Тут же двое стражей порядка рванулись ко мне. Один ударил дубинкой по руке, другой — по спине. Больше никуда достать не мог. Дубинкой было уже больно — не то, что зонтиком.

— Как вы смеете поднимать руку на офицера?

Вопрос вырвался у меня как-то сам собой. А Пешков прошептал:

— И надо же было Никите сейчас выпить! Теперь пятнадцатью сутками не отделается…

А я вспомнил, что и в самом деле вовсе не офицер, закончил срочную в звании ефрейтора, и больше повышений по службе с тех пор не имел. Тем временем мент ударил еще раз — по голове. Перед глазами поплыли круги.

— Что вы его бьете? — заорал Виктор Анатольевич. — Он порядок не нарушает! Не сопротивляется!

— Он на жену директора напал, — сказал лейтенант. Голос его я слышал, словно издалека. — Зонт испортил. Пусть руки не распускает!

— Хам! Он пытался меня убить! И мужа моего тоже! Если бы я не заслонила его собой, он бы его ударил заточкой!

С чего она взяла, что у меня заточка? Почему именно заточка?

Милиционеры не стали больше меня бить — еще успеют — скрутили руки за спиной и затолкали в «воронок». В обезьянник. Никого там больше не было, и я опустился на пол: дубинкой приложили крепко, на ногах не устоишь. Сесть на скамейку мне почему-то не пришло в голову.

Ребята что-то кричали, но «воронок» сорвался с места и покатился прочь. Директор, надо полагать, тоже успел сесть в машину — вряд ли менты оставили бы его без охраны.

Приехали в отделение, меня выволокли из машины, потащили в подвал, пнули напоследок, вталкивая в камеру. Хлопнула железная дверь, и я оказался в полутемном помещении. Окошко наверху маленькое, зарешеченное. Лавка у стены. На ней — какой-то обросший, неопрятно одетый мужик.

Похоже, он обрадовался нежданной компании. Как только дверь захлопнулась, подошел, посмотрел в лицо, хмыкнул.

— Работяга?

— Вроде того, — вяло ответил я.

— Ну и я тоже, — отозвался он. — Работаю, металлолом собираю… Ты садись, садись — в ногах правды нет…

Я присел, мужик тотчас пристроился рядом.

— За что взяли? — поинтересовался он.

— Да ни за что…

— Это ясно. А шьют чего?

— Вроде как я на жену директора напал.

— И зачем? Сумку отобрать хотел или цепочку сорвать? Или того хуже? Домогался?

— Цепочки у нее, конечно, завидные… Но мне чужого не надо. Я ей всего-то не дал себя зонтиком по голове лупить.

— Ну, энто ты зря, конечно, — крякнул мужичок. — Если директорская жена — она в своем праве. Хочет — зонтиком тебя бить будет, захочет — туфлю снимет и туфлей. Бабы — они такие. Особенно, директорские жены. И что ты ей воли не дал — за это с тебя строжайше взыщется…

Покопавшись в чалой бороденке, он извлек оттуда куриное перышко, внимательно осмотрел его и бросил на бетонный пол.

— Тебя за что взяли? За металлолом? С дачи, небось, у кого-то железки уворовал? — спросил я сокамерника, не желая показаться невежливым.

— На елку мочился. Прямо в центре города. Напротив мэрии, — объяснил мужик. — Меня Федей зовут, кстати.

— Никита, — машинально ответил я.

— А тут и менты появились, — продолжил тему Федя. — Дубинкой по башке, понятное дело, и не в вытрезвиловку повезли, а сюда. Хулиганство, значит, шить будут. Оскорбление власти, может быть. Елка та — прямо напротив кабинета мэра. План у ментов не выполняется — так я думаю. Вот и метут всех подряд.

— Разве тут есть план? — спросил я. — Мне всегда казалось, чем меньше, тем лучше…

— Э, план везде есть, — ответил Федя. — Это я тебе скажу, как бывший токарь-многостаночник. План — великая сила.

— А ты на елку как… В знак протеста?

— Отлить захотелось. Туалета нигде в городе нет — сам знаешь. Ну, в подъезде нехорошо нужду справлять — людей обижать. Морду набить, опять же, могут, если поймают. Я так подумал, что елке вреда не будет… А прохожим какое до меня дело?

— Прохожим до всего есть дело. Всегда найдется сволочь, которая тебя заложит.

— Ну, заложил-то меня охранник, который мэрию охраняет. Так я думаю. Здоровый лоб, заняться ему нечем. Но сам, видишь, не подошел — наряд вызвал.

— Может, и так. А может, и из простых какой-то доброжелатель. Мы с мужиками и «банку» нормально распить после смены не можем. Менты караулят возле кустов, старухи цепляются, что под их окнами пьяные орут, — сообщил я. — Хотя мы и не орем никогда…

— Ага, — кивнул Федя. — Закурить не найдется?

— Не курю, — ответил я.

— Больной?

— Да глупо это — курить.

— Ясно, — ответил бомж. — Здоровый образ жизни. И денег нет. Тогда поспи, конечно. Пока можно.

С этими словами он улегся на лавку и вытянул ноги. Борода Феди стала торчком, руки он сложил на животе.

— Что, потом спать нельзя будет?

— Ночью алкашей привозить начнут, шантрапу всякую. Буянить будут, бузить, орать. Проституток звать.

— Каких проституток? — опешил я.

— Из соседней камеры.

— И они что же — могут прийти?

— Прийти они не могут, но звать их будут. А те еще и кокетничать начнут. Тут по ночам такой гвалт стоит — только держись!

Поспать, однако, мне не удалось. Только я прилег, пришел хмурый сержант.

— Разлеглись тут, бандиты, — проворчал он. — Латышев, на допрос!

— Уже? — изумился Федя. — Он что же, убил кого-то?

— Не твое дело, — ответил мрачный милиционер. — Пошевеливайся, Латышев!

Я поднялся.

— Руки за спину! Вперед.

Что ж, фильмы я смотрел, как ходят арестанты, знал. Дело нехитрое. Сложил руки за спиной. Сержант быстро защелкнул наручники. Вот сволочь! Чтобы все видели, что я бандит. Можно подумать, отсюда убежать можно… Пошел в наручниках, куда деваться. Сержант топал следом.

Поднялись из подвала на второй этаж. Там милиционер втолкнул меня в маленькую комнату. За небольшим столиком с настольной лампой сидел худой мужчина в темном, почти черном костюме, с синим галстуком, на котором красовалась золотая заколка в форме двуглавого орла. Следователь, надо полагать…

Я аккуратно присел на стул. Наручники с меня не сняли, и просить сделать это я не стал. Порядок — значит, порядок.

— Ага, Латышев, — заявил следователь. — Что ж тебя так задержали — без оружия, боеприпасов? Недоработка…

— Да откуда у меня оружие? — изумился я.

— Конечно, с собой ты его не носишь. Хитрый. Да мы еще хитрее. В квартире твоей нашли пистолет «ТТ», со следами пороховых газов в стволе, девять патронов к нему, гранату РГД-5, взрывчатки пластиковой шестьдесят граммов и героина восемь с половиной граммов. Найдено все в присутствии понятых. После получения ордера на обыск. Еще что-то выдать хочешь? На даче, может, что зарыто, или у тещи, допустим, спрятано? Через добровольное признание тебе послабление выйдет.

— Быть такого не может! Я пистолета в руках никогда не держал! А дачи у меня не было никогда. Как и тещи!

Слетело с языка… Сорвался. Сообразил-то почти сразу, что и взрывчатку, и наркотики, и пистолет подбросили. Не сами менты, так директорские холуи.

— Быть не может? — усмехнулся следователь. — Еще как может… Заявление с повинной напишешь? Что покушение на директора готовил, на жену его нападал, застрелить их собирался? Или взорвать? По причине личной неприязни…

— Зачем это?

— Покушение на убийство — все-таки не терроризм, — объяснил мне следователь. — Времена-то нынче неспокойные, Латышев. С таким арсеналом, как у тебя, можно и пожизненное схлопотать. А так — подумаешь, собрался директора застрелить. Не застрелил же. Лет пять всего дадут, ты ведь молодой еще…

Конечно, еще вчера вечером ни пистолета, ни патронов у меня дома не было. Подбросили, получили санкцию на обыск, пригласили понятых и нашли. Дело ясное. Рассказывали ребята, как таким образом взятки с предпринимателей вымогают, как бомжей подставляют, чтобы показатели милицейские поднять. Но чтобы вот так, на простого работягу наехали… Не иначе, сильно испугался наш директор. Приплатил начальнику милиции, или следователю… Ну, я не знаю, кому и как он может приплатить. Важно то, что в оборот меня взяли по его наводке.