первыми деяниями в его планах значились возвращение дяде Мише комбинезона и поход с женой и сыном в зоопарк. Вместе.