Что ж, можно попробовать еще разок, хотя бы для практики. Тем более что практика ему нужна, ох как нужна! В конце концов, даже если Гаргрийн и вправду облапошил его, подсунул вместо крови летучих мышей что-нибудь другое (а это вполне возможно, учитывая, сколько их, колдунов, ему приходится снабжать своими товарами), все равно с тем именем, Элевстис, у него в последний раз, когда он пытался вызвать демонов, чуть было что-то не получилось.

Элевстис… да, правильно: Э-лев-стис. Может быть, если в этот раз он произнесет внятно и правильно, все получится?

Он взял с полки свою лучшую волшебную палочку (золотую, с серебряными концами) и, тщательно выбрав место, стал около пентаграммы. То и дело заглядывая в открытую книгу рядом, на пюпитре, он налил масла в светильники, сжег еще одно красное петушиное перо, подбросил сушеных трав на жаровню и начал:

— In nomine Belphegoris conjuro te…[1].

В центре пентаграммы что-то ярко вспыхнуло, и появилась человеческая фигура, ошеломленно озирающаяся вокруг.

Чувствуя, что у него подкашиваются ноги, Альфьери нащупал сзади стол и прислонился к нему. Все не так, все не по правилам! Он ведь даже не дошел до той части, где называют Элевстиса. Но все-таки (и он, прищурившись, вгляделся получше) кое-чего он достиг.

И если даже это не совсем то, чего он ожидал, все равно перед ним настоящий, самый что ни на есть доподлинный демон. Никто другой просто не может быть!

Твердо, с уверенностью, которой на самом деле вовсе не испытывал, он сказал:

— Покорись моей воле, демон! Исполняй повеления своего господина!

Из потока слов, который обрушил на него демон, Альфьери понял лишь немногие, и это его очень расстроило. Если ему не повезло и он вызвал какого-то из этих арабских джиннов, о которых упоминает «Аль-Хазред», никакой пользы от этого не будет. Он и латынь понимает плохо, а уж об арабском и говорить нечего.

Он заговорил снова, но уже не так уверенно:

— Кто ты? Назови себя, я хочу знать твое имя.

В колеблющемся свете трудно было хорошо разглядеть демона, однако, присмотревшись, он увидел, что ростом демон с довольно высокого человека, ни хвоста, ни рогов у него нет и даже пламени не изрыгает. Не бог весть что за демон, какая-то мелкота. Вот тебе и везенье! И самое худшее во всем этом, что он, Альфьери, один и нет свидетелей его триумфу.

И, однако, в фигуре демона явно было что-то сверхъестественное. Собравшись с духом, Альфьери заговорил опять:

— In nomine Belphegoris, Adonis, Osiris, Lamachthani…[2]

Он продолжал заклинание и вдруг умолк, охваченный изумлением и ужасом: демон поднял руку к подбородку, исторгнул огонь из кончиков пальцев, поднес к чему-то, что держал во рту, и теперь дышал дымом!

Альфьери, едва сдержав крик, отпрянул назад.

Демон, между тем, неторопливо оглядев комнату, принял, похоже, какое-то решение. Выпустив облако дыма, он медленно заговорил, и эхо его голоса гулко отдавалось в доме. Говорил он как-то чудно… но, может, он явился из частей преисподней, предназначенных для грешников других стран.

А сказал демон вот что:

— Это надо же, чтобы все так совпало! Пять источников инфракрасных лучей, а чтение заклинаний вслух, видно, дает молярные вибрации — условия почти идеальные! Не отсюда ли легенды о чертях и духах? Эй, послушай!

Альфьери подпрыгнул чуть не до потолка.

— Ч-что? — пролепетал он дрожащим голосом.

— Ты волшебник, колдун — или кто?

— Я волшебник, — сказал Альфьери, судорожно цепляясь за остатки самообладания. — Я учился в университете Алькалы, — поспешил он добавить, надеясь произвести на демона впечатление, — и я приказываю, чтобы ты мне служил.

Не обратив никакого внимания на его последние слова, демон продолжал оглядывать комнату.

— Это надо же, чтобы так совпало! — повторил он, явно поглощенный своими мыслями. — Может, ты кто-нибудь из знаменитых? Не Фауст, случайно? — спросил он Альфьери.

— Нет, — неохотно признался тот и назвал себя.

— Никогда не слышал, — сказал, глядя мимо него, демон. — Меня, кстати, зовут Ал Снид.

Все шло как-то не так, и Альфьери ухватился за единственное, что понял.

— Не из аравийских ли ты стран, Аль-Снид? — спросил он запинаясь.

— Слишком низкий уровень, до идеи путешествий во времени пока еще не доросли, — констатировал Снид. — Нет, я из Лондона. Я бы с превеликим удовольствием остался и поболтал с тобой, но спешу — хочу посмотреть, как в пятьдесят пятом году до рождества Христова в Британии высаживается Юлий Цезарь. Ты уж извини меня.

Он дотронулся до какого-то диковинного предмета, висевшего на поясе, и стал что-то делать. Понять смысл того, что говорил демон, Альфьери было довольно трудно, однако до него все-таки дошло, что его первый настоящий демон вот-вот от него ускользнет, и потому он схватил книгу заклинаний и начал снова:

— Conjuro te…[3]

Демон поднял на Альфьери глаза.

— Ну да, конечно, — с гримасой раздражения сказал он, — как я об этом не подумал? Совпадение или нет, но у тебя здесь абсолютно непреодолимый темпоральный барьер. Мне не двинуться ни вперед, ни назад во времени, пока ты не задуешь светильники. Задуй их, пожалуйста, если тебе не трудно.

— Ни за что! — торжествующе воскликнул Альфьери. — Ты первый истинный демон, которого мне удалось вызвать, и я не отпущу тебя, пока не покажу моему покровителю, иначе меня ждет четвертование или костер.

Снид уловил ноту отчаянья в его голосе и сказал:

— Что ж, видно, смотреть на старика Юлия будет кто-то другой. Ждал он меня две тысячи лет, может подождать и еще. А у тебя, вроде бы, и вправду неприятности?

— Воистину так, — признался Альфьери и неожиданно для себя самого начал рассказывать демону о том, как, сам того не желая, вынужден был прикинуться волшебником, которому все под силу.

Снид, сочувственно его выслушав, прищелкнул языком.

— Давай посмотрим, правильно ли я понял, — сказал он. — Своей ложью ты поставил себя в такое положение, когда все думают, что ты колдун, что ты можешь вызывать демонов, делать золото и тому подобное. Ты…

— Я и правду могу вызывать демонов! — опомнившись, перебил его Альфьери. — Разве не попал в мои сети ты?

Снид, наморщив лоб, опять посмотрел на свой измеритель времени.

— Да, ты поймал меня, — согласился он. — Но хоть я и не демон, у меня нет никакого желания до конца своих дней растолковывать тебе это и то, что такое четвертое измерение и перемещение массы во времени.

А если даже ты бы и понял что-то, то это могло бы запутать линию времени. Я сейчас хочу одного: поскорее отсюда выбраться. Можем мы заключить с тобой какую-нибудь сделку?

— Ч-что?

Альфьери все более убеждался в том, что быть заклинателем духов не так-то просто.

— Иными словами, — необычайно терпеливо продолжал Снид, — могу я за то, чтобы ты меня отпустил, сделать что-нибудь для тебя?

До Альфьери вообще все доходило туго, но уж если ему удавалось уловить мысль, он вцеплялся в нее мертвой хваткой.

— Ты многое можешь? — спросил он. — Любое желание исполнишь?

— Не любое… — Снид задумался. — Но одно-два скромных выполнить могу. Менять историю основательно не стану, но на небольшие изменения пойду. Как я понимаю, старый Монастикус — тот тип, который сделал тебя волшебником, — влез в это дело исключительно ради корысти? Ему нужно, чтобы все быстро окупилось? Прибыль нужна?

— Ты все говоришь правильно, — со вздохом подтвердил Альфьери.

Снид достал из кармана блокнот и карандаш и затоптал окурок.

— Я сяду за стол и посчитаю, — сказал он.

— Не покидай пентаграммы! — крикнул Альфьери.

Он хорошо помнил о печальной судьбе волшебников, позволивших демонам перешагнуть очерченную границу.

— Я изолирован, — весело сказал Снид, — темпоральное поле в землю уйти не может.