Дон Аурелио не выл, не кричал, не бился головой об стену, не выдвигал лженаучных теорий и не проповедовал религиозные истины. Большее время он низенько-низенько, на расстоянии 10-15 сантиметров, парил над кроватью с отрешенным взглядом и тихо что-то бормотал себе под нос на разных языках.

С появлением настоящего сумасшедшего Заратустра и Ницше приуныли и всерьез задумались над изменением клинической картины своих "заболеваний". Они даже к Павлову обращались за советом, какой шизофренический образ – тихий или беспокойный – им бы больше подошел.

За непродолжительный период пребывания в специализированном лечебном учреждении закрытого типа в городе Чехове Павлов успел пообщаться с воплощениями (аватарами) многих великих людей: от Наполеона до Элвиса Пресли, – поэтому мог со знанием дела судить о феномене раздвоения личности и различных клинических стадиях буйства подкорки.

– Ребята, может, вам лучше повиниться и отмотать свой срок, чем выходить на волю с клеймом "шизофреника"?– из самых добрых побуждений предложил он своим соседям.

– Ты ничего не понимаешь. Скоро шизофреникам, торчикозникам, дебилам-олигофренам и прочим психически ненормальным инвалидам детства цены не будет,– возразил Ницше, и в ответ на его недоумение пояснил: Сами посудите: в семнадцатом веке этих уродов чмарили и до смерти в инквизиции задрачивали. В восемнадцатом веке к ним прислушиваться стали: Руссо, Элифас Леви и все такое. А в девятнадцатом веке шизовать даже модно стало. Вспомните романтизм. Как они там шизовали! А в двадцатом веке почти легально стали употреблять ЛСД, псилоцибин, экстази, ту же марихуану. С другой стороны, всякое кино, телевидение, музыка, шоубизнес уже давно в руках шизофреников и психопатов. С третьей стороны, религиозная жизнь тоже под их контроль переходит. С четвертой стороны, все правительства с ними заигрывать стали, вся техника нынче на дебилов рассчитана, и наркотики уже вот-вот разрешат официально. Так что, ребята, выше головы: двадцать первый век – это наше время!

Ницше поддержал Заратустра:

– Да исполнится по желанию каждого желаемое, которым по своей воле распоряжается Господь!

Неожиданно в их разговор вмешался дон Аурелио. Он до этого в течение двух дней в основном спал или невесомо "парил" над своей койкой, уставившись полузакрытыми глазами в потолок, и практически ни с кем из соседей по палате не общался.

– Друзья! Не надоела вам эта серая и скучная жизнь?– спросил он и, не дожидаясь ответа, предложил: Если позволите, я научу вас изменять способ восприятия мира и осознавать иную реальность?

– Научи меня изречениям твоим! Помоги мне силою Хшатры и Арты! Вместе с теми, кто познал заклинания твои, хочу я восстать и изгнать осквернителей заветов моих!– обрадовался Заратустра.

– Почтенный, если вы имеете в виду изменение "punto de encage", что в переводе с испанского означает "точка сборки", то я в это не верю. Сочинения камрада Кастанеды я прочитал в оригинале еще на первом курсе университета, но, сколько не пытался по его методике войти в измененное состояние сознания, у меня ничего не получалось,– осторожно заметил Ницше.

– Костик, то есть Кастанеда, – большой шутник. Герой его романов дон Хуан родился в одной из библиотек Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе, когда Кастанеда читал сочинения Уоссонов издания 1957 года. Как хорошо сказала одна моя знакомая: "Читать Кастанеду можно только серьезно, и только, как глупость". Он многое угадал, но только настоящий маг, принявший посвящение, обладает способностью смещать собственную и чужую точку сборки и контролировать этот процесс,– неожиданно заявил Дон Аурелио.

– Сие спрашиваю тебя, скажи мне правду, о Ахура! Как овладеть поучениями и словами правды? Как избавиться от приверженцев Лжи? Окажи мне помощь, словно друг, поддерживающий друга. Научи меня с помощью Арты обрести Благую Мысль,– настаивал Заратустра, вероятно, надеясь на то, что с помощью духовной практики мексиканских шаманов он сможет "закосить" более правдоподобно.

– Неужели это возможно? Этот старый святой отшельник в своей "палате N6" до сих пор не слышал о том, что Gott ist tot,– иносказательно засомневался Ницше в магических способностях соседа-новосела.

– Умер, но не совсем. Мальчик, признанныймертвым, очнулся через несколько часов, перед самым погребением. Я открыл гробик, достал оттуда ребенка, и он заплакал. Потом он начал шевелить своими ручками, ножками, и я очень испугался. Мы все, жрецы храма Аполлона, очень испугались,– сказал Дон Аурелио и тихо рассмеялся.

– Это же меняет дело! Я в твоем распоряжении. Научи меня, тому, чего я не знаю и не умею!– воскликнул Ницше и даже низко поклонился.

Вначале Павлов отнесся к затее чудиков скептически, и едва сдерживался, чтобы не расхохотаться, наблюдая за тем, как Заратустра и Ницше под руководством Дона Аурелио выполняют упражнения по усилению и аккумулированию биоэнергии. Для этого они склеили из бумаги легкий спиралевидный конус и подвесили его на тонкой капроновой нити к потолку, а затем, встав в позу жреца, мысленно посылали энергию на выдохе на кончики пальцев правой руки, затем – левой руки. Проделав эту операцию 15-20 раз, они, послав энергию на кончики пальцев в последний раз, двумя руками легко, без контакта, поворачивали бумажный конус в любом направлении.

В обеденный перерыв Дон Аурелио, выглядевший до этого изможденным стариком, решительно поднялся с кровати, размялся, и к всеобщему удивлению сделал стойку на руках. На вопрос Ницше, как ему это удалось, он ответил так:

– Бесплотная душа, излучающая прохладное голубое сияние, не способна сделать стойку на руках. Однако человеческому существу такое под силу. У нас есть руки, и если мы захотим, то можем опереться на них. В этом наше преимущество, прелесть пребывания в смертном теле. Именно поэтому мы нужны Богу. Ведь Ему нравится чувствовать мир нашими ладонями.

В тот же день, в послеобеденный "тихий час", Дон Аурелио спросил, не желают ли его соседи погрузиться в легкий гипнотический сон и отправиться в непродолжительное путешествие по любимым местам и самым радостным эпизодам своей жизни во времена их детства и юности.

Заратустра и Ницше сразу же согласились, а Павлов отказался, опасаясь какого-нибудь подвоха. Он ведь еще раньше догадывался, что Ницше и Заратустра врачи поместили в одну палату не случайно, не для комплекта, а для того, чтобы их скорее разоблачить, и признать симулянтами. У него же была совсем другая задача: чтобы его признали психически здоровым, и он смог отстоять свои гражданские права. Согласно установленной процедуре он успешно прошел все необходимые психологические тесты. Никаких отклонений найдено не было. Кстати, в одном тесте ему следовало ответить на вопрос, верит ли он в Бога? Из трех вариантов ответа: "да", "нет", "не знаю",– он выбрал "нет". Лечащий врач после этого намекнул ему о том, что его держат в психиатрическом институте исключительно из солидарности с врачами больницы N5, а так бы давно уже отпустили на волю.

Дон Аурелио отправил Ницше и Заратустра в гипнотический сон магическими пассами, сопровождая их стихами великого средневекового ученого Авиценны (Ибн Сины), которые он произносил, естественно, по-арабски, но для Павлова, чтобы он не подумал ничего плохого, сообщил значение слов по-русски:

"Всему живому свой отпущен век.

Имеет время жизни человек.

Горячий в детстве, в юности, как пламя,

Он холодней становится с годами.

У зрелых больше трезвости ума,

А старость, словно лютая зима.