Приведенные данные характеризуют положение колонов частнособственнических имений. Значительная часть сельского населения Римской Африки обрабатывала земли, принадлежащие государству. Колоны, составлявшие рабочую силу имений, сдававшихся различного рода держателям императорских земель — кондукторам или {137} эмфитевтам, по всей вероятности, находились примерно в тех же условиях, что и колоны частных землевладельцев. Еще из данных эпиграфики раннего времени известно, что крупные арендаторы фактически осуществляли в отношении колонов функции собственников имений. Августин рассказывает о владельце эмфитевтического имения донатистском епископе Криспине, который «не поколебался с помощью угроз вторично крестить (т. е. перевести в донатизм.— Г. Д.) 80 душ в имении католических императоров» 1 35. Степень и характер зависимости императорских колонов от арендаторов 1 36, очевидно, мало чем отличались от положения колонов частных имений.
Вместе с тем мы можем констатировать наличие в Африке IV в. императорских колонов, не находившихся в непосредственной зависимости от крупных съемщиков. В относящемся к Африке указе Константина от 319 г. (CJ, XI, 63, 1) говорится о колонах, которые притесняют (gravant) эмфитевтов, захватывая, вопреки обычаю (praeter consuetudinem), поля, которые они не освоили никакими культурами, хотя обычай (solemnitas) позволяет им присваивать только то, что их трудом засажено оливами или виноградом. «Они пытаются захватить и орошающие воды источников, которыми могут пользоваться только эмфитевты». Указ разрешает колонам пользоваться только таким количеством воды, которое необходимо для орошения в действительности обрабатываемых ими полей, и обязывает их платить эмфитевтам за лишнюю воду.
Данный указ интересен тем, что он свидетельствует о сохранении в поздней Римской Африке обычая, предоставлявшего колонам право оккупации неосвоенной земли для ее обработки, с которым мы впервые встречаемся в lex Manciana. Однако отношения, отраженные в указе, существенно отличаются от тех, которые имеются в виду в надписи из Хенхир-Меттиха. Колоны имения Вилла Магна Вариана, осваивающие subsiciva, подчинены съемщикам: вновь осваиваемые участки рассматриваются как новый источник повинностей, выплачиваемых колонами кондуктору или актору имения. Колоны из указа Константина {138} являются силой, не подчиненной арендаторам-эмфитевтам, но противостоящей им, угрожающей их экономическим интересам. Хис пытался толковать этот указ, исходя из предположения, что эмфитевтическое имение было разделено на «господское поле», находившееся в личном пользовании эмфитевта, которое он обрабатывал с помощью рабов, и участки колонов. Колоны, поставлявшие оброк эмфитевтам, захватывали, по Хису, землю, принадлежавшую к «господскому полю», и воду, предназначенную для его орошения 1 37.
Такое толкование представляется совершенно невозможным. Колоны, обязанные повинностями эмфитевтам и находившиеся от них в прямой экономической и юридической зависимости, не могли, разумеется, отнимать у них землю. На наш взгляд, в эмфитевтах и колонах, фигурирующих в указе 319 г., следует видеть две независимые друг от друга категории землевладельцев. Как отмечалось выше, эмфитевтические имения часто разделялись на ряд более мелких держаний, сдававшихся отдельным эмфитевтам. При этом следует учитывать, что колоны, обрабатывавшие такие имения, были прикреплены к ним и не могли сгоняться с земли эмфитевтами (CJ, XI, 63, 3). Очевидно, на практике часто могло возникать такое положение, при котором часть эмфитевтического имения (fundus) была сдана эмфитевтам, а остальная часть самостоятельно эксплуатировалась колонами 1 38. В Африке на этих колонов распространялось право оккупации невозделанных участков, расположенных на территории имения, при условии их обработки. Колоны, о которых говорится в рассматриваемом указе, захватывают воду из источников, служащих для обводнения земель эмфитевтов. Поскольку участки, присоединяемые колонами, в данном случае не используются ими для возделывания сельскохозяйственных культур, можно полагать, что речь идет о захвате тех частей имения, которые были необходимы для подведения воды от источников к участкам колонов. Вообще весь контекст указа свидетельствует о том, что он был посвящен прежде всего регулированию использования воды в такого рода имениях. Таким образом, {139} указ 319 г. имеет в виду крестьян, эксплуатирующих участки, расположенные на императорской земле, соседние с территорией, арендуемой эмфитевтами, и имеющие с ними общие источники орошения.
Отсюда можно сделать тот вывод, что в числе африканских земледельцев, официально рассматривавшихся как императорские колоны, были относительно самостоятельные мелкие землевладельцы. Очевидно, именно такие колоны могли на практике осуществлять продажу своих участков, против чего выступает указ Валентиниана от 387 г. (CJ, VII, 38, 2). Но подобные отношения могли возникать лишь в тех случаях, когда по тем или иным причинам императорская земля не сдавалась в аренду крупным съемщикам. Только в таких условиях императорский колон в Африке действительно мог использовать свое право оккупации неосвоенной земли, чтобы вступить в фактическое владение этой землей. Заключать же (как это делает, например, Пиганьоль), будто все африканские крестьяне IV в., освоившие новую землю, становились чем-то вроде ее собственников 1 39, на основании указа 319 г. не представляется возможным. Определяющими для африканского колоната были все же отношения в частных или арендуемых крупных имениях, а эти отношения не способствовали ни развитию владельческих прав колонов, ни укреплению их экономического положения. Если в ранней фазе развития африканского колоната зависимые земледельцы находились в относительно более благоприятных условиях, чем, например, италийские колоны, то в период Поздней империи в их положении трудно усмотреть какие-либо преимущества по сравнению с положением колонов других провинций. Исторический процесс шел в направлении усиления эксплуатации всех слоев трудящихся и нивелирования различных форм зависимости.
***
Значительную сложность представляет вопрос о соотношении между трудом колонов и рабским трудом в сельском хозяйстве. Наши источники не оставляют сомнения в {140} том, что в IV—V вв. рабы составляли многочисленную категорию сельского населения. В распоряжении Константина от 319 г. рационалу Африки говорится об имениях и рабах (possessiones atque mancipia) фиска, подаренных частным лицам (CTh, X, 1, 2). В указе Констанция от 346 г. рационалу Нумидии устанавливается порядок использования имуществ, конфискованных у лиц, совершивших государственные преступления. Движимое имущество, в том числе городских рабов (mancipia urbana), разрешалось передавать людям, имеющим заслуги перед императором. Сельские рабы, земельная собственность и дома (mancipia autem rustica et possessiones et domus) преступников должны были переходить к фиску (CTh, X, 8, 4). Таким образом, в законодательной практике рабы рассматривались как обычная принадлежность африканских имений. В то же время рабы постоянно упоминаются в церковной литературе. Особенно характерны сообщения Оптата и Августина об освобождении рабов агонистиками и восставшими сельчанами; они доказывают наличие рабов в подвергавшихся атакам повстанцев крупных имениях. Августин рассказывает о беглых рабах, которых принимают могущественные люди, не опасающиеся претензий со стороны их прежних господ 1 40. Эксплуатация рабского труда была распространенным явлением в церковных имениях 1 41. Важно отметить, что в период Поздней империи в Африке в значительных масштабах имел место приток новых рабов. Рабы составляли одну из главных статей экспорта из Мавретании 1 42. Одним из источников поступления рабов были войны с берберскими племенами. Августин рассказывает о захваченных в плен маврах, которые, находясь в рабстве, смешиваются с римлянами (Romanorum servitiis iam miscerentur) 1 43.
