От шаров под хвостом лошади Дурилло тоже отказался, припомнив, что по утрам на этом месте крестьянин с осликом торгуют кефиром и молоком.

— А помнишь ли ты, Карлуша, — продолжил начальник полиции, — что твой железный прапрадедушка задолжал моему в карты сотню монет?

— Как сейчас помню! — вздохнул Дурилло и полез в кошелёк.

— Считай быстрей, — поторопил Пинчер-старший, — видишь, господин начальник устали, валятся с ног!

Дурилло приободрился:

— Да вы сейчас сами с ног упадёте после того, как услышите новость, которую я сообщу: государственный преступник Фунтик только что был здесь!

— Кто?! — не поверил своим ушам Фокстрот.

— Фунтик! — подтвердил, торжествуя, Дурилло. — Клянусь вам остатками кудрявых волос! Только что он и его шайка во-от такой сундучище с во-от такими деньжищами из этой ямы достали и унесли!

Начальник полиции Фокстрот приблизился к Дурилло и со всего маху… беднягу расцеловал.

— Воистину, — сказал он, — пришла ночь удач! Поросёнок-то не простой оказался, с секретом. Клады… знает… Да и то верно: за простым госпожа Беладонна не стала бы в болото нырять!

И Фокстрот, словно на крыльях, помчался в бар звонить генералу, а Дурилло понял: «Жить буду, хоть и без кошелька!»

— У меня ещё десять монет осталось, — сказал он со вздохом, — можно я на эти деньги историческую справедливость восстановлю?

— Вообще-то, — сказал Пинчер-старший, — это стоит пятнадцать… Но… десять так десять, давай — я честно их поделю.

Восстановленная справедливость на камне под лошадью теперь выглядела так:

О многом ещё хотел написать господин Дурилло на собственные средства, восстанавливая памятник старины, но мел кончился, терпение сыщиков тоже, да и водитель кареты с решётками на окнах завредничал ждать.

В цирке, прошмыгнув на цыпочках мимо спящего Мокуса, Фунтик, Триолина, Бамбино и Бегемот, дрожа от нетерпения, вскрыли найденный сундучок.

Ящик был старый и даже пах плесенью, но содержимое в нём сохранилось, как будто уложили его сюда только вчера. Конфеты в старинной коробке были очень даже съедобны, пиратский пистолет пах порохом, а брошь, сразу же приглянувшаяся Триолине, сияла, как маленькая звезда.

А ещё там были матроска для Фунтика, гантели для Бегемота, а для Бамбино книжка про африканские леса.

В эту ночь друзья долго не спали, шушукались, заново переживая приключения, которые им довелось испытать.

А дядюшка Мокус, не слыша их, спал как убитый, ведь всем известно: прятать клады труднее, чем находить!

Госпожа Беладонна, предупреждённая генералом Прибамбасом, примчалась в городок Большие Чухлы ранним утром и теперь пила чай в собственной кондитерской под названием «Восточные сладости», или «гадости», как это заведение за глаза окрестили местные шутники.

Чашка с чаем мадам была на столе, а торт — на стене. Какой-то скандалист ворвался в магазин час назад и, утверждая, что это не «молоко», а что-то птичье, но совсем другое, запустил тортом в мадам.

— Ну хорошо в стену! — возмущалась Беладонна. — А если бы в глаз?! Клеветник!! — не успокаивалась хозяйка. — А ещё за профессора себя выдаёт!

— Ешьте, — угощала она Фокстрота, — да, не сладкий, зато не полнит.

Начальник полиции ел стоя.

— Вкус необыкновенный! — хвалил он, подлизываясь к мадам.

Чаепитие это только с виду таковым было, на самом деле шёл военный совет.

— Значит, берём?

— Да.

— До или после?

— После. Билеты всё равно куплены… Да и помидоры, хоть и гнилые, достались не просто так. Будет семья генерала, собачий парикмахер, мясник — такой чудак: даже в гости с топором ходит, и ещё несколько полезных людей.

— Мокуса брать? — уточнял Фокстрот, прихлёбывая из блюдца.

— Нет, — решила Беладонна, — только поросёнка, а остальных — помидорами. После такого позора они смогут только на помойке свои фокусы вытворять! Пора ехать, — приказала она и, переодевшись в продавщицу сахарной ваты, набила залежалым товаром лоток. От бронежилета, чёрных очков и накладных усов отказалась. — Без советов! — урезонила она. — Я в гриме кое-что понимаю, сама в молодости отдала сцене четыре дня. Эй, бездельники, — позвала Беладонна в дверях служащих, прячущихся по углам. — За работу! И муху, кстати, поймайте: она только с виду маленькая, а жрёт ой-ёй-ёй!

Ах, если бы неприятности, прежде чем свалиться на чью-то голову, имели совесть и предупреждали… Так, мол, и так… Завтра свалимся… Готовьтесь… Увы!

Они всегда вероломны, как сосулька с крыши, червяк в яблоке или гвоздь в башмаке!

Вот и сегодняшний день начинался вроде бы безмятежно: каша не подгорела, билеты шли бойко, а Фунтик за завтраком не лез в сахарницу рукой…

А тучи меж тем сгущались, хотя на небе их не было ни одной.

Сразу же после завтрака за кулисами появился подозрительный человек в крагах в красном грубой вязки шарфе и тыквой вместо головы.

Делая вид, что в поисках кассы он слегка заблудился, незнакомец сперва что-то вынюхивал, а потом подобрался к дядюшке Мокусу и предложил ему поменять Фунтика на дрессированного слона.

— Я представлять здесь известный вам цирк Борелли, — отрекомендовался он, коверкая слова. — Мы искать звезда аттракциона… А у вас такой дырявый шапито!

— Нет, — сказал дядюшка Мокус, — друзья не почтовые марки и обмену не подлежат.

— А за большие деньги? — искушал тыквоголовый, демонстрируя увесистый кошелёк.

— Тем более!

В общем, торга не получилось. Гремучую змею толстяк покупать отказался, а на просьбу показать сальто, которые в цирке Борелли делает даже собачка, притворился глухонемым. Вдобавок ко всему бедняга, уходя, перепутал шляпы, вместо своей схватил цирковую, заряженную для трюка. И тотчас же яичные желтки потекли по его возмущённому лицу.

— Ну, ничего… — прошипел он на прощание уже без акцента, — вам недолго осталось… часы сочтены…

Далее до самого представления ничего значительного не случилось. Начали вовремя и успешно, а после антракта даже опробовали новые номера. Дети в зале были довольны, хлопали, не жалея ладошек, а торговцы сладостями богатели прямо на глазах.

И всё-таки Мокус, на минуту отлучившийся из манежа, вдруг сказал неожиданно:

— Чувствую сердцем, что-то произойдёт!

— И я! — заявил Бамбино.

— Да?! — удивился Мокус. — А какие симптомы?

— Разные, — сказал Бамбино, — но главных — три. Во- первых, полицейские с крыши соседней лавки подглядывают за цирком в подзорную трубу; во-вторых, продавцы цветов все с усами, а в-третьих, в антракте возле цирка поставили уборную с табличкой — «только для генерала», а мальчикам и девочкам в неё вход запрещён!

— Всё, — понял Мокус, — мы окружены!

И как бы в доказательство этих слов у служебного входа вдруг нарисовались две знакомые фигуры в пожарных касках и плащах.

— Что за кулисами делают посторонние? — спросил Мокус строго.

— Пожарные, — доложил Пинчер-старший, пряча нос в каску, — охраняют цирк от огня!

— Вы, что ли, пожарные? — засомневался Фунтик, но дядюшка Мокус тотчас вытолкал его на манеж.