Мадам Овариум[14] в своем кабинете, она собирает документы. Шив с грохотом опускает сосуд с «препаратом» на помятую металлическую поверхность.

– Переезжаете?..

– Один из моих «пареньков» направляется к вам.

– Я был в отъезде. По делам. Как видите, у меня есть нужная вам вещь.

Шив открывает наладонный компьютер.

– Шив, разговаривать здесь небезопасно…

Мадам Овариум – маленькая, толстая, почти шарообразная малайка с хвостом грязных волос, который опускается почти до самых ягодиц и который она не расплетала уже лет двадцать. Для своих «пареньков» она – «Аювердическая мадонна», потчующая их соответствующими тинктурами и порошками. Приверженцы учения твердо уверены, что мадам обладает способностями настоящей целительницы. Шив передает приготовляемые ею снадобья Йогендре, а тот торгует ими вразнос среди туристов, путешествующих по Гангу. Ресторан мадам пользуется известностью за границей, особенно среди немцев. Местечко это постоянно забито бледными выходцами из Северной Европы, которые отличаются той особой заостренностью черт, что характерна для людей, в течение нескольких недель страдающих проблемами с пищеварением.

– Объясни тогда, в чем дело, – настаивает Шив. – Вы выносите вещи из заведения, а ты внезапно отшатываешься от этого, – он указывает на свой «препарат», – как от проказы! В чем дело?..

Мадам Овариум засовывает несколько листов с бухгалтерскими отчетами в пластиковый портфель. Никакой кожи, ничего из убитых животных. «Произведенное человеком – для человеческого блага» – вот девиз адептов Аюрведы.

Кроме всего прочего, это подразумевает и лечение с использованием стволовых клеток эмбрионов.

– Что вам известно о небластульной технологии приме нения стволовых клеток?

– Это то же самое, что и обычная зародышевая технология их использования… за исключением того, что с целью выращивания необходимых органов при названной методике могут использоваться любые клетки, а не только эмбриональные… Однако, насколько я знаю, пока этот принцип нигде не срабатывал!

– Он великолепно работает с одиннадцати часов сегодняшнего дня. По восточноамериканскому времени. И то, что там у вас лежит внутри банки, стоит меньше самой тары.

Перед глазами Шива вновь проплывает тело, уносимое речным потоком. Он наблюдает, как позади женщины колоколом вздувается сари. Он видит ее на сияющем чистотой столе во Всеазиатской клинике пластической хирургии – исполосованное тело под ослепительно ярким светом ламп. Шив не любит работать впустую. Но особенно ему претит, когда неопытный хирург превращает обычную повседневную операцию по удалению яичников в кровавую баню.

– Всегда найдутся люди, которым не по карману американские технологии. Ведь мы живем в Бхарате…

– Ой, дорогой мой, известно ли вам первое и главнейшее правило бизнеса? Точно определяй момент, когда надо ограничивать расходы. Вы знаете, сколько народу стоит надо мной? И ведь все они – с протянутой рукой: врачи, курьеры, полицейские, таможенные чиновники, члены городского совета… А крах неминуемо приближается. И мне совсем не хочется оказаться под обломками.

– Так. И куда же вы направляетесь?

– Неужели вы думаете, что я вам скажу? Если бы у вас была хоть толика здравого смысла, то давно уже следовало вложить капитал в более надежные отрасли бизнеса.

Однако такой роскоши, как здравый смысл и осторожность, у Шива никогда не было. На всех этапах путешествия от Чанди Басти до этого аюрведического ресторана у него всегда был только один вариант выбора. Мораль существует для тех, кто живет за пределами басти. У Шива не оставалось выбора в ту ночь, когда он ограбил аптеку. Любой придурок мог достать оружие в годы Великого Разделения, но даже Шив Фараджи никогда не поступится своим стилем. Он воспользовался краденым внедорожником марки «ниссан» для того, чтобы протаранить стальные ставни аптеки. Его сестра выздоровела от туберкулеза. Похищенные антибиотики спасли ей жизнь. Он сделал то, что не стал, чего не смог сделать его отец. Шив показал всем, чего может добиться настоящий решительный мужчина. И он ведь не взял ни пайса из аптечной кассы. Раджа берет только то, что ему нужно. Тогда ему было всего двенадцать. На два года моложе своего «лейтенанта» Йогендры, Шив всегда шел вперед, не заботясь о возможностях отступления, и никогда не маневрировал. Точно так же он поступит и сейчас. Единственно правильное решение само придет к нему. И он примет его. Есть только одно, чего Шив не станет делать никогда: отступать. Бегство исключается. Ведь Варанаси – его город.

Мадам Овариум с громким щелчком захлопывает портфель.

– Дайте-ка мне свою зажигалку. Хоть какая-то польза от вас…

Зажигалка у Шива старой американской модели. Она у него с того самого времени, когда войска США вошли в Пакистан. С тех дней, когда туда послали солдат, которые больше курили, чем стреляли.

Мадам Овариум щелкает зажигалкой. Бумаги вспыхивают и почти мгновенно сгорают.

– С этим местом покончено, – говорит она. – Спасибо за труды. Желаю вам всего хорошего, но только не пытайтесь со мной связаться. Ни при каких обстоятельствах. Больше мы никогда не встретимся, поэтому в нынешней жизни прощайте навеки.

Вернувшись в машину, Шив включает радио. Опять какая-то ди-джейская тарабарщина. Как будто единственный способ доказать, что ты реальный, а не сарисинский ди-джей, заключается в том, чтобы целыми днями нести немыслимую чушь. Подобно Гангу – непрерывный поток дерьма. Ты ди-джей – так играй музыку. Люди хотят слушать твою музыку, она помогает им забыть о проблемах, почувствовать себя лучше. Может быть, они даже немного поплачут.

Шив наклоняется к окну. В слабом мерцании приборного щитка он видит отражение своего лица на фоне человеческих толп на улице. У него возникает странное ощущение, что каждый из этих людей отнимает частицу его собственной души.

Гребаная трескотня.

– Куда ты везешь меня, парень?

– Сегодня ведь бои.

Он прав. По сути, ему больше некуда ехать. Но Шиву не нравится, что сидящий рядом с ним человек находится так близко, не нравится, что он внимательно смотрит, наблюдает за ним, делает выводы.

Бой! Бой!.. – звучит у него в мозгу.

Шив поднимается по узким ступенькам, поправляет манжеты на рукавах, и запах крови, денег и сырой древесины бьет ему под дых. Он любит это место больше всего на свете.

Шив внимательно рассматривает клиентов. Несколько новых лиц. Вон та девица, вверху, у балконной перекладины, с персидским носом, пытающаяся выглядеть такой крутой… Она встречается взглядом с Шивом. Не отводит глаза, а пристально смотрит на него.

Нет, не сегодня. Как-нибудь в другой раз.

Объявляется следующий раунд, и Шив идет к столу букмекера. Где-то там, на Сонарпур-роуд, пожарные машины спешат тушить пожар, вспыхнувший в ресторане – он начался в шкафу, где хранили документы. А тем временем нечто, обладающее анатомией десятилетнего мальчишки и аппетитами взрослого мужчины, запускает свою короткопалую ручонку к священной йони его девушки. И женщина, погибшая без всякого проку, уносится течением Ганга в мокшу… но здесь, рядом с Шивом, люди, движение, свет, смерть, страх, шанс победить – и девушка, носящая по арене великолепного серебристого боевого кота.

Шив извлекает из нагрудного кармана бумажник крокодиловой кожи, разворачивает веером пачку купюр и выкладывает деньги на стол. Синий цвет. Перед его глазами все еще стоит синяя дымка.

– Один пакх рупий, – произносит Бачхан. Больше ставить нельзя.

Помощник Бачхана пересчитывает банк и выписывает квитанцию. Шив занимает место у самой арены. Зазывала орет не своим голосом. Толпа рычит, вскакивает в едином порыве – и Шив вместе с ней.

…И вот он выплывает из густой темной синей пелены. Куски разорванного на части бойцового кота лежат на песке, а сто тысяч Шива уходят в кожаную сумку букмекера. Ему хочется смеяться. Он вдруг начинает понимать истину садху: настоящее счастье состоит в том, чтобы ничего не иметь.