Я сделал то, что Ольга ожидала от меня меньше всего. Резко присел, кувыркнулся назад, а уж потом покатился по полу вбок. От неожиданности она выстрелила — но поверх моей головы, естественно. Когда я добрался до трупа Виктора, она выстрелила уже второй раз. Пуля ожгла бок. Дрянь! Хорошо стреляет…

Подобрать револьвер Кожина было не тяжело. Сложнее — взять его в руку так, чтобы можно было стрелять. Казалось бы, в чем проблема? Но когда счет идет даже не на секунды, а на доли секунды, поймете, что сложно, а что — не очень. Может, и не очень сложно, но слишком медленно…

Ольга выстрелила в третий раз. Хорошо, что опять не попала. Теперь она даже не опускала пистолет. Вопрос попадания упирался в скорострельность «Беретты». Третья пуля разорвала воздух около моей щеки. Четвертая может попасть точно в лоб. То, что эта девушка не может промахиваться постоянно, ясно. Крафт держал ее в своем отряде для специальных поручений не только за красивые глаза. Сколько всего пуль в обойме «Беретты»? Никак не меньше пяти. Скорее всего, семь…

Стрелять нужно было во что бы то ни стало. Чтобы посеять панику. Чтобы девушка не чувствовала себя, как в тире. Ведь стрелять по вооруженному противнику — совсем не то, что палить по безоружной мишени!

Я резко дернул тугой спусковой крючок револьвера. Грохот, вспышка огня, мощная отдача — и пуля опрокинула Ольгу, ударив в голову. Это было неправдоподобно, но я попал с первого раза. Впрочем, банкир, жизнь которого я помнил, регулярно стрелял в тире, причем из разных положений… В результате попадания можно было не сомневаться — пуля такого калибра не оставит человека в живых.

На полу шевелился Рустам. Судорожно доставал из-под пиджака пистолет. Лучше бы он этого не делал! Рефлексы сработали раньше, чем я успел обдумать ситуацию. У врага есть оружие — он опасен. Я выстрелил громиле в грудь и снова не промахнулся.

Никогда не думал, что смогу убить трех человек. Даже обороняясь. И что среди них будет женщина и мой друг, пусть и бывший… А сейчас, по большому счету, я даже волнения не испытывал. Меня не тошнило, руки не дрожали. Я только что хорошо сделал свою работу. Подумаю об этом после…

Аккуратно приоткрыв дверь, я выглянул наружу. Вадим развернул фургон на широкой палубе, чтобы в любой момент можно было выехать на берег, и, сидя за рулем, читал газету. Стрельба в трюме его, похоже, не взволновала. Солнце закрывала гигантская тень. Я удивился, что не заметил пристропленный к кораблю дирижабль сразу, как только мы подъехали. Наверное, аэростат порывами ветра относило далеко от корабля. На боку дирижабля было крупно написано: «ПОМЫВКА ОКОН». Все медленно вставало на свои места.

Не очень торопясь, я подошел к фургону, открыл боковую дверь и влез в салон. Вадим был так увлечен газетной статьей, что даже не повернулся. Или не хотел расспрашивать появившихся товарищей о том, как застрелили попа. Грех, все-таки.

Приставив дуло револьвера к затылку водителя, я приказал:

— Быстро в город. К «Нахичевани».

С того момента, как я застрелил трех человек и вернул отцу бриллиант, прошла неделя. Отец выбранил меня за то, что я не сказал ему о находке камня сразу, набросился на Дмитрия, едва тот пришел в себя…

Как оказалось, в отцовский кабинет воры проникли из корзины дирижабля. Летательный аппарат не вызвал ни у кого подозрений, ибо причина его нахождения около дома была крупно начертана на баллоне. Моют люди окна — что же непонятного? Не с вертолета же окна мыть? Бензина не хватит. А дирижабль сам собой висит. Даже пропеллеры можно остановить — когда веревку к дому прицепишь.

Услышав шум в кабинете отца, Дмитрий вошел, застал грабителей, бросился на них с голыми руками. Но его одолели, связали и погрузили в дирижабль. Люди Крафта на самом деле не намеревались никого убивать. Зачем осложнять ситуацию? Да и убийство — лишний шум. Тогда ясно, что бриллиант не спрятан, а украден. И требовать долг у Латышева после такой кражи — не слишком-то порядочно. Купец может инсценировать кражу собственного камня, но не будет же он убивать своего сына?

С «Северным сиянием» грабители намеревались улететь на Кавказ — благо ветер был попутным, свежим. Оттуда бежать в Турцию, или в Иран. Потом Крафт потребовал бы отдать долг или камень, камня не оказалось бы, денег тоже. Отца обвинили бы в нечестной игре, «Магнолию» продали с молотка. Да и алмаз на Востоке можно было пристроить… Но не вышло!

С камнем и братом на борту похитители летели всю ночь. Дмитрия даже развязали — куда он денется из гондолы? Сами рассматривали камень, пили, играли в карты.

А брат оглядывался по сторонам, тосковал, понимая, что в краже камня теперь обвинят его, молился. И вдруг увидел внизу, в свете луны, купол церкви, где я служил! Словно озарение на него снизошло по его молитве, словно чудо случилось! Брат рассказывал, что место он узнал сразу. И заплакал. И понял, что нужно делать.

Выхватил у любовавшейся игрой лунного света в гранях бриллианта Ольги камень, зачем-то сунул его в рот и, недолго думая, спрыгнул вниз — за ограждение гондолы. Падал долго. Понял, что во рту камню не место, переложил его в руку. И хорошо, что переложил — не подавился им, когда потерял сознание. А сознание он потерял от боли, когда грохнулся оземь.

Повезло Дмитрию — в рубашке родился. Несколько переломов после такого падения — мелочи. Грабители остались с носом. Казалось бы, вот он, беглец, внизу. Но не догнать его! Дирижабль — не вертолет, под порывами ветра уносится прочь, никакие пропеллеры не позволят ему идти против свежего утреннего ветра. Ночь скрывает следы… Только спустя несколько минут похитители вспомнили о парашютах. Но было поздно. Да даже если бы и сразу прыгнули — куда бы отнес парашют ветер? А брат летел по прямой. К земле.

Но злоключения Дмитрия и алмаза на этом не кончились. Одного из секретарей батюшки, как выяснилось, подкупили. И, как только я позвонил отцу, это сразу стало известно похитителям. Хорошо, что я ничего не сказал о камне — тогда у меня забрали бы его, и дело с концом.

Люди Крафта еще ночью арендовали вертолет и рыскали над степью, искали Дмитрия. Полагали, что он вряд ли остался живой. А если и остался — далеко не уйдет. Но так уж вышло, что мужики из нашей деревни нашли его раньше. Да еще и меня позвали. Все-таки не зря Дима выпрыгнул не в белый свет, а рядом с деревенькой, где я служу…

Поисковой команде наймитов Крафта сообщили, куда надо лететь, и они забрали Дмитрия из-под носа у настоящих врачей. Роль доктора сыграл наглый порученец, который выкрал камень из кабинета отца. После того, как он «засветился», Крафт прислал Виктора Кожина. На свою беду, на его, или на мою…

Брата они, конечно, обыскали. Просветили рентгеном в частной клинике. Бриллианта не нашли. И допросить возможности не имели, хоть и пытались привести в чувство, делая инъекции стимуляторов. Тогда они решили использовать его как живую приманку. Сдали в больницу и сообщили мне. Проницательности бандитов следует отдать должное — я приехал сразу, без охраны. Но дальше карты бандитов оказались спутанными…

Впрочем, отец версии Дмитрия поверил не полностью. Он больше склонялся к мнению, что разругался брат с бандитами уже по дороге. И со свойственной ему бесшабашностью сиганул с дирижабля вниз.

Я не берусь судить… Кто будет судить меня, вот вопрос?

После того, как я своими руками, по своей воле, находясь в священнической одежде, лишил жизни трех человек, и сон не идет, и молиться трудно…

Постоянно вспоминаю обрывки прошлых жизней, тяжкие наваждения. Слышу голоса. И один глас преследует неотступно, зовя за собой.

Полагаю, нет мне прощения. И только тяжкой схимой, жестокими муками может быть облегчена моя участь. Но глас нашептывает, искушает — все, что ни делается, к лучшему… Бандиты получили по заслугам, а ты сделал то, что должно. Пути твои с путями бандитов разошлись. Но в некотором мире — их мире — они живы, а ты мертв. И этот мир — ад для них.