– Не все и молодые были, шабашницы разные, вы же видели, – усмехнулась Маша. – Только любовь у них чаще всего на одну путину только и была. Вот на этой сопке рождалась, тут и помирала. Кому-то везло, конечно, но большинство находило совсем не то, что искало.

– А сейчас? – заинтересовался Берг.

– А сейчас не знаю, надо присмотреться, – покачала головой Маша. – Девчата вроде такие же, только меньше их, рыбы ловят меньше. Рыбаков, то есть женихов, стало быть, тоже меньше.

Ужинать решили в гостинице, в единственный в поселке ресторан идти не хотелось. Заснула Маша как убитая, едва коснулась подушки.

Берг долго сидел над дневником, не спалось. Чем ближе была цель, тем сильнее он чувствовал возбуждение. Да и необычность природы, яркие впечатления от здешних встреч не давали успокоиться, требовалось как-то переварить их, уложить в голове.

И Маша… Он все время исподволь наблюдал за ней. Она была не похожа ни на одну из женщин-журналисток, которых он знал. В ней не было ни напористости газетного репортера, ни наигранной наивности начинающих телезвездочек, ни искушенности прокуренных теток-обозревателей известных журналов. Она разговаривала с людьми, спрашивала, смеялась их шуткам так, как будто была одной из них. Пыталась работать вместе с ними, не совала в нос диктофон, блокнот доставала редко и записывала что-то в нем украдкой, не на глазах у тех, с кем говорила.

Естественность – вот, он нашел слово, которым можно было это выразить. Она была естественной, не играла в журналиста из центра, а была сама собой – обычной женщиной в необычных обстоятельствах. «Жаль, что об этом не расскажешь в своем репортаже, – подумал Берг, – вряд ли это будет интересно редактору рубрики. А вот читателям, наверное, было бы интересно, большинство из них представляют русских стереотипно, если не сказать карикатурно. Впрочем, как и русские – немцев», – добавил он сам себе.

Утром следующего дня был запланирован поход на рыборазводный завод, на ту сторону речки. Пошли пешком, потопали через деревянный мост, свесившись через перила, полюбовались темными тенями идущей вверх по течению рыбы. Берг шел с расчехленной фотокамерой.

За ними на почтительном расстоянии гарцевала на ободранных велосипедах стайка ребят лет восьми-девяти. Пацаны выписывали восьмерки, поднимали свои видавшие виды транспортные средства на дыбы – в общем, всячески демонстрировали независимость, но следовали за приезжими неотступно до самого завода.

На проходной их встретил дед-вохровец, проводил к директору, Николаю Николаевичу Спасову – высокому сухощавому человеку. Лицо его походило на индейскую маску – с резкими морщинами на загорелой до черноты коже.

– Что же вы хотите снимать? – Директор сложил перед собой узкие ладони с сильными пальцами. – Вы ведь в географическом журнале работаете, так я понимаю? Пейзажи, природу?

– Да-да, и природу, конечно, – заторопился Берг. – Но люди мне также интересны, ваша работа, условия, в которых вы живете. Хотелось бы попросить кого-то рассказать о себе, если возможно, побывать дома – люди интереснее всего.

– Это верно, люди интереснее всего, – как-то странно усмехнулся Спасов. – О производстве вам главный технолог расскажет, проведет вас по хозяйству, я предупрежу. А про людей… – Спасов нажал кнопку офисного коммутатора допотопной кон струкции. – Рая, зайди ко мне!

Через две минуты дверь резко распахнулась и вошла высокая статная женщина в синем халате. Унылая спецодежда не могла скрыть великолепной фигуры с высокой грудью, тонкой талией. Чуть скуластое лицо с прямыми, вразлет бровями и легкими веснушками на носу, светло-зеленые глаза, пышные русые волосы рассыпаны по плечам – просто красавица.

– Это Раиса Яновна Венцель, мастер цеха, – представил Спасов красавицу, открыто любуясь ею. – Рая, вот познакомься, гости из столицы. Время будет, прими их дома, покорми, обласкай. Сергей-то когда возвращается? – каким-то ненатуральным тоном произнес директор.

– Через неделю, вы же знаете, Николай Николаич, – обожгла взглядом Рая.

– Ну вот и хорошо, стало быть, сможешь?

– Конечно, Николай Николаич, – еще раз полоснула взглядом красавица. – Сегодня у меня стирка, а завтра милости прошу.

– Ну, тогда проводи их до Галины Афанасьевны, а? Она ждет.

– Пойдемте, – не слишком приветливо махнула рукой Раиса.

Проведя приезжих длинными темными коридорами до двери с черной стеклянной табличкой «Главный технолог Г.А. Спасова» и резко развернувшись, Раиса почти бегом отправилась назад. Берг проводил ее внимательным взглядом. Маша чувствовала себя не в своей тарелке – то ли от явной неприветливости Раисы, то ли оттого, что ее диковатая красота столь же явно поразила Берга. «Фифа какая!» – вполголоса пробормотала она и решительно постучала в дверь.

За обшарпанным столом сидела крошечная женщина в зеленой брезентовке и с нимбом коротких седых кудрей над головой.

– Здравствуйте, проходите! Спасов мне только что звонил, – быстро проговорила она. – Что вас интересует?

– Добрый день! – поклонился Берг. – Я – корреспондент журнала…

– Знаю-знаю, – перебила женщина. – Извините, времени на церемонии нет, самая работа. Меня зовут Галина Афанасьевна, вы – Андреас, так, да? А вы – Маша? Ну, пойдемте сразу по цехам, не будем отвлекаться, а чаем вас потом девчата напоят. – И как маленькая китайская петарда, она устремилась вперед. Берг, утяжеленный камерами и «разгрузкой», и еще не совсем проснувшаяся Маша понеслись за ней.

Маша примерно представляла, что их ждет, и в душе хихикала: как, интересно, воспримет реальность рыборазводного процесса чистюля Берг.

Икру и молоку из пойманной живой («созревшей», сказала Галина) рыбы, слегка тяпнув ее по голове, чтобы не трепыхалась, выдавливали буквально голыми руками в большие тазы, добавляли воды, размешивали, а затем распределяли икру тонким слоем по квадратным рамкам с натянутой на них сеткой. Затем рамки вставляли в металлические стойки-кассеты. Заполненную кассету краном опускали в проточную воду цеха. Процесс, мягко говоря, совсем не грациозный…

Но Берг в очередной раз удивил ее. Он не выражал никаких неофитских эмоций, внимательно слушал объяснения маленькой Галины Афанасьевны, кивая, зорко высматривал нужный кадр. И строчил, строчил своими каме рами.

Через четыре часа, изучив досконально технологию сбора и оплодотворения икры лососевых, а также закладки ее в кассеты для последующего выращивания, забрызганные чешуей и насмерть замерзшие в продуваемых насквозь цехах, Маша и Берг вышли на белый свет.

– Вы как хотите, Андреас, а я бы вернулась в гостиницу, помылась бы, поела чего-нибудь и поспала хоть пару часов. А потом продолжим, ладно? – взмолилась Маша.

– Да-да, конечно, вам надо отдохнуть, – закивал довольный съемкой Берг. – Я согласен.

Обратный путь показался им короче, верные спутники пацаны словно ждали их за мостом и сопроводили до самой гостиницы. Маша собрала полотенце, шампунь, мочалку и пошла в душ, мечтая об одном – согреться. Но горячий кран выдал лишь пару капель ржавчины и утробный звук.

Вспоминая все плохие слова, которые знала, Маша согрела допотопный электрический чайник и кое-как вымыла над раковиной голову. Вытираясь полотенцем, услышала плеск воды в душевой и обрадованно побежала в конец коридора. Но радоваться было нечему – горячей воды по-прежнему не было. Из кабинки бодро бубнил что-то по-немецки Берг. Маша представила, каково сейчас под холодным душем, и в ужасе вернулась в свою комнату пить чай.

Через полчаса в дверь деликатно постучал розовый Берг с мокрыми, гладко зачесанными волосами. Хохолок на затылке все равно упрямо торчал. Пошли в столовую, съели немудреный столовский обед.

Берг и сюда притащился с камерой и деликатно, не особо привлекая внимание, поснимал девчонок на раздаче, посетителей – малочисленный командированный люд. Отдельно снял рисованное цветными карандашами меню на стенке, на котором неизвестный художник изобразил тарелку с чем-то красным и большую рыбину с губами бантиком и женским глазом с длинными ресницами – улетная красота!