– Орц довла!

Юсуп не сразу сообразил, что слышит старинное чеченское предупреждение о приближении врага, которое на русском звучало примерно как «Тревога! Враг окружает!».

– Ты чеченец? – вскричал Юсуп, опуская пистолет и бросаясь к мужчине.

Тот дернул головой, не ответив, вытащил из-за пазухи еще один каменный снаряд и, зажав его в руке, бросился на парня.

«Дурак, – обругал себя Юсуп, с опаской глядя на импровизированный кастет в руках приближающегося человека, – ну откуда в четырнадцатом веке взяться чеченцам? Нужно иначе спрашивать».

– Стой! Не бей! Стой, говорю… Кто ты? Ты свой? – он уже иначе повторил свой вопрос, не используя слово «чеченец» и при этом выговаривая короткие фразы максимально отчетливо. Одновременно он сунул пистолет в карман куртки и, демонстрируя пустые ладони, вытянул их вперед.

В глазах набегавшего мужчины отразилось некое понимание, он замедлил шаг, наконец совсем остановился, недоуменно посмотрел на Юсупа:

– Да. Я свой. А ты кто?

И внезапно будто что-то толкнуло его сзади. Всем телом он дернулся вперед, ноги его подогнулись, он опустился на колени прямо на землю и, застыв на мгновение, рухнул ничком – в пыль у ног Юсупа. Из его спины торчала стрела с красным оперением. Потрясенный, Юсуп несколько секунд смотрел на вошедшее наполовину древко, не сразу осознав, что произошло, затем поднял взгляд и увидел Мусу. Спешившийся унбаши вышел из-за угла ближайшего дома и довольно улыбнулся Юсупу, крикнув что-то поощрительное. В руках он держал лук.

Кровь вскипела в венах парня. Эти люди жгли и убивали его предков – пускай далеких, но все равно чеченцев. Не помня себя от ярости, он выхватил из кармана «Стечкин» и, не целясь, выпустил три пули прямо в широкую грудь Мусы. Металлический нагрудник не спас жизнь унбаши, с пяти метров пули из «Стечкина» прошили кожаные и бронзовые накладки, как лист бумаги. Муса даже не понял, что с ним произошло. Он опустил голову на грудь и мешком рухнул на ближайший плетень.

Грохот выстрелов перекрыл даже клич монголов. На необычный шум бросилось сразу несколько всадников. Один из них потрясал только что отрубленной женской головой. Юсуп и так еще не остыл от убийства предка, совершенного на его глазах, а увидев кровавый трофей, вовсе взбеленился. Словно в тире, и совершенно не целясь, он повел стволом вдоль наезжавших строем монголов, беспрерывно нажимая на спусковой крючок. После первого выстрела его руку подбросило вверх, он перехватил ее для удобства второй и продолжил стрельбу. Мощной отдачей раз за разом его буквально отбрасывало назад, и тогда для устойчивости он оперся спиной на один из массивных угловых столбов дома.

Прежде чем монголы сообразили, что странная шумная штука в руках «Ширлиса-ибн-Исы» валит почище арбалета, пятеро из них лишились своих жизней. Ни кожаные, ни металлические панцири не спасали от несущегося с бешеной скоростью кусочка свинца. Пара человек слетела с коней, еще двое поникли головами прямо в седлах, один рухнул вместе с бьющейся в агонии лошадью – пуля попала ей в шею, и кровь хлестала фонтаном.

Юсуп остановился, только услышав сухие щелчки пистолета, в котором закончились патроны. Выщелкнул магазин – тот оказался пуст. Оказалось, что в горячке боя он расстрелял полную обойму – все двадцать патронов.

Пересчитав монголов, которым уже не вернуться в родной Самарканд, и все еще дрожа от боевого азарта, он криво усмехнулся. Неплохой результат – шесть мертвых и умирающих на двадцать патронов, и это при том, что никакой боевой практики у Юсупа до сих пор не имелось. Так, стрелял «резинками» из травмата по бутылкам на пустыре, и все. Но не зря говорят, что из сероглазых получаются лучшие снайперы, – первый бой Юсупа стал тому подтверждением… Случись такое на войне, командир, пожалуй, и похвалил бы героического солдата. «А разве это не моя война? – вдруг пришло в голову Юсупа. – С того момента, когда убили человека, который говорил на чеченском языке, это и моя война тоже…» Его губы вдруг свело судорогой, лицо перекосило. Запоздалая реакция на убийство, понял он, пытаясь ладонью вернуть челюсть на место. Получалось, однако, плохо: руки тоже отказывались повиноваться.

Из ступора его вывел свист возле самого уха. Юсуп дернул головой и увидел еще дрожащую от напряжения стрелу – она вонзилась в стену дома буквально в пяти сантиметрах от плеча. Стреляли, видимо, издалека, опасаясь страшного оружия, и только это обстоятельство спасло Юсупа.

«Скорее в укрытие», – решил он и огляделся. Плетеный забор из лозы в полчеловеческого роста – это не защита. Турлучный дом с навесом – та же самая плетенка, только обмазанная глиной. А что за ним? Он перескочил поваленный телом унбаши забор, пригнувшись, зигзагами побежал дальше. Во рту пересохло, вот-вот в спину вонзится смертельное жало с красным оперением. Нет, успел, завернул за угол.

На глаза попалась яма, прикрытая крышкой опять-таки из плетенки. В нескольких метрах от стены, дальше – расчищенная площадка и забор. Крышка оказалась слегка сдвинута, яма манила черным провалом. Одним нырком он упал возле нее, заглянул внутрь, свесив голову. По всей видимости, это был древний аналог «холодильника» – на крюках висело мясо, в деревянных кадках лежали сыры. Юсуп попытался на глаз оценить глубину ямы – примерно по пояс. Если начнут искать, долго не просидишь, но просто перевести дыхание, перезарядить пистолет – вполне подходяще. А если вжаться в стену ямы, сверху могут и не увидеть. Юсуп облизнул губы, отогнал трусливые мысли. Нет, здесь не укрыться, это западня, пристрелят как дикого зверя в яме-ловушке.

Он снова метнулся к дому. Ни о каких замках и даже дверях и речи не шло. Толкнув плечом войлочный полог, ввалился внутрь, ожидая ударов спереди и выстрелов сзади. К счастью, дом оказался пуст. Несколько войлоков свалены прямо на глинобитном полу в углу, дощатые нары идут вдоль всей стены, да высокий деревянный ставень прислонен к опорному столбу, и все. Ну, и каменная плита посреди жилища – судя по спускающемуся сверху крюку, на котором болтается котел, и вытяжной трубе, уходящей в крышу, – очаг. Прямо на нем и еще на настенных полках расставлена кухонная утварь: деревянные чашки, ложки, пара глиняных кувшинов сероватого оттенка, и «вершина коллекции» – медный кувшин, весь покрытый вмятинами и зеленоватой патиной.

«Небогато жили предки», – оглядевшись, усмехнулся Юсуп. Спрятаться внутри дома оказалось негде. Оставалось превратить в крепость именно его. Ну что ж, можно попробовать. Главное, что он уже внутри и за обмазанными глиной стенами дома его не видно. Будь у противника автоматы, Юсупа расстреляли бы одной очередью, но лук совсем иное оружие, с ним цель нужно видеть. Единственным уязвимым местом оставалось окно – во всяком случае, Юсуп решил, что узкое прямоугольное отверстие в стене, идущее почти до самого пола и больше похожее на бойницу, оно и есть. Он подтащил стоящий рядом тяжелый ставень и прислонил его к проему таким образом, чтобы оставить лишь тонкую щель, через которую можно будет следить за улицей.

Сам же бухнулся на пол возле окна, но так, чтобы одновременно следить за входом, торопливо вытащил из кармана коробку с патронами, выщелкнул из рукояти пустую обойму, сноровисто стал снаряжать ее. Из восьмидесяти штук, захваченных в «оружейке», оставалось шестьдесят: двадцать в магазине, еще сорок – в трех коробках, одна из которых наполовину пуста. Мало, мало! Патронов может и не хватить – не то что на все время, но даже на этот бой. А ведь ему осталось в прошлом еще почти двадцать часов. И нужно не просто продержаться, но заявить о себе, добраться-таки до Тамерлана. Или отказаться от дальнейших планов и затихариться где-нибудь… Нет! Рано опускать руки. Юсуп тряхнул головой, борясь с собственным малодушием… Эх, покупая в Сколково патроны, он никак не рассчитывал на подобные сражения. Придется экономить. Вернее, быть более расчетливым при стрельбе.

С другой стороны, Юсупу больше было просто нечего противопоставить своим недавним спутникам. Стрелять из лука или из пращи он не умел, фехтование тем более не его конек, а рукопашный бой против сабли – все равно что комариное жало против ножа мясника.