– Там в баре есть пиво. – Сказала Магда, иногда демонстрировавшая чудеса телепатии. – Достань.

– Может, ты? – Заискивающе улыбнулся я в ответ. – Тянуться было неохота.

– Ты ближе. – Не купилась Магда и для пущей убедительности подтолкнула в бок.

Я потянулся, корабль тряхнуло, и я упал. Чертыхаясь, поднялся под заливистый Магдин смех, буркнув, мол, ничего смешного. Взял бутылочку для себя, вторую кинул Магде. Плюхнулся на другую полку, блаженно потянулся.

– А что тебе снилось? – спросила Магда, приподнявшись на локте.

– Бред какой-то, вроде апокалипсиса. Укачало. – Я с наслаждением потягивал «Эфес» местного розлива. – Мне в детстве часто снилась мура всякая. Например, я лез на какую-то гору, а зачем – не знал, или не забыл. И мне казалось, что это очень важно. И я всё думал и думал, зачем… Просыпался, лежал в темноте, и всё мучился, пытаясь вспомнить…

– Это ты рос, – серьёзно пояснила Магда. – Я, между прочим, верю в сны.

– А я ни во что не верю, – сказал я, отставляя опустевшую бутылку.

– Один раз мне приснилось, – она мечтательно завела глаза, – что я потеряла…

– …свою девственность, – с хохотом докончил я. – Открыла глаза, и обнаружила, что это правда!

– Ах ты! – Магда швырнула в меня подушкой, но ей показалось мало, и следом она прыгнула сама, вонзая острые коготки в мои бедные голые плечи, спину и прочие незащищённые места. Пришлось срочно обороняться. Эта битва завершилась очередной боевой ничьёй.

По прибытии в Хайфу прямо с трапа попали в цепкие объятия симпатичных, но очень строгих девушек в голубых форменных блузах – сотрудниц миграционной службы. Одна из них, внешне вылитая Энди Макдауэлл, открыв мою краснокожую загранпаспортину и, узрев арабскую визу – зимой мотался погреться в Эмираты, скривилась так, словно я был троежёнцем, брезгливым жестом указала в сторону, где уже стояла сиротливая группа отверженных. Следом за мной с возгласами возмущения проследовала Магда, не сумевшая доказать на пальцах и скверном английском непорочность своих намерений. Я напомнил подруге, что предупреждал о не самом приветливом отношении миграционных служб к молодым незамужним красоткам, особенно в откровенных топах и брючках типа «вторая кожа».

– Идиоты! – рявкнула она, раскрасневшись от праведного гнева. – Что они себе возомнили?! Чтобы зарабатывать «этим местом», незачем переться в хренову пустыню! Да в Москве богатых евреев больше, чем во всём их Израиле! Скажи же этим козлам, что мы вместе, чёрт побери!

– Боюсь, тебе от этого лучше не станет, – заметил я. – Похоже, меня приняли за арабского шпиона.

Магда вытаращила глаза, минуту собиралась с мыслями, а затем громко и конкретно поведала всем присутствующим, что она думает об Израиле и его политике в целом, а также о представительницах миграционной службы в частности. Особенно интеллигентные представители нашей кучки отверженных смущённо потупили взоры, остальные согласно закивали.

Нас проводили в отстойник, где толстый очкастый дядька вызывал по одному, подозрительно вглядывался в фото на паспорте и в физиономию, упорно делая вид, что не понимает ни слова из великого и могучего. Те, кто отбрёхивался по-англицки, оказались в привилегированном положении. Разбирательство длилось больше часа, после чего мы с Магдой всё же получили добро на посещение священной земли. Те, кому повезло меньше, поплелись обратно на корабль, горячо обсуждая несовершенство израильского законодательства. Моё настроение, и прежде не самое лучезарное, было испорчено окончательно и бесповоротно. Что-то внутри меня, с самого начала упорно протестовавшее против этой поездки, разрослось до невероятных размеров. Магда же заметила, что это говорит во мне мой немодный воинствующий атеизм. Сама она, усевшись в мягкое кресло автобуса, моментально забыла обо всех злоключениях.

Осипшая девица-экскурсовод по имени Даша, соломенная блондинка рязанского типа – нос картофелиной, румянец во всю щёку, – без устали трепалась об израильских прелестях, перемежая россказни цитатами из Библии. Магда сидела с открытым ртом, внимала с прилежанием первоклашки. Меня же после бурной корабельной ночи и раннего подъёма неумолимо тянуло на сон. Хриплый монотоный голос вкупе с мерным чередованием заоконных пейзажей – высотные дома, чахлые деревья – погружал в состояние подобное гипнотическому трансу. Я бы провалился, если б не острый Магдин локоть и негодующее её шипенье:

– Как ты можешь дремать?! Посмотри, какая красотища!

Я смотрел, но упорно не видел ничего особенного: Хайфа – город как город. Большой, шумный, асфальтовый. Здания из стекла и бетона – жалкая пародия на небоскрёбы Манхеттена. Бок о бок – типичные хрущёвки. Обычная промышленная архитектура конца двадцатого столетия. Зелени кот наплакал. Местами сиротливо жмутся посреди песка и асфальта какие-то жалкие красненькие цветочки.

– Погляди, – умилилась Магда. – Эти цветы насадили на голые камни вручную, и к каждому подведена трубочка, по которой через определённые промежутки времени каплями капает вода.

– В России надо было оставаться. – Буркнул я, смежая веки. – Дожди как из ведра, само всё прёт из земли, не надо ни с какими трубочками возиться.

– Фу, – сморщила носик Магда, – какой ты циничный.

Я зевнул в ответ и прикрыл глаза…

«Я поднимался на гору. Не на вершину, всего несколько шагов от земли, чтобы легче было видеть, слышать и говорить с людьми, собравшимися внизу. Но и эти несколько шагов дались мне нелегко. Кажется, я был слишком стар… Чья-то рука поддержала мой локоть. Я перевёл дыхание. И, когда повернулся, увидел тысячи глаз, в которых были ожидание, надежда и вера. Кто-то почтительно произнёс:

– Учитель…»

– Опять дрыхнешь?! – зашипела в ухо Магда.

– Слушай, отстань! – вскинулся я, разлепляя веки. – Такой сон испортила, дура…

– Сам кретин!

Достала. Чтобы я ещё раз с ней куда-нибудь поехал! Лучше на месте девочку снять. Вон их на пляже сколько, деловых холостых российских женщин двадцати шести и выше… Приезжают бледненькие, усталые, одинокие, в глазах тоска, в сердце робкая надежда на бурный курортный роман и его домашнее продолжение…

– Если вы вдруг отстанете от группы, – деловито инструктировала Даша, – можете догнать на такси. Такси из Иерусалима или Вифлеема до порта обойдётся вам в сто долларов. Есть другой путь, гораздо более экономный: вы находите полицейского, и на патрульной машине вас быстренько доставляют на корабль. Будьте осторожны с ценными вещами: камерами, кошельками. Воруют много, охотно и профессионально. Особенно в старом Иерусалиме, на восточном базаре. Там бегают такие милые детишки… Прижимать к груди бесполезно – вырвут вместе с грудью. Так что лучше всё самое ценное оставить в автобусе, который во время остановки будет находиться под охраной.

– Замечательно! Отвалить кучу бабок и потерять сутки отпуска ради перспективы остаться без штанов.

– Не ворчи. – Толкнула меня Магда. – Твои штаны никому не нужны, даже местным бомжам.

– Вопросы есть? – поинтересовалась Даша.

– Есть, – игриво объявил парень в клетчатой рубахе с банкой Туборга в руке. – Вы, девушка, сюда как попали? Замуж вышли, или как?

– У меня бабушка еврейка. – Не задумавшись, с ходу отрапортовала соломенная Даша. Видно, парень не первым задавал этот вопрос.

– Подумать только, какое совпадение! – фыркнул я, ущипнув Магду. – У вас бабушка, случайно, не общая?

Подружка негодующе шикнула.

– А как обстоят дела с терроризмом? – не унимался парень.

– О, никаких проблем. Сейчас у нас всё в полном порядке. Вам совершенно нечего бояться. – Успокоительно улыбнулась Даша, но в круглых светло-серых глазах мелькнула тень глубоко спрятанной тревоги. Так взрослые во все времена лгут детям: «Всё хорошо», и с деланной беспечностью гладят по голове, до крови закусывая бледнеющие дрожащие губы… Я подумал, что, наверно, не так уж сладко живётся на Земле обетованной, но их проблемы нас не касаются. Наше дело телячье – глазеть из окна автобуса.