— Наверняка твои триста жемчужин! — насмешливо бросила Тереса Люцине. Та не осталась в долгу:

— И получится в точности, как с тем петухом за одиннадцать гектаров земли..

— А может, там бриллиантовая диадема! — взволнованно предположила тетя Ядя.

— Ты что! Скорей уж табак нашего прадедушки…

Михал раскрыл наконец коробочку. В ней не оказалось ни жемчуга, ни бриллиантов, ни даже прадедушкиного табака. В ней оказалась сложенная вчетверо бумага. Уронив от волнения коробку, Михал дрожащими руками развернул старинный документ.

— Копия «Перечня»! — объявил он прерывающимся от волнения голосом. — На всякий случай, чтобы знать, что кому предназначено..

Тетя Ядя бросилась к коробке и проверила, нет ли там внутри еще чего. Люцина ехидно засмеялась:

— Что я говорила? Все получилось в лучших фамильных традициях! Даже сказочные сокровища уплыли на сторону! Мы нарушили бы традицию, если бы внезапно разбогатели. Такого в нашем роду не было! И не будет! Разбежались — ах, колодцы предков! Ах, фамильные драгоценности! Да это те же твои золотые прииски за шесть долларов!

Обиженная Тереса только плечами пожала. Михал Ольшевский, внезапно растеряв всю свою энергию, без сил опустился на кучу камней и схватился за голову, не выпуская из рук старинный документ.

— Езус-Мария! — простонал он. — О Езус-Мария!

Мамуля не могла поверить в случившееся.

— Как это? — недоуменно тормошила она всех. — И это все? А где же остальное?

— Конкурирующая фирма слямзила, — пояснила я. — Холера! А так хотелось увидеть кубок венецианского стекла искусно выточенный!

— Езус-Мария! — шепотом завыл Михал.

Сташек Вельский, стоявший до этого в угрюмом молчании, глянул на Михала, на жалкие остатки наших сокровищ, потом опять на Михала и громко заявил:

— Уж я этой холере сверну шею!

Спохватившись, что не пристало так говорить облеченному властью сотруднику милиции, поправился:

— Сверну частным образом. Во внеслужебное время.

— О Езус-Мария! — твердил Михал, как видно, в своем беспредельном отчаянии позабывший все другие слова.

Зато уж наши бабы наговорили много всяких слов, в том числе и явно лишних. Придя в себя после стресса, мы разразились бурей негодования. Первой жертвой бури стал отец. И правильно! Ведь это он по глупости разрыл колодец. Второй жертвой стал Марек. Тоже правильно! Ведь это он не позволил нам докончить раскоп в тот же день. Представляете? Раскопали бы и сами нашли сундук. Полный! О Боже!! К счастью, ни отец, ни Марек так и не поняли, в сколь великих преступлениях их обвиняют, ибо кричали мы все вместе одновременно, но разные слова. Франек рвал на себе волосы, считая виновным в происшедшем только себя. Еще бы, ведь из-за уборки его урожая мы прошляпили такое сокровище! Люцина вцепилась в сержанта Вельского, как репей в собачий хвост, требуя пояснить смысл его угрозы. Не вынеся приставаний, сержант постыдно сбежал. Марек признал свою вину.

— Давно не выглядел я таким идиотом! — коротко сказал он и последовал примеру сержанта Вельского.

Следственная группа развила бурную деятельность. Только теперь милиция поверила в нашу прабабку и ее наследство, приняла целиком нашу гипотезу, выслушала еще раз всех нас, куда-то ездила, что-то выясняла и сделала множество ценных открытий. Они были так интересны, что несколько притупили горечь разочарования.

Вечером сержант Вельский вернулся и собрал нас для сообщения. Вначале он сделал заявление: он, старший сержант милиции Станислав Вельский считает себя лично ответственным за случившееся. Не говоря уже о том, что принимал личное участие в извлечении старинных документов в подвале Адама Дудяка, это он, сержант Вельский, посоветовал прикрыть разрытый колодец чем-нибудь тяжелым, вместо того, чтобы поставить у колодца милицейский пост.

— Адам Дудяк — мой двоюродный брат и человек порядочный, — сказал Сташек Вельский. — А вот его жена — язва, сущая гангрена! За грош удавится. Мне бы сразу догадаться, что это ее рук дело! Только она могла показать документы одному подозрительному типу, что тут крутился в прошлом году. Звали его Джон Капусто, а словесный портрет точь-в-точь совпадает с вашим прилизанным Никсоном. Пришлось эту заразу Ханю немного прижать к стенке, ну, она и раскололась… Я даже официальный протокол составил.

— Неужели даже протокол? — не поверила я, слишком уж мало времени было у сержанта, но тот, одновременно и злой на себя за допущенное упущение, и довольный сегодняшним достижением, пояснил:

— Зная алчную натуру Хани Дудяковой, я и сыграл на этой ее струнке. Пришел к ней и без обиняков заявил: странно, что пани не продала найденных тогда документов этому самому Капусте. Только дала посмотреть, верно? Заплатил-то он хоть как следует?

За последнее время вести о сенсационных происшествиях на подворье Франека Влукневского разнеслись по всей округе, и Ханя, разумеется, тоже о них слышала. Естественно, стоустная молва значительно преувеличила размеры клада — куда там было до него пещере сказочного Али-Бабы! И теперь, когда Сташек Вельский так бесцеремонно связал найденные в их доме документы с найденными в колодце Франека сокровищами, Ханю чуть кондрашка не хватила. Как же она раньше не догадалась!

— Заплатил! — прошипела она, вся побелев от бессильной злобы. — Да гроша не дал! Говорил, что эти бумажки гроша ломаного не стоят! Задарма читал, сволочь американская! И еще записывал! Как же я сразу-то не сообразила?!

— Да уж! — согласился сержант Вельский. — Оставил он вас, извините, в дураках. А теперь скрылся. С этаким-то богатством! На вашем месте я бы этого ему так не оставил. Отобрать все у негодяя и дело с концом! Пусть и ему не достанется.

— А вы думаете, его можно отыскать?

— А почему же нельзя? Очень даже можно! С вашей помощью. Пани припомнит себе, а я вот в протокольчик запишу, когда эта сволочь заявилась к пани морочить голову, и будут у ндс официальные основания для возбуждения дела. Объявим розыск и поймаем голубчика, не беспокойтесь! Отберем все до последней жемчужинки!

С помощью такого вот нехитрого приема сержант Вельский в две минуты заручился помощью пылающей жаждой мести Хани Дудяковой, которая в начале визита милиционера была полна решимости ни словечка не проронить, о Джоне Ка пусто. Правда, во время составления протокола немного остыла и категорически отрицала намерение продать исторические документы, оправдывая свои действия обычным бабьим любопытством. Пришлось удовольствоваться сержанту такой версией.

— И даже привлечь к ответственности дрянную бабу я не имею оснований! — искренне сокрушался сержант. — А ведь это из-за нее весь сыр-бор разгорелся.

— Не убивайтесь так, — успокаивал сержанта Марек.

— Сыр-бор и без нее разгорелся бы тут, ведь могильщик бдил вовсю. А благодаря вашей родственнице мы хотя бы знаем теперь, кого искать.

Уж такая у нас фамильная черта, что мы или сразу все говорили, или все молчали. Вот и теперь, после заявления сержанта, кухня Франека, выросшая до ранга конференц-зала, наполнилась несусветным гомоном. Каждой хотелось немедленно получить ответ на свой вопрос, а вопросы у всех были разные. Верх в этой баталии одержала Тереса, которая просто трахнула по столу миской с остатками каши и заорала:

— А ну тихо! Вопросы задавать по очереди! Я первая! Так кто, в конце концов, был убийцей? Могильщик?

— Могильщик! — в один голос ответили Сержант Вельский и Марек.

Люцина конечно не смолчала:

— А ты так и не догадалась? Я же вам говорила — именно могильщик гнал тогда Менюшко! А в следующий раз стучи пустой миской.

И она демонстративно принялась счищать с себя кашу.

Мамуля всегда была за справедливость.

— И вовсе ты этого не говорила. То есть, говорила, но уже потом, а сначала не говорила!

— Получается, наше наследство с самого начала охраняют сплошные могильщики. В древние времена древний могильщик прогонял Менюшко, который что-то пронюхал о кладе, а современный его наследник сделал шаг вперед и уже не прогонял искателей клада, а просто-напросто их убивал.