За речкой едва заметная тропинка идет по дну глубокого каньона с почти отвесными стометровыми стенками, сложенными из конгломератов. По широкому, но довольно круто падающему дну каньона течет река, русло ее завалено беспорядочно нагроможденными обломками скал. С большим трудом находим дорогу вверх по обрывкам когда-то существовавшей тропинки, сейчас во многих местах погребенной под грудами щебня и крупными кусками горных пород. Видимо, давно по этой дороге никто не ходил.

Вдоль реки небольшими пятнами начинают встречаться лужки, на них с жадностью набрасываются наши изголодавшиеся за ночь ишаки. Ярко цветут луга, радует глаз сочная зелень осок и кобрезий, нежная белизна эдельвейсов, ярко- голубые цветки горечавок.

Покормив немного ишаков и собрав гербарий, мы двигаемся выше. Когда поднимаемся еще на 300 метров , нас окружает уже низкая приземистая растительность. Здесь много подушковидных растений.

Но еще выше исчезают и растения-подушки. Повсюду – крутые подвижные осыпи. Еще некоторое время среди них встречаются отдельные высокогорные растения. Вот закуталась в густую белую шубу из длинных волосков соссюрея памирская, вот тонкие стелющиеся побеги вальдхеймии трехпалой, христолеи веерной. Растения погружены в щебень, даже розетки листьев расположены в промежутках между камнями, где они закрыты от ветра.

Но дальше осыпей становится все больше, мелкозем встречается все реже, растений уже нет. Высота – 4800 метров . Скалы и осыпи голы.

С большим трудом поднимаемся все выше и выше. Десять-двенадцать шагов, и остановка на несколько минут – стоим и дышим.

Час дня. Из низких облаков падают отдельные маленькие крупинки снега. Среди полной тишины где-то глубоко в осыпи чуть слышно журчание. Мы стоим с открытыми сухими ртами под самым перевалом. Ноги налились свинцом, сердце бьется тяжело и сильно. Мы стоим и стоим, дышим и дышим и, кажется, никогда не сможем восстановить дыхание.

Наконец перевал. Сзади нас широкая, просторная долина Баляндкиика, широкие террасы, мягкие склоны хребтов; зеленые ленты лугов вдоль всех ручьев.

Тепло. Безоблачное небо. Яркое солнце. Лето.

Впереди глубоким провалом уходит вниз узкое ущелье Каинды, с трех сторон окруженное цепыо ледяных вершин, прикрытое сверху густыми серыми тучами. Сплошными потоками справа и слева сползают в долину ледники, белые вверху, серые на склонах, а еще ниже – скрывающиеся в беспорядочном нагромождении морен.

Холод. Облака и туманы, ледяной хаос. Зима.

Уныло смотрели мы вперед, невольно оглядываясь, сравнивая лето Баляндкиика и мрачную зиму Каинды.

Вот здесь, под перевалом, тогда я заметил следы. Человек прошел перед нами по той же дороге, он шел в ту же сторону, что и мы, он был обут в местную обувь и прошел совсем недавно, , «

Только .Надир не смотрел на следы. Он равнодушно стоя поодаль. Я не знал, как мне быть,-я не верил Надиру, но боялся показать мои опасения именно ему. И я сделал вид, что не заметил следов. Но после этого две ночи по пути до Алтынмазара я не спал вовсе.

Почти стертая движением осыпей, полузасыпанная щебнем, по крутому склону спускалась вниз наша тропинка. Виляя задами, цепочкой пошли вниз ишаки. Шли они крайне неохотно. На одном из изгибов тропинки один ишак не захотел спускаться вниз по крутой тропинке, пошел по склону без дороги и попал в движущуюся осыпь. Осыпь быстро поползла. Мамат едва успел подскочить и замедлить все ускоряющееся движение несчастного Коньяка вместе с осыпью. Он с ишаком продолжал сползать и тогда, когда мы успели подбежать к нему на помощь.

Вскоре дорога исчезла среди хаоса моренных нагромождений. Мы двигаемся вниз по гребню морены, держа направление на кусочек тропы, видневшейся на склоне километров на пять ниже. Ясно, что этой тропой никто не пользовался уже в течение нескольких лет.

Первый зеленый холмик, покрытый растительностью, встретился нам на высоте 4400 метров . По склонам холма раскинулся прекрасный цветущий высокогорный лужок. Удивительно приятно было видеть среди суровых склонов с почти безжизненными осыпями, среди скал и нагромождений морен этот пестрый цветистый луг. Он весь переливался яркими красками, не было, казалось, такого растения, которое бы не цвело: прекрасные высокие кустики памиро-алайской родиолы с сочными листьями, покрытые красными цветками, яркие фиолетовые альпийские астры, белые эдельвейсы, ярко- желтые лапчатки, фиолетовые цветки остролодочников, желтые цветки крупок и большеногих хориспор – все, все цвело и горело на этом маленьком лугу, окруженном огромными пространствами мертвых скал и осыпей.

Странным казалось то, что нигде не видно ни животных, ни их следов. Даже трава нигде не обкусана.

Нашей основной целью в долине. Каинды было выяснение характера высокогорной растительности и тех абсолютных высот, на которых она располагается. В течение всего дня и вечера, вплоть до густых сумерек, мы быстро и непрерывно спускались вниз. По мере уменьшения абсолютной высоты луга становились все богаче, а высота трав все увеличивалась. Несмотря на большую скорость, за те шесть-семь часов, что мы опускались по долине, нам удалось сделать до пятнадцати описаний и собрать свыше трехсот листов гербария. К вечеру характер растительности резко изменился: кругом были степи, внизу, вдоль реки, стал попадаться кустарник, появилась арча. Еще несколько километров мы спускались вниз и, наконец, убедились, что высокогорная растительность кончилась, исчезла. Нижняя граница высокогорной растительности пройдена, материал собран. Задача нашего маршрута выполнена.

К вечеру дорога стала хуже. Нас не пугали ни осыпи, ни камни, но частые переправы через узкую и полноводную Каинды были опасны для наших ишаков. Большие отрезки прежде существовавшей тропы оказывались погребенными под недавними обвалами. Олег один ушел по левому берегу вперед. Около восьми часов вечера мы наткнулись на недавно образовавшуюся осыпь и остановились. На небольшой луговинке поблизости от ручья я оставил Мамата с ишаками, а сам спустился еще километра на три ниже, чтобы ознакомиться с растительностью, но, увидев, что растительность и ниже все та же, я решил, что дальше идти незачем, и вернулся к Мамату.

Стало смеркаться. Но Олег не возвращался. Меня это беспокоило. Дорога, по которой мы с трудом шли днем, была опасна,, сорваться с откоса или полететь в воду в темноте чрезвычайно просто.

Мы с Маматом время от времени кричали, хотя река, конечно, заглушала наши крики; несколько раз зажигали листы бумаги. Олег явился уже в полной темноте, после того как мы решили- организовать поиски.

Положение наше было неважным. В окрестностях лагеря не оказалось ни кизяка, ни кустарничков. И хотя у нас были крупа, мясо и мука, варить их было не на чем. Был, правда, сахар.

С, горя мы съели полкило сахара, запивая его водой, и, покрывшись палаткой, легли спать.

– Ну, так что будем делать? – после довольно длительного молчания спросил я.

– Так что же делать, мне все равно,- отвечал Олег,- козлов-то нет, черт их задери…

– Ну, так как же? Мне-то здесь делать нечего,- продолжал я,- тебе нужно побыть здесь или назад пойдем, на Баляндкиик?

– Конечно, назад, чего же мне делать. Козлов-то нет.

Так и решили идти назад.

– Может, по маленькой, Олег? – помолчав, сказал я. – Бидончик я на всякий случай взял с собой.

– Знаешь, боязно,- сказал он.- Завтра надо на перевал лезть, лучше завтра за перевалом.

Ночью не спалось.

Сначала было тихо, но через некоторое время забарабанил дождь, потом опять стало тихо, и я, засыпая, подумал, что дождь кончился. Но когда я проснулся часа за два до рассвета и выглянул из-под палатки, то в тусклом свете луны увидел зимний пейзаж. Шел снег, он падал густо и, видимо, давно; на палатке, покрывавшей нас, лежал слой сантиметров в десять. Рядом с нами стояли обледенелые и покрытые снегом ишаки.

Утром мы встали мокрые и голодные; ишаки были голоднее нас, ночью они не ели. Снег не переставал. Нужно было идти назад.