Литмир - Электронная Библиотека

В эстраду они ушли все вместе после того, как умер их отец Юзеф-Болеслав Жеймо — милый был, веселый человек. Кстати, по его прихоти две из его дочерей носили отчество Болеславовны, а оставшиеся Юзефовны. Внезапно, от сердечного приступа он умер, оставив семейный цирковой номер без главного действующего лица. Наверно, они могли там что-то поменять, ввести кого-то из знакомых артистов, но тут сыграла чисто семейная черта. Они очень любили своего отца, так что не могли представить себе номера без него. И хотя цирк был их жизнью, все свободное от школы и домашних заданий время сестры проводили на арене, но цирк они покинули. Четыре сестры и мать составили музыкальный коллектив, в котором мама пела, а девочки аккомпанировали ей на музыкальных инструментах.

Жеймовочка - i_004.png

Янина, ее сестра Елена, дядя Павел, мама Анна, дед Вацлав и отец Юзеф-Болеслав. 1912 год.

Эстрада! Это слово сегодня имеет совсем другое значение, нежели в начале прошлого века. Выступления по ресторанчикам, вот что такое была в те годы эстрада. И перетаскивание реквизита на извозчике. Жизнь, краски которой следует искать у Александра Вертинского.

«В вечерних ресторанах, в парижских балаганах, в дешевом электрическом раю всю ночь ломаю руки от ярости и муки и людям что-то жалобно пою. Гудят, звенят джаз-банды и злые обезьяны мне скалят искалеченные рты…» И так далее, и ежедневно, если хочешь прокормиться. Когда папа умер, ей было всего 13 лет. Именно тогда она и начала таскать этот чертов тяжеленный ксилофон на своей золотой голове. И хотя не ксилофон лишил ее роста, но осточертел жестоко. Не зря этот музыкальный инструмент упоминается в каждой статье о ней — ксилофон, ксилофон, ксилофон. Вот просто об ксилофон споткнулась — кто выдержит? Она поняла, что эстрада ей не место. Размечталась о кинематографе, который в те годы был светом в окошке у всех без исключения барышень. Белым по черному экрану титр: «Прощай, моя любовь, я умираю!!!!», и фортепиано так «дзынь, трень-брень» — какая красота. Хорошо играть в кино. Все на тебя смотрят, тобой восхищаются и еще, небось, платят неплохо. Пятнадцатилетняя Яничка Жеймо, в жизни не знавшая ничего вкуснее пирожка с печенкой, которым ее всякий раз угощала билетерша в одесском цирке, и то лишь потому, что та напоминала ей дочь, мечтала купить себе самую красивую шляпку на свете. Шляпка нужна была ей больше, чем любой другой девушке, потому что шляпки носят только взрослые дамы. В шляпке Яничку наверняка перестали бы принимать за ребенка и — о, унижение! — совать ей в трамвае карамельки.

Да, ее всегда и везде принимали за малышку, эту пигалицу с золотыми волосами. Даже когда она потом делала себе прическу в парикмахерской, и, что всего удивительнее, ее принимали за ровесницу и сами детишки. Однажды игравшие в чижа мальчишки поколотили ее на бульваре. Перед тем как браться за очередную роль кино-девчушки, Яничка проверяла силу своего образа на самых чутких ценителях — детях. Примут ли за свою? Принимали. А кинокритики о ней писали, что она единственная, кто выдерживает в кадре конкуренцию с настоящими детьми. Это было правдой. В ранней молодости у нее было аутентично кукольное личико. Кукла Мэри. В сорок лет — просто кукольное личико, абрис которого и сделал ее навеки знаменитой и столь же несчастной и непризнанной, потому что кроме Золушки, что было еще? Писали, что в роли Золушки ее возраст не умели определить самые тонкие ценители женской красоты. И что даже дети ошибались, не определяя в 38-летней Жеймо мать двоих детей в роли 16-летней «крошки». Пусть так. Хотя не совсем. «Золушка» шедевр бесспорный. Но сегодня внимательному зрителю, который еще и пересматривает с кнопкой «стоп», конечно, понятно, как раскладывается на проходы любой кадр. Например, как можно уравновесить далеко не хрупкую, а вовсе даже пухленькую фигурку, снимая ее на фоне артистов в костюмах пышных, как наряд фазана. Золушка ведь по современным меркам маленькая толстушка, и до образа принцессы ей не менее далеко, чем той же Фаине Раневской. Но дело там с самых первых сцен, конечно, не во внешности. Русская «Золушка» тем и отличается от всех прочих, даже очень-очень красивых картин вроде «Три орешка для Золушки» — чудо, прелесть, но не о том. Золушка, как все непревзойденные шедевры советского кино, тайным шепотом рассказывает зрителю о его душе. О том нравственном чувстве, голос которого различим, если выключить прочие звуки: о том, что красота внутри, а не снаружи, вот оно что. И внимательный зритель, конечно, это заметил.

Вообще рассказывать о Жеймо и не впадать все время в описания «Золушки» невозможно просто потому, что эта картина, как ни грустно, останется единственной, по которой ее будут всегда помнить и знать. Тогдашнее кинематографическое чудо — 38-летняя далеко-недевочка, сыгравшая юную прелесть, свершилось потому, что было хорошо подготовлено. И, конечно, если бы не хорошо поставленный свет, чудо было бы невозможно. Вспоминали потом, что и руки выдавали ее возраст, и «пришлось сшить для Жеймо высокие белые перчатки», заложил ее Игорь Клименков, тот самый мальчик-паж, которому помогала дружба. «Но в остальном Янина Болеславовна вела себя как обычная девчонка: в перерыве между съемками мы залезали с ней в карету-тыкву и болтали. Я лузгал семечки, Золушка курила „Беломор“. С ней было легко и просто, я был очарован, по-детски влюблен…» Перчатки скрывали ее руки, грим — возраст. Да и прочие чудеса случались тогда на съемочной площадке. Например, никогда не поверишь, что в павильоне стоит лютый холод, но: «В павильонах не топили, и поверх платьев для королевского бала каждый обматывался платками и шалями. Но как только раздавалась команда „Мотор!“, „гости бала“ сбрасывали платки и валенки и вальяжно обмахивались веерами, как будто им жарко», — писала Яничка сестре.

Жеймовочка - i_005.png

Кадр из фильма «Разбудите Леночку»

Картину снимала Надежда Кошеверова, молодой режиссер, после «Золушки» ушедшая в поточное производство сказок («Старая, старая сказка», «Тень», «Ослиная шкура», «Соловей», «Каин XVIII» и другие), оно и понятно, после того как предыдущий ее фильм «Галя» запретили к показу, ей, очевидно, расхотелось реализма как жанра. А что за люди на площадке? Второй режиссер Михаил Шапиро оказывается супругом родственницы Троцкого Жанны Гаузнер. Художник Николай Акимов — ученик белоэмигранта Юрия Анненкова. Композитор Антонио Спадавеккиа — итальянец. Янина Жеймо — полька, родилась в польском тогда городе Волковыск (ныне Гродненская область, Беларусь). «Король» Эраст Гарин — ученик расстрелянного Мейерхольда. Кстати, когда снимался фильм, Гарин еще этого факта не знал, и в его семье держали к возвращению режиссера из заключения специальную шкатулочку с деньгами. Фаина Раневская — подруга Анны Ахматовой, на днях отстраненная от роли в фильме «Иван Грозный», позже тоже запрещенном. «Принц» Алексей Консовский из семьи врагов народа, его отец и брат расстреляны. «Лесничий» Меркурьев в родстве с вышеупомянутым Мейерхольдом. Даже и сам автор сценария Евгений Шварц числится в друзьях репрессированных Заболоцкого и Олейникова. Все они были люди дореволюционного производства. Они еще помнили «те времена» и запах свободы.

Жеймовочка - i_006.png

С Николаем Черкасовым в «Горячих денечках»

Это отмечали все, кто знал Жеймо. Чем-то исключительно несоветским веет от Янины Болеславовны. Чем-то вроде дореволюционных духов «Любимый букет императрицы». В чем же тут дело? Может, произношение слов? Сейчас-то так уже и не разговаривают. Разве что телеведущий Виталий Вульф где-то набрался той самой дореволюционной интонации, которая диктовала ему произносить слово «дядя» через букву «з». «Ее дзя-дзя, — рассказывал Вульф, — был знаменитый артист цирка…», и звучит это исключительно аристократично и очень дореволюционно. Про Жеймо, которую фильм «Золушка» поставил в один ряд с самыми яркими звездами экрана, Вульф рассказывал много и любовно, читая ее судьбу, как по открытой ладони. Прочий же актерский состав фильма был из людей, которых с успехом можно было отнести к недобитой интеллигенции самого неблагонадежного происхождения. Все они произносили дядю через «з» — акцент, за который в 37-м без разговоров провожали на небеса. Раневская, Гарин, Шварц… Это были люди, лишенные лакейства, присущего добропорядочным советским гражданам. Редкие птицы, волей случая собравшиеся вместе. Раневская, помнится, потеряла там на площадке свое кольцо, объявив, что сия драгоценность стоит дороже, чем весь съемочный балаган вместе с городской площадью (дело было в Риге). «Хераст, ты — хам!» — кричала она Эрасту Гарину, по ее мнению, явившемуся не в том виде, в котором прилично стоять перед женщиной взрослому мужчине. Кажется, она даже наградила Эраста пощечиной, впрочем, лишенной натуральности. Рассказывают, что обидевшийся Гарин направился в ближайшую пивную как был, в костюме Короля волшебного королевства, где не замедлил напиться в хлам, выкрикивая «Господа, кто желает чокнуться с королем?!» Рассказывали, что глава волшебного государства в исполнении Эраста Гарина пришелся не по душе киночиновникам. Артист вспоминал, как его вызвал к себе директор киностудии «Ленфильм» и недовольно заявил: «Вы играете не настоящего короля! В жизни таких не бывает!» «Но так как „Золушка“ к тому времени была снята на восемьдесят процентов, усилия руководства, направленные на превращение ее в шишкинское „Утро в сосновом лесу“, не дали результатов. Картина вышла на экран и даже доставила некоторую радость не только детям», — пишет в воспоминаниях Гарин. Понятное дело, разлагали, как могли, советский строй контрреволюционные недобитки.

2
{"b":"187279","o":1}