– Центр вышел на связь десять минут назад, командир. Приказано в лагерь Рауля не возвращаться, идти в точку рандеву 17’44.

– Это у партизан утекло?

– Айвор не знает, приказано выйти в квадрат и ждать вертушку.

– Спятили они там в городе: сейчас все вокруг начнут шерстить федералы, вертушке не дадут добро на взлет, небо закроют для гражданских.

Лис пожал плечами, как бы говоря, что все понятно, но раз приказано, то наверняка резидент, которого мне представляли только заочно и под псевдонимом Айвор, может знать больше нас. Возможно, так оно и было, но что можно разглядеть из уютной квартирки в богатом районе Картахены? Но приказ есть приказ, поэтому я кивнул:

– Дай Айвору подтверждение, сообщи, что ориентировочное время выхода группы в точку рандеву – четыре часа, а контрольный срок – семь.

– Есть.

– Славка где?

Радист снял наушники и, избегая смотреть мне прямо в глаза, начал рассказывать:

– Пошел идиота этого жирного искать, сбежал крестник Рауля. Через час после твоего ухода. Срать попросился, а там пацаненку этому, Симону, прикладом автомата в зубы сунул и дал деру. Славка, когда пацан весь в кровавых соплях приполз и мы поняли, чего он лопочет, на поиски отправился.

– Ждать его не будем. Оставь метку в обычном месте у входа в пещеру и готовься к выходу. Времени мало, скоро квадрат начнут шерстить, нужно быстро убираться отсюда. Как Батя?

– Хуже не стало, но в сознание не приходит, боюсь, растрясем его снова, да жара эта…

– По-другому нельзя, вертушка – его последний шанс. Все, звони начальству, а потом начинай шустро собирать манатки.

То, что тихоня Пако удрал, было не слишком хорошей новостью, поскольку поймать этого увальня, похожего на хомяка Хому из мультика, мог не только Славка. Если федералы или конкуренты Рауля отловят его первыми, нам гарантирована утечка об инциденте во время засады. Детонатор – отличный подрывник, но следопыт из него так себе, поэтому результат погони мог обернуться не в нашу пользу с большой долей вероятности. Сборы заняли минут десять, следы нашего пребывания в пещере мы тщательно уничтожили, а под валуном у входа Лис оставил автоматную ржавую гильзу. Внутри гильзы, само собой, ничего не было. Это только в кино разведчик доверяет бумаге какие-то сведения, в жизни все иначе: контрольных точек, куда группа может выйти после завершения операции, всегда несколько, и все координаты каждый диверс знает наизусть. Для каждого такого места у нас был оговорен свой условный сигнал, в данном случае это была автоматная «ржавка». Славка найдет гильзу и точно будет знать, куда ему идти, а вот следопыт федералов просто пройдет мимо, гильз в лесу полно.

Мы вышли из пещеры ближе к семнадцати часам, когда жара стала совершенно нестерпима и изматывающая душная влажность не давала свободно дышать. Казалось, что у тебя вдруг отросли жабры и кислород приходится добывать из почти осязаемой водяной взвеси. Еще полгода назад в такой обстановке я не смог бы даже думать, а тем более вести любую осмысленную деятельность. Но ко всему можно привыкнуть, поэтому сейчас я шел, придерживая передний край носилок, и прокачивал ситуацию.

То, что нас сдал кто-то в лагере Рауля, теперь не выглядело таким уж самоочевидным фактом, поскольку действия нашего нового противника свидетельствовали о том, что хоть и шли они к месту засады, но про нас не знали наверняка. Любой мало-мальски понимающий оперативник смекнет, что груз захотят отбить. Для этой цели караван и сопровождали американские диверсы, но ждали они нас со стороны водопада, что вполне логично. «Суперы» же вышли в район операции по своим собственным наводкам, имея целью поиск и уничтожение любого, кто подходит под определение «партизан». Скорее всего, не случись этим козлам собрать на себя все мины и постреляться с группой Гарсиа, мы бы успешно исполнили задуманное Батей и ушли. Но Айвор-то этого знать не может, поэтому и давит на все кнопки, стараясь уберечь остатки отряда от окончательного уничтожения, да и Батя для них очень ценен из-за своих местных связей. Безусловно, его хотят вытащить любой ценой, это ясно как день.

Впереди шел Симон. Парень очень переживал, что не смог прищучить беглеца, и старался не смотреть нам в глаза. Он вообразил, будто суровые русские считают и его трусом, отчего замкнулся, отвечал на все вопросы односложно, иногда невпопад, но вел нас грамотно. Наш маршрут пролегал вдоль стены заросшего лианами и всякой зеленой пакостью ущелья, образовывавшей невысокие склоны чуть выше сухого русла протекавшей тут когда-то давно реки. Причем лианы росли даже на высоте сотни метров над землей. Случись федералам попробовать искать нас с помощью вертолетов, то тут винтокрылым машинам просто негде маневрировать. А растительность у земли такая густая, что со склонов, поросших деревьями, вряд ли возможно разглядеть, кто или что движется по пересохшему руслу. Но за все нужно платить, и наша скорость на марше упала до смешных полутора километров в час. Кое-где заросли становились совершенно непроходимыми, и приходилось прорубать себе дорогу, оставляя пусть и не большую, но подсказку возможным преследователям. И так час за часом. Мы только раз остановились на дневку, хотя сумерки уже начали превращаться в непроглядную ночную тьму и нужно было поторапливаться. Ко мне подошел Лис и зашептал:

– Сова, Батя совсем плох. Рана загнивает, и чую, что жить ему осталось часов пять. Даже если и донесем… Помрет он.

– Предлагаешь пристрелить его и пойти дальше налегке? – Я намеренно произнес эту фразу, зная, что Лис разозлится. Но только так можно было привести бойца в чувство.

– Ты че, упал?!

– Вот и закройся, коли так. Без тебя знаю, что можем не донести. Батя бы никого не бросил, до последнего тащил бы.

– Да я… – Лис вскочил и, сжав кулаки, почти с ненавистью вытаращил на меня свои серые, с желтыми крапинками зенки.

– Мы разведчики, Лис. Нам многое дано, но и многое с нас спрашивается. Наша задача – вытащить командира. Поэтому перебинтуй его, почисть и прижги рану, а потом потащим дальше. Больше мы ничего сделать не можем, но что можем – то будем делать до упора, это ясно?

– Да. Прости, командир, на нервах все… Он… Батя мне как отец почти, – Лис отвернулся и, смотря куда-то в сторону, пробормотал: – Мой-то от водки сгорел три года назад. А Батя…

Он махнул рукой и ушел к раненому. Дуга, все слышавший, поймал мой случайный взгляд и передернул затвор пулемета, который осматривал, как только выдавалась свободная минута. Ему ничего говорить было не нужно, он побывал в положении Серебрянникова еще до моего прихода в отряд, когда его, с простреленной ногой, тащили на себе все тот же Серебряников и погибший вчера Юра Грач. Даже мертвым нужно внимание живых, ибо грань между нами, оставшимися здесь, и ушедшими за нее слишком тонка. Любой миг в нашей жизни может стать последним, и все это понимают, но не каждый способен примириться и жить с таким знанием.

Симон вел нас вдоль северного склона ущелья, чтобы избежать любой вероятности обнаружения с воздуха. Сумерки быстро окутывали сельву, и скоро стало совсем трудно различать, куда ступаешь. В очередной раз избежав попадания ноги в заросшую травой и оттого еще более коварную щель меж камнями, я добрым словом помянул шамана Родриго. Старый хрыч долго орал на нас, плюясь коричневой от табака слюной и скаля пеньки гнилых зубов, а лицо его при этом становилось похожим на печеную картофелину, ожившую по воле какого-нибудь злого волшебника. Шаман натаскивал бестолковых гринго в искусстве ходьбы по местным лесам, рассказывал и показывал, как следует двигаться, на что обращать внимание, в общем, учил нас выживать. Со мной у него было меньше всего проблем, именно тогда мы и сошлись: старик заметил, что я правильно ставлю ногу – с носка на пятку. Потом, уже вечером, Родриго пришел к нам в барак вместе с Анитой, которая немного говорила по-русски, и стал выспрашивать, откуда гринго с мертвыми, словно речные камни, глазами знает лесные обычаи.