А потом мама вдруг плачет и говорит, что вроде как-то однажды она сама такой крест нагнала на отца, она сделала так что он умер.
Ничего не поняла, чтобы это могло значить?
В церкви я получила подарок
Автор: Рената, 8.3.2013
Приснился в эту ночь. Стою перед Церковью, хочу зайти… захожу и вижу стены и много икон, много проходов и везде иконы иконы иконы… в голове мысль у кого же мне просить помощи? И вдруг появляется Батюшка, встречает меня, говорит что мол мне нужна помощь, он поможет, спрашивает "Тебе ведь нужен Святитель Спиридон, верно? Пойдем я укажу в каком направлении тебе надо идти", ласково за локоть берет и показывает один из проемов. Я иду. Он остается позади. На стенах снова много икон. Спиридон и я думаю мне надо найти ту, к которой будет душа лежать, я подхожу к каждой, приглядываюсь и прислушиваюсь к своим ощущениям. Вдруг откуда-то из темноты появляется бабушка и говорит что-то типа тебе нужна защита или я дарю тебе защиту, тебя это обережет… и дарит подарок – я смотрю а это кулон серебряный – крестик и иконка из серебра на одном кольце 2 вещицы. Я хочу сказать спасибо, но бабушка пропадает уже из виду. И я снова брожу по церкви, где-то останавливаюсь, вижу много людей которые молятся, просят о чем-то… так я долго и хожу и мне спокойно и хорошо.
Церковная служба в незнакомом помещении
Автор: rebrik, 23.4.2013
Всем известно, что каждый наш сон их трех источников происходить может. Первый, который не частый, добрый, раздумья вызывающий и лишь со временем понимаемый – от Бога; второй, регулярно нас беспокоящий, со страхами и ужастиками – от лукавого; третий же, как и святые Отцы подтверждают, от любезного и любимого желудка исходит. Отец Стефан данный богословский изыск знал, всецело его поддерживал и частенько в приходских беседах использовал, так как вопросы от сердцу милых прихожанок, типа: «Ох, батюшечка, сон мне приснился непонятный» задавались чуть ли не по графику. Причем количество подобных вопрошений всегда строго от календаря церковного зависело. Как только пост Великий в полную меру вступал, так сны имели свойство преумножаться. Священник для себя данную закономерность следующей теоремой определил: днем за собой сами присматриваем, грешить стараемся поменьше, да и молимся в пост больше, чем в дни скоромные. То есть лукавого от себя отгоняем, и силы ему на пакости всякие не даем. Ночью же, это отродье, видя нашу постельную беспомощность, нас и атакует смущениями разными, да картинами прелестными.
Теорема, конечно, неплохая и вполне правдоподобная получалась, да вот только в этом году никак она с самим отцом Стефаном не согласовывалась. Дело в том, что не успел пост начаться, как стал батюшку сон донимать, причем один и тот же, только с деталями разными.
Знал, отец Стефан, что подвижники веры и благочестия, советуют сны свои при себе держать, никому о них не рассказывать, чтобы окружающих в смущение не вводить, но когда в очередную ночь опять тот же сонный ролик повторился, не выдержал. Решил к духовнику поехать.
Духовник жил далековато. Почти у границы с сопредельным восточным государством приход его располагался. Село небольшое, но с храмом. Церковь во времена не столь далекие выстояла по причине того, что местному колхозу лень было новый амбар для хранения зерна и прочих сельхозпродуктов сооружать, так как просторный каменный храм все в себя вмещал. Как только времена изменились, и под крышей церковной молитва зазвучала, колхоз приказал долго жить и вскоре энергичный, хотя и не молодой уже настоятель первоначальный вид храму вернул и рядом еще один церковный домик соорудил, с крестильной и трапезной.
Энергичного делателя на ниве духовной в епархии приметили, сан ему повысили, а вскоре и в духовники его местное священство избрало.
Именно к этому священнику, в село дальнее, отец Стефан и направился.
Духовник был в храме. С двумя прихожанками беседовал. Увидел отца Стефана и обрадовался.
После того, как поздоровались да расцеловались, пригласил духовник и приехавшего священника к разговору.
– Ты вот, батюшка, послушай, чего мне тут рассказывают
Грустный отец Стефан, весь в мыслях о своих непонятных и настырных снах, не сразу и переключился на иную тему, но когда разобрался, о чем толкуют женщины, немного от грустных раздумий отошел.
Просили прихожанки у духовника ветки вербы, которые с прошлого года, по их мнению, с вербного воскресения, в церкви должны неукоснительно храниться. На заверения и утверждения отца Петра (так духовника величают), что не осталось у него данных веток годичной данности, женщины внимания не обращали, вернее словам священника абсолютно не верили.
– Батюшка, – безапелляционно, заявила, старшая из них, – Вы нам тут сказки то не рассказываете. Грех это! Во всех канонах давным-давно прописано, что верба эта год после входа Господнего хранится в церкви должна. Вам ли, старому священнику не знать! Видно вы себе бережете…
Младшая из просящих, была менее радикальна. Она просто умиленно смотрела на настоятеля и раз за разом повторяла:
– Дайте хоть пару веточек, батюшечка. Жалко вам, что-ли? Мы их в общий пучок вложим и дело сделаем.
Отец Стефан, никак не понимающий, смысла и толка данной необычной просьбы, все-таки в разговор встрял:
– И зачем вам эти праздничные старые ветки? Через три недели, даст Бог, доживем и новые освятим…
Старшая укоризненно посмотрела на чужого священника, взглядом оценила его молодость и, решив, что не перед кем ей тут объясняться, отмахнулась, мол, вы тут еще мешаете…
Разъяснил сам духовник.
– Понимаешь, отец, кур они решили на Благовещение вербой этой погонять.
– Каких кур? – не понял отец Стефан.
– Своих, да соседских, – продолжил духовник. – Доказывают мне, что если вербой, которую мы в прошлом году освящали, утром на Благовещение куриц своих вместе с петухами погонять хорошенько, то они к Пасхе яиц нанесут несметное количество.
– Вот именно, отец Петр, много нанесут, – утвердительно констатировала старшая прихожанка. И добавила:
– Вам же, да детишкам вашим, разговляться принесем.
Отец Стефан, уже намерившись сказать горячую проповедь о языческом происхождении данных верований, был остановлен властным взглядом и жестом духовника.
– Так, сестры мои дорогие, – решительно ответствовал духовник, – Помните, в прошлом году, после службы на праздник, к нам целый автобус детишек с детского дома привозили?
– Помним, как не помнить – затараторили обе женщины. – Обед мы им тут при храме готовили.
– Вот, – продолжил отец Петр, – им то я все, что осталось с освящения, и роздал. Ничего не оставил. Уж простите.
Данное объяснение подействовало. Переглянулись прихожанки, головами покивали, повздыхали. Видно ребятишек этих горемычных вспомнили. Попросили благословения, да и ушли…
– Вот, отец Стефан, двадцать пять лет при этом приходе и как не пытаюсь эти поверия искоренить, не получается, – начал объяснять духовник. То ветки им вербные подавай, то сны расшифруй.
Отец Стефан даже ойкнул от неожиданности и покраснел:
– Так я, это, отец Петр, тоже ведь со сном собственным.
Пришел черед удивляться духовнику. Не ожидал видимо он такого коленкора. Знал священник, что отец Стефан священник образованный, начитанный, проповеди говорить умеющий и к приметам всяким, поверьям и прочему сугубо народному около православному творчеству непримиримый.
– Это как же, отче, со сном то? – удивленно и сокрушенно смотря на отца Стефана, спросил духовник. – За 60 километром приехал мне сон рассказать? И чего же такое тебе приснилось?
– Да я уже, батюшка, спать ложиться боюсь, – начал рассказывать отец Стефан.
– Каждую ночь снится, что еду я на машине на службу, но по другой дороге. Храм мой в стороне остается. Понимаю, что не туда еду, но повернуть не могу. Забор, какой то длинный каменный по левую сторону, а потом здание большое, на церковь не похожее, но с большим крестом на крыше. Встречают меня люди незнакомые, во внутрь ведут, в зал большой, а в конце зала возвышение какое-то. Я туда захожу, а там за ширмой престол стоит с крестом и Евангелием. Понимаю, что это алтарь и ищу место, где жертвенник должен стоять. Нахожу, но он далеко-далеко, к нему идти надо долго, а пол под ногами гнется и проваливается. Понимаю, что надо мне службу начинать, а ни алтарника, ни пономаря – никого нет. Да и в голове постоянно вертится, чего я тут делаю, меня же на приходе ждут?
