Аудиенции испрашивал архистратиг Полоний, по сути – глава разведки Александрии, одной из лучших тайных служб Конфедерации. Александрийцы компенсировали недостаточную военную мощь изощренностью своих шпионов, торговля информацией стала одним из основных доходов этого полиса. Тамошний автарх сам когда-то был простым соглядатаем при дворе покойного Кандида, став правителем якобы согласно последней воле внезапно умершего вельможи. Следствие не обнаружило каких-либо следов «помощи» со стороны скромного и на тот момент очень тихого, благостно тупившего взор Феоктиста. Короче, все устроилось ко всеобщему удовольствию – скандала, а тем более войны никто не хотел.
Не раз и не два потом кусали локти все без исключения вельможи Семиградья, жалея, что замяли историю с келейным переворотом в Александрии. Новый автарх оказался не так прост, как казалось сначала: уже через пару лет разведка этого полиса стала лучшей на всем континенте, уступая лишь Тавриде, да и то незначительно. А критский конфликт разразился во многом благодаря громкой кампании в прессе и на телевидении, развязанной медиакорпорацией «Папирус», через третьи руки принадлежавшей все тому же Феоктисту. После десятка провальных попыток покушения на жизнь автарха все приняли его новое положение, и Александрия стала не только светочем знаний. Благодаря обширнейшим базам данных, хранившимся в памяти «Минотавра», и двадцати лучшим на Элисии учебным заведениям, это было несложно. Феоктист сумел-таки утвердиться, добыть себе место в ряду сильнейших и влиятельнейших вельмож. Теперь с выскочкой-шпионом приходилось волей-неволей считаться.
Павлантий вызвал секретаря и велел пропустить александрийца в зал. Полоний – высокий, статный муж лет сорока на вид в скромном бежевом костюме-тройке, вошел не спеша. Увидев Председателя, с достоинством отвесил поясной, положенный по этикету поклон, произнес традиционное пожелание:
– Долгой и счастливой жизни, гражданин. Да покровительствуют тебе олимпийцы, светлейший автарх!
– Рад встрече, славный Полоний. Пусть боги Олимпа даруют и тебе безоблачных дней подолее, – откликнулся Павлантий, указывая жестом на кресло напротив своего, где еще совсем недавно сидел жрец бога времени. – Что привело тебя ко мне в столь неурочный час?
Александриец понимающе склонил голову и налил в бокал минеральной воды. Видимо, поручение было слишком деликатным, комес не решался вот так сразу заговорить, оттягивал начало разговора. Наконец, справившись с волнением, архистратиг заговорил ровным, хорошо поставленным баритоном:
– Прежде чем начать, позволь спросить тебя, почтенный Председатель, как продвигаются дела в споре с имперским послом Тамисом, готовы ли имперцы отступиться от трех спорных областей и отвести войска?
– Твоему господину, как и тебе, впрочем, известно, что имперцы не согласились. Переговоры заморожены, Тамис завтра… – взглянув на часы терминала, Павлантий поморщился, – уже сегодня отбывает для консультаций в Гизу. Чего хочет от Совета твой господин, а, соглядатай?
Павлантий, сделав акцент на последнем, оскорбительном для комеса титуле, обозначил свое нетерпение. Полоний не обиделся, с легкой полуулыбкой поднял в защитном шутливом жесте обе ладони и, не меняя тона, ответил:
– Мира, о светлейший. Чего же еще может желать владетель столь малого и беззащитного народа, как наш? Армии и флотилии кораблей – это все есть и у других, а мы несем свет знаний…
– И вербуете воспитанников университетов и школ к себе в шпионы. Пятьдесят юношей уже отстранены от государственных и военных должностей после того, как вскрылось, что александрийский «Янус»{38} под разными предлогами сделал их своими агентами! Молчи, посланник, нет времени на пререкания и политесы, – оборвал Павлантий начавшего было оправдываться александрийца, стукнув кубком о стол, отчего капли рубиновой жидкости упали на зеленое сукно. – Время позднее, говори, что привело тебя ко мне, да побыстрее. Я устал.
– Мой господин автарх Феоктист просит дозволения выступить посредником между тобой и N67, – Полоний, несмотря на выдержку, не удержался и нервно сглотнул, – парламентером и голосом царя Митридата, деспота Эвксина. Он в скором времени прибудет в Медиолантий в качестве посла с миссией от Бессмертного. Мы просто хотим предложить Совету свои услуги, никто не знает уловок синтетов{39} лучше нас. Пойми, о светлейший автарх, правду о полярных рудниках скоро узнают многие. В том числе и Флоксис со своими шакалами-триумвирами.
Павлантий отшатнулся от собеседника, откинулся на спинку кресла, как от удара в челюсть. Заключение противного богам союза с синтетами и их марионеткой Митридатом – это все равно, что говорить о воздержании от мяса голодному льву. Слушать и кивать он будет, но в конечном итоге все равно тобой закусит, когда пустые речи утомят хищника. Но как же быть с империей, если Феоктист через своего шпиона ясно дает понять: или Конфедерация примет помощь Митридата, или Александрия откроет всем истинное положение на альвиевых копях и не исключено, что перейдет под руку Митридата? Имперцы, так или иначе, уничтожат ненавистный им «рассадник ереси» – так они именуют Александрию, и Феоктист это очень хорошо понимает, поэтому и вышел на представителей этого… существа, осквернившего само понятие «бессмертный». Что же хитрый александриец предложил Митридату от имени Конфедерации в обмен на союз? В любом случае выбора нет, нужно вновь созвать представителей олигархата.
Снова взяв себя в руки, Павлантий твердым голосом произнес, глядя александрийцу прямо в глаза:
– Совет соберется немедленно. Мы обсудим предложение твоего господина, более ничего не обещаю. Ступай, и да пребудет над тобой благословение олимпийцев.
Полоний понимающе улыбнулся. С плохо скрываемой иронией в голосе он произнес традиционную формулу прощания и удалился. Чуть погодя из-за отъехавшей в сторону декоративной панели с изображением сцен охоты на оленей вышел и снова оказался у стола жрец Хроноса. Председатель даже не посмотрел в его сторону, отдавая приказания секретарю о срочном созыве Совета. Софрон заговорил сам, и голос его не был веселым, как несколько минут назад, до визита посланника Феоктиста.
– Это единственный выход для нас, Павл. Войска синтетов – весомый аргумент в переговорах с империей. Флоксис не дурак, связываться с «бездушными» он не станет. Это даст нам время на подготовку…
– К чему? Только если собрать шмотки и семейство и отъехать к аргосскому диктатору в изгнание. Или ты говоришь об организованном отпоре, большой войне, как тридцать лет назад? Олигархи скорее принесут ключи от городов имперцам, нежели согласятся выдвинуть единого кандидата на роль командующего объединенной армией. И тебе это хорошо известно. Нас раздавят поодиночке, как и задумывали Флоксис и его триумвиры. Но и на пакт с Митридатом никто из автархов не пойдет – их свергнет собственный народ.
– Не надо преувеличивать ненависть демоса к синтетам. – Софрон вынул из внутреннего кармана пиджака плоскую «табулу»{40} и, вызвав небольшой голоэкран, начал водить пальцем по появившейся цветной таблице. – Феоктист уже год как готовит почву для принятия союза с Митридатом. Его борзописцы внушают демосу Семиградья, что синтеты по крайней мере не страшнее рабского аксона в голове. Народ уже почти согласен – взгляни на рейтинги опросов.
– Ну, тогда нашим шпионам из департамента разведки нужно урезать денежные персоналии{41} ровно на треть, раз они проморгали заговор, раскинувший сети прямо у них под носом.
– Заговорами занимается контрразведка, старый друг, – снова улыбнулся Софрон, убирая «табулу» в карман. – Смирись, придется засунуть гордость и принципы подальше.
– А что это… ЭТО, – Председатель выделил последнее слово, которым обозначил Митридата, не желая произносить вслух титул святотатствующего безумца, – потребует от нас взамен? Душу в заклад, или наших юношей в их армию?! Три тысячи лет тварь дремала в своей норе под развалинами старого Эвксина. Нужно было еще два с четвертью века назад обрушить на этот проклятый остров всю нашу мощь. И мы еще сомневались, насмехались над калекой, не помнящим родства. Теперь уже поздно, кадавр набрался сил, высасывая кровь Элисия… Боги карают нас за невежество, Стеф.
