— Знаешь, — сказал Брейден, — тебе помогло бы, если бы ты оделся в шотландскую одежду. Холодных шотландских рыцарей трудно воодушевить.

Лахлан похолодел при необдуманных словах младшего из братьев. В отличие от Юана и Брейдена он знал причину отвращения Сина к шотландским нарядам. Он мысленно вернулся к тому случаю, когда отец привез с ярмарки в Килгаригоне клетчатую ткань для накидок себе и сыновьям. Брейден тогда был еще в пеленках, и их мать обернула младенца куском ткани в черно-зеленую клетку, а он сам, Кирон и Юан гордо надели такие же, как у отца, накидки.

— Мои мальчики, — гордо провозгласил отец, оглядев их и потрепав по волосам.

Лахлан улыбался до тех пор, пока не заметил в углу Сина, о котором в возбуждении все забыли, а Син, как обычно, спрятавшись в темноте, угрюмо стоял, сложив руки на груди. Лахлан никогда не забудет, с каким выражением его старший брат наблюдал за ними. У юного Сина глаза были полны зависти и боли.

— Па? — обратился к отцу Лахлан. — А где накидка для Сина?

Оставив вопрос без ответа, его отец продолжал играть с Юаном и Кироном, но его молодая мать оказалась не столь добра.

— Клетчатая ткань предназначена для людей чистой шотландской крови, Лахлан, она не для сассенахов-полукровок.

Даже живи он вечно, Лахлан все равно не смог бы понять ни жестокости своей матери по отношению к Сину, ни полного отсутствия у отца какого-либо интереса к нему.

Позже в тот же день Лахлан нашел Сина в их комнате. Он сидел один посреди спальни на полу, и из резаной раны на его руке в миску текла кровь.

— Что ты делаешь? — в испуге закричал Лахлан и, подбежав к брату, приложил к ране ткань, чтобы остановить кровотечение.

— Пытаюсь избавиться от английской крови во мне, но она, по-моему, не очень отличается от твоей. — Взгляд у Сина был отрешенный и пустой. — Как я могу освободиться от нее, если не вижу разницы?

Лахлан перевязал Сину руку, и они больше никогда к этому не возвращались, но с тех пор Лахлан часто вспоминал о том случае.

Сейчас Лахлан смотрел на Сина, сидевшего рядом с Саймоном, и, честно говоря, восхищался его силой.

— Я никогда не надену на свои плечи никакую накидку, — ответил Син Брейдену.

— А я надену, — присоединился к разговору Саймон. — Ради этого я даже порыжею.

— Думаю, нам нужно официально принять Саймона в ряды Макаллистеров, — улыбнулся Лахлан, хотя мучительные воспоминания все еще не отпускали его. — Что скажете, братья?

— По-моему, он вполне подходит, — кивнул Брейден, — Как, Юан?

— Я бы кивнул, но у меня слишком болит голова.

— Учитывая, сколько эля ты выпил вчера ночью, я удивляюсь, что ты вообще можешь сидеть прямо, — хмыкнул Син.

— Как много ты выпил этой ночью? — с неожиданным беспокойством спросил Лахлан.

— Что-то между слишком много и недостаточно.

Лахлан закатил глаза, не зная, что делать, чтобы превратить Юана снова в того человека, которым он был до того, как Изабель его предала.

— Вернемся к повстанцам, — предложил Лахлан, стараясь сосредоточиться на деле, в котором он мог оказать реальную помощь. — Зачем беспокоиться, если они больше не нападают на подданных Генриха?

— Затем, что они могут снова начать в любой момент. — Син насмешливо взглянул на брата.

Внезапно раздался крик тревоги, и мужчины — даже Юан, на каждом шагу проклиная свою голову, — бросились к двери. Брейден широко распахнул дверь, и все увидели английского посланца, въезжающего во внутренний двор верхом на рыжем жеребце.

При виде этой картины Сии покачал головой. Глядя на лица шотландцев, окруживших герольда, можно было безошибочно сказать, что Син был единственным человеком, которого встречали менее радушно, чем этого англичанина.

Заметив Сина и Саймона, мужчина тотчас расслабился, и если не знать, что привело сюда этого человека, Син удивился бы его поведению, так как на его памяти первый раз кто-то по-настоящему почувствовал облегчение от его присутствия.

Посланец спешился и подал Сину запечатанное письмо.

— От лорда Рэнальфа, владельца земель Оксли. Сломав печать, Син читал послание и с каждым прочитанным словом становился все мрачнее.

— Он послал сообщение Генриху?

— Да, милорд. И король дал знать, что сам лично отправится проверить ущерб.

— Что случилось? — спросил Лахлан.

Увидев направлявшуюся к ним жену, Син подождал, пока она подойдет ближе, и только тогда ответил на вопрос брата:

— По-видимому, группа Макнили напала на земли Оксли. Он потерял почти два десятка коров, а его деревню сожгли дотла. Его люди лишились всего урожая и теперь с трудом переживут зиму. — Он выразительно посмотрел на Калли, чтобы она поняла всю серьезность положения, — На одном из деревьев поблизости они нашли записку, в которой говорилось: «Англичане, убирайтесь с шотландской земли» — и стояла подпись: «Макнили».

— Астер этого не делал, — побледнев, сказала Калли, — Он ни за что не одобрил бы такого.

— Я знаю, — честно согласился Син, складывая письмо. — Ему совсем не нужно, чтобы гнев Генриха обрушился на его голову. Скажите вашему лорду, — обратился он к посланцу, — что я лично займусь этим делом и найду человека, который это совершил.

Герольд кивнул.

— Что вы собираетесь делать? — спросила Калли.

— Я хочу, чтобы вы оповестили всех мужчин своего клана, которым больше четырнадцати лет, что им следует явиться сюда к концу дня. Мне нужно с ними поговорить.

— Думаю, это просто безрассудно. — Лицо Калли стало совсем белым, хотя Син считал, что сильнее побледнеть невозможно. —* Они могут напасть на вас.

— Напав на моего брата, они нападают на нас, — хмуро сообщил Лахлан. — Передайте им это. Я сомневаюсь, что кто-либо из рожденных в вашем клане хотел бы пойти войной на Макаллистеров.

— Я передам, — кивнула Калли.

Сегодня ее волосы были заплетены, но все равно завитки выбивались из косы и очаровательно обрамляли ее лицо, и, как обычно, на ней была отцовская накидка. Син, не в силах оторваться от этого зрелища, провожал взглядом жену, которая пересекала двор, отправившись выполнять его требование, и, глядя на ее покачивающиеся при каждом шаге бедра, ощущал все большее и большее напряжение в теле.

— Хороша, не правда ли? — заметил Лахлан.

— Как первый весенний день после долгой суровой зимы. — Слова вырвались у Сина случайно, и четыре пары глаз в изумлении уставились на него.

— Поэзия? — расхохотался Юан.

Син толкнул его, но братья продолжали смеяться.

— Сдается мне, Син убит наповал, — пошутил Брейден. — Лахлан, тебе следует найти священника для причастия.

— Ему лучше найти священника, чтобы выполнить последний обряд для тебя, прежде чем я тебя убью.

Брейден еще громче расхохотался.

— Ладно, хватит, — остановил их Саймон. — Будьте снисходительны к несчастному Сину.

— Спасибо, Саймон.

— А кроме того, я думаю, он очень мил.

— Мил! — прогремел Лахлан. — О да, как маленький дикий лев.

— Не желаю выслушивать это от мужчины, который разгуливает в юбке, — фыркнул Син.

Все трое братьев застыли.

— Прошу прощения? — переспросил Юан.

— Вы меня слышали. Итак, — с сатанинской улыбкой обратился Син к Саймону, — я тебя спрашиваю, кто милее? Мужчина в брюках или кастраты в юбках?

Братья кинулись на него, а Син, бросившись на пол, прокатился у них между ногами.

— Он мой! — рявкнул Юан, но Син убежал раньше, чем его успели схватить.

Калли оглянулась на мужа, появившегося в конюшне вслед за ней, и едва узнала его. Он бежал сломя голову, и через две секунды она поняла почему. Его братья и Саймон гнались по пятам за ним.

— Что случилось? — поинтересовалась Калли.

— Ничего. — Забежав за нее, Син поставил ее между собой и братьями, стараясь оставаться невозмутимым, но потерпев в этом полный провал.

Пятеро мужчин тяжело дышали после бега.

— Значит, прячешься за женщиной, да? — Первым отдышался Лахлан. — И с каких же пор ты стал трусом?