Лайон проснулся от тихого женского плача и прямо перед собой увидел лицо Миллисент. Ее глаза были закрыты, но даже в тусклых рассветных лучах можно было разглядеть блестящие капли на ее ресницах. Щеки Миллисент были мокры от слез. Лайон пришел в ужас, обнаружив, что его рука бесстыдно покоится между бедер жены.

– Черт, вот проклятие, – растерянно пробормотал он. – Миллисент… я не хотел… я был… Неужели я причинил тебе боль? Вот дьявольщина! Господь всемогущий, я…

Лайон беспомощно замолчал. Миллисент покачала головой, вытерла слезы и открыла глаза.

– Не вини себя. Ты не сделал мне ничего плохого. Мы с тобой… Просто это было так неожиданно… так непривычно…

Серые глаза Миллисент снова наполнились слезами. Должно быть, он спит. Он в Баронсфорде. Нет, он в Лондоне. В одной постели с женщиной. Его тело до сих пор горит от неутоленного желания. Эта женщина – Миллисент.

Его тело. Лайон стряхнул с себя остатки сна, нетерпеливым жестом отбросив одеяло: он лежал на боку.

– Ты изменил позу. – Миллисент поспешно натянула рубашку на колени. – Повернулся во сне.

Лайон с удивлением уставился на свою ногу, обвивавшую бедра Миллисент. Это казалось невозможным.

– Но как? – Он попытался убрать ногу, но не смог сдвинуть ее с места. Пережитое потрясение быстро сменилось разочарованием. – Как я мог это сделать?

– Это случилось во сне. Ты просто не думал об этом, а взял и сделал, – мягко сказала Миллисент, предприняв неуклюжую попытку приподнять ногу Лайона и высвободиться.

– И все равно это совершенно невозможно, – упрямо повторил Лайон и снова безуспешно попробовал согнуть ногу в колене. – Мне не удается пошевелить этой чертовой ногой.

– Пожалуйста, не спорь, Лайон. – Миллисент удалось наконец освободиться. Она осторожно перекатила мужа на спину и заботливо укрыла одеялом. – К тебе постепенно возвращаются силы, просто нужно немного подождать. Охинуа предупреждала, что когда-нибудь настанет такой день и ты снова сможешь двигаться.

– Нет, – решительно отрезал Лайон, хотя прекрасно понимал, что никто другой не смог бы так согнуть его ногу. Он ни слова не сказал о других случаях. Действительно, в последнее время ему случалось совершать движения правой рукой и ногами. Но каждый раз это происходило неожиданно для него самого. Буквально в следующее мгновение он уже не мог заставить свое тело слушаться. И разочарование было почти невыносимым. – Это простая случайность.

– Нет, не случайность, – терпеливо возразила Миллисент, выпрямляя правую руку Лайона и ловко поправляя одеяло у него на груди. – Ждать осталось недолго. Твое тело исцеляется.

Глядя на пушистые локоны Миллисент, Лайон с удивлением подумал, почему он никогда не говорил жене, как ей идет эта прическа.

– Тебе не холодно? – заботливо спросила она.

– Нет, – рассеянно ответил Лайон. Он думал о Миллисент и в полумраке пытался разглядеть выражение ее лица. Она только что плакала. Даже сейчас вокруг ее глаз были видны тени.

– Принести тебе что-нибудь попить? Может, воды?

– Нет, – сказал он, мучительно ненавидя себя за то, что, вероятно, обидел Миллисент во сне.

Она разгладила одеяло и отступила на шаг.

– Что ж, спокойной ночи.

– Куда ты? Миллисент попятилась.

– К себе в спальню.

– Но почему?

– Уже почти утро. – Она отступила к двери и взялась за щеколду.

– Миллисент, подожди, – угрюмо бросил он.

– А что такое?

– Я хочу знать, что произошло.

– Ты просто повернулся во сне и передвинул ногу. Это большой успех.

Миллисент старалась сохранять непринужденность, но ее наигранно веселый тон не обманул Лайона.

– А что еще случилось? Скажи мне. Что я тебе сделал? – Миллисент не произнесла ни слова, только покачала головой. – Я поступил… я вел себя… недостойно по отношению к тебе, да? – Она снова отрицательно покачала головой, глядя в пол. Лайон готов был себя убить. Одно он знал совершенно точно – он прикоснулся к Миллисент без ее согласия. – Я должен извиниться перед тобой за свое поведение, что бы я ни сделал.

– Ничего не случилось. Пожалуйста, поспи еще немного, – смущенно прошептала Миллисент и выскользнула в коридор, тихонько закрыв за собой дверь.

Коридор оказался пустынным. Слуги еще спали. Леди Эйтон облегченно перевела дух. В глазах у нее стояли слезы, но она сдерживалась изо всех сил, чтобы не расплакаться.

Лайон извинился перед ней.

Уэнтуорт насиловал и истязал ее все долгие пять лет, пока длился их брак. Он называл это своим супружеским правом «поучить жену уму-разуму». Он жестоко избивал Миллисент, едва не лишив ее жизни. Убил еще не рожденного ребенка, топтал ее тело будто сухую солому на конюшне.

А Лайон извинился перед ней за то, что вдохнул жизнь в ее мертвое тело. Он чувствовал себя виноватым только потому, что прикоснулся к ней, не спросив разрешения. Даже во сне, еще не проснувшись, он сумел показать ей луну и звезды, словно Миллисент и не подозревала об их существовании. И Лайон Пеннингтон тоже был ее мужем.

Миллисент зарылась лицом в подушку. У нее нет никакого права чувствовать себя несчастной, ведь Лайон, сам того не ведая, открыл для нее таинственные миры и заоблачные вершины. Она должна быть благодарна ему, узнав о существовании других отношений между мужчиной и женщиной, помимо боли и страха.

Силы возвращаются к Лайону, его тело начинает понемногу слушаться. И скоро, очень скоро он захочет уйти, а Миллисент должна будет вернуться к своей обыденной жизни. Эта мысль ее ужасала.

Слезы хлынули из глаз. Миллисент съежилась в своей одинокой постели, охваченная небывалой тоской. «Да кто я такая, чтобы столько думать о нем?» – устало сказала она себе.

Карета стояла в одном из темных закоулков Сент-Олбанса. Грум в низко надвинутой на глаза шляпе топтался рядом с лошадьми и вел беседу с кучером, ожидая, пока его позовут. В экипаже сидели двое мужчин, желая сохранить свою встречу в тайне.

– Мистер Платт так восторженно отзывался о ваших успехах, что я решил приехать и встретиться с вами лично. – Джаспер Хайд внимательно посмотрел в самодовольное лицо своему молодому собеседнику. – А услышав ваш рассказ о чернокожей рабыне и том влиянии, которое она оказывает наледи Эйтон, я и в самом деле доволен, что совершил это небольшое путешествие.

– Как я уже говорил, мистер Хайд, ее светлость доверяет этой женщине полностью. Я уверен, леди Эйтон не захочет расстаться со знахаркой ни за какие деньги. – Нед Кранч понизил голос и доверительно наклонился к плантатору. – Но я хорошо там осмотрелся и заметил, что за негритянкой никто не следит. И у нее есть свои привычки.

– Да? Какие же?

– Старуха выходит из дома почти на рассвете и бродит по лесу. Обычно она идет в сторону Солгрейва, собирает всякие травы и складывает их в большую корзину, а в Мелбери-Холл возвращается к тому времени, когда на кухне готовятся подавать графу завтрак.

– Как все удачно складывается! – Хайд почувствовал, как в ребра вгрызается боль, но решил не обращать на нее внимания.

– Если хотите, мистер Хайд, я мог бы запросто схватить ее рано утром, когда она гуляет в лесу. – Нед вгляделся в густую тень и понизил голос до шепота. – Хотя намного проще было бы перерезать ей глотку и обстряпать это дело так, чтобы все подумали на какого-нибудь цыгана или бродягу. Одно ваше слово, сэр.

– Я подумаю над вашим предложением, мистер Кранч. Пока же у меня вот-вот будет готов совсем другой план. Он поможет уладить это дело раз и навсегда. – Хайд поморщился и потер грудь. Боль все усиливалась. – Твердо помните свою задачу: продолжайте следить за ней и не спускайте с нее глаз.

Хайд с усилием приподнял руку и швырнул Кранчу кошелек с деньгами. Молодой каменщик ловко поймал его и сунул за пазуху.

– В следующий раз вы придете сами или пришлете мистера Платта?

– Мы известим вас. – Плантатор вяло махнул в сторону дверцы кареты, приказывая Кранчу уйти. Ему не хотелось, чтобы кто-нибудь видел, как он корчится от боли. Эта ведьма Охинуа совсем извела его, вонзив в него свои когти, но никто не должен знать об этом.