Однажды вечером, после ужина, девочка почувствовала сильные рези в желудке, и Джон Смозерс поспешил в город за лекарством.

Он ушел и больше не вернулся.

Девочка поправилась и, когда пришло время, превратилась в девушку.

Мать очень горевала по случаю исчезновения мужа, и прошло почти три месяца, пока она снова вышла замуж и переехала в Сан-Антонио.

Дочь тоже вышла замуж, когда пришло ее время, и, по прошествии нескольких лет, у нее тоже была маленькая пятилетняя девочка.

Она жила в том же самом доме, в котором они жили, когда отец пропал.

Однажды вечером, по удивительному совпадению, у ее девочки случились желудочные колики в годовщину исчезновения Джона Смозерса, который, будь он жив, был бы теперь дедушкой.

— Я пойду в город и принесу лекарство, — сказал Джон Смит (так звали человека, за которого она вышла замуж).

— Нет-нет, дорогой Джон! — воскликнула его жена. — Ты тоже можешь исчезнуть навсегда.

Джон Смит остался, и они вместе уселись у кроватки маленькой Пэнси (так звали их дочь).

Немного погодя Пэнси стало как будто хуже, и Джон Смит снова попытался идти за лекарством, но жена не пустила его.

Внезапно дверь отворилась, и в комнату вошел согбенный старик, с длинными седыми волосами.

— Вот и дедушка, — сказала Пэнси, которая узнала его раньше других.

Старик вынул из кармана бутылку с лекарством, налил столовую ложку и дал Пэнси выпить.

Она вскоре поправилась.

— Я немного запоздал, — сказал Джон Смозерс, — потому что мне пришлось ждать трамвая».

Рассказ вышел под названием «Странная история» и был опубликован в газете в 1895 году. А незадолго до этого в Остине (в газетах и в муниципалитете) весьма активно обсуждалась нерегулярная работа городского общественного транспорта (трамвая). Еженедельник внес свою лепту, опубликовав вот такую — «странную историю».

Злободневных материалов подобного рода в газете Портера было, конечно, большинство. Этого требовал и характер издания — юмористический, и вполне понятная ориентация на местную аудиторию.

Вот другой пример. На протяжении долгих лет в Верховном суде штата длилась ожесточенная тяжба по установлению наследственных прав на одно обширное поместье. Именно в то время, когда выходил еженедельник Портера, процесс завершился, но оказалось, что большая часть его стоимости была поглощена судебными издержками. Журналист не мог не откликнуться на это заметное региональное событие. Историю он озаглавил «Изменчивая судьба», но не ограничился пародированием тех аргументов, которые выдвигали стороны, а не преминул высмеять как беспочвенный снобизм южных псевдоаристократов, так и сребролюбие прекрасных южанок «голубых кровей».

Итак,

«— Не упрашивайте меня больше, — сказала Глэдис Вавазур-Смит. — Я никогда не буду вашей, мистер Снупер.

— Но вы давали мне раньше понять другое, Глэдис, — сказал Бертрам Снупер.

Золотистый свет заходящего солнца вливался в круглые окошки великолепного особняка, расположенного на одной из самых аристократических улиц.

Бертрам Снупер, бедный, но честолюбивый и талантливый молодой адвокат, только что проиграл свое первое дело. Он осмелился добиваться руки Глэдис Вавазур-Смит, прекрасной и одаренной дочери одной из старейших и самых именитых фамилий в округе. В ее жилах текла “самая голубая кровь”. Ее дед пилил дрова для Хорнсби, а тетка с материнской стороны вышла замуж за человека, которого лягнул мул генерала Ли.

Складки рта резче обозначились на лице Бертрама Снупера, шагавшего взад и вперед по комнате в ожидании ответа на вопрос, который он собирался предложить Глэдис, как только он его придумает.

Наконец ему явилась мысль.

— Почему вы не хотите выйти за меня замуж? — спросил он едва слышным голосом.

— Потому что, — напыщенно сказала Глэдис, — прогресс и развитие, которых достигла современная женщина, требуют, чтобы мужчина принес к брачному алтарю сердце и тело, свободное от унизительных и наследственных несправедливостей, которые более не существуют, кроме как в воображении порабощенных обычаем.

— Я так и ожидал, — сказал Бертрам, обтирая свой разгоряченный лоб оконной занавеской. — Вы начитались книг.

— Кроме того, — продолжала Глэдис, игнорируя убийственное обвинение, — у вас нет денег.

Кровь Снупера залила румянцем щеки Бертрама. Он надел пальто и гордо направился к двери.

— Останьтесь здесь, пока я вернусь, — сказал он. — Я вернусь через пятнадцать лет.

После его ухода Глэдис почувствовала, что ею овладевает непреодолимое желание. Она тихо проговорила, скорее про себя, чем для печати:

— Хотела бы я знать, осталось ли с обеда немного холодной капусты!

И она вышла из комнаты.

Только она ушла, как мужчина, с смуглым цветом лица, с черными волосами, в мрачной, выражающей отчаяние одежде вышел из камина, где он скрывался, и заявил:

— Ага! Наконец-то ты в моей власти, Бертрам Снупер. Глэдис Вавазур-Смит будет моей. Я владею тайной, о которой не подозревает ни одна душа в мире. У меня бумаги, доказывающие, что Бертрам Снупер наследник поместья Тома Бина, и я нашел, что дед Глэдис, пиливший дрова для Хорнсби, был во время войны поваром в отряде майора Фишера. Поэтому семья откажется от нее, и она выйдет за меня замуж, чтобы втоптать в грязь их гордое имя. Ха-ха-ха!

Как читатель, без сомнения, уже давно догадался, это был не кто иной, как Генри Грэсти. И, порадовавшись еще немного, мистер Грэсти с сардоническим смехом уехал в Нью-Йорк.

Прошло пятнадцать лет.

[…]

Глэдис Вавазур-Смит и Генри Грэсти стояли у брачного алтаря.

Мистер Грэсти, очевидно, не потерял эти годы даром.

Как раз когда священнослужитель собирался произнести роковые слова, за которые он должен был получить десять долларов, рухнула церковная колокольня, и вошел Бертрам Снупер.

С глухим стоном упал священник на пол. Он не мог перенести потери десяти долларов. Его поспешно вынесли и заменили более дешевым.

Бертрам Снупер держал в руке правительственную газету.

— Ага! — сказал он. — Я так и думал, что я вас застану врасплох. Я только что приехал сегодня утром. Вот газета, в которой сообщается о моем прибытии.

Он передал ее Генри Грэсти.

Мистер Грэсти взглянул на газету и смертельно побледнел. Она была помечена тремя неделями позже прибытия мистера Снупера.

— Опять побит, — прошипел он.

— Говорите, Бертрам Снупер, — сказала Глэдис, — почему вы встали между мной и Генри?

— Я только что узнал, что я единственный наследник состояния Тома Бина, оцениваемого в два миллиона долларов.

С радостным криком Глэдис бросилась в объятия Бертрама.

Генри Грэсти вынул из своего жилетного кармана большую жестяную коробку, в которой находились четыреста шестьдесят семь мелко исписанных страниц большого формата.

— То, что вы указали, совершенная правда, но я прошу вас прочесть это, — сказал он, передавая листы Бертраму Снуперу.

Едва мистер Снупер прочел документы, как издал пронзительный крик.

— Все потеряно, — сказал он.

— Что это за документ? — спросила Глэдис.

— Он лишает меня всего моего состояния. Но мне это всё равно, Глэдис, раз я завоевал тебя.

— Что это такое? Говори, я умоляю тебя, — сказала Глэдис.

— Эти бумаги, — сказал Генри Грэсти, — представляют счет моего жалованья за управление имением Тома Бина.

С криком любви Глэдис бросилась в объятия Генри Грэсти.

Двадцать минут спустя Бертрам Снупер не спеша входил в пивную на Семнадцатой улице»[120].

Страницы своего еженедельника Портер насыщал не только злободневной прозой, но заполнял их и не менее злободневными стихами. Впрочем, поэтический дар его был невелик, а посему не станем перенасыщать текст цитатами.

Но еще об одном тексте, опубликованном в «Перекати-поле», тем не менее упомянуть нужно. Речь идет о рассказе «Бексарское дело № 2692». Это история совершенно иного плана — весьма далекая от тех «безделиц», что в основном насыщали страницы еженедельника. Мы назвали его рассказом, что, наверное, все-таки не совсем верно. В нем есть коллизия — история преступления, есть герои: «земельный агент» Шарп и юноша по фамилии Харрис. Но полноценным рассказом этот текст назвать еще нельзя. Скорее, это заготовка, развернутый план рассказа, материал для которого Портер почерпнул из собственной жизни — опыта работы в Земельном управлении штата Техас. Он рассказал историю — надо сказать, весьма трагическую — о том, как упомянутый Шарп обманом завладел землей, принадлежащей семейству Харрис (участком владела вдова с сыном восемнадцати лет), юноша (ее сын) раскрыл преступление, но Шарп убил его, труп спрятал, землю продал и прожил жизнь уважаемым столпом общества. В рассказе нет характеров — они едва намечены, коллизия не разработана, отсутствует полноценная, достойная конфликта художественная «аранжировка», сюжет лишен динамики, но присутствует моральная составляющая. Если бы в основе истории лежало конкретное дело (а что-то схожее наверняка было), — автор назвал реальные имена и подробно шаг за шагом описал обстоятельства события и механизм совершения преступления, — то его история вполне могла бы явить пример бесстрашного журналистского расследования в духе «разгребателей грязи». Однако он написал беллетристическую историю — трагичную, правдивую, но совершенно ученическую. В дальнейшем дарование Портера получило иной вектор развития, бескомпромиссного социального критика из него не вышло (на что впоследствии ему пеняла так называемая «прогрессивная критика»), но могло выйти, сложись его человеческая и литературная судьба по-иному. И «Бексарское дело № 2692», история, опубликованная в 1894 году в еженедельнике «Перекати-поле», — тому свидетельство.