Все три квадриги начали сближаться, сливаться в одну фигуру о шести колесах, с двенадцатью конями, посреди пыльного вихря и оглушительного шума.

— Полагаю, — вдруг сказал Бонос, — что Скортий это тоже предвидел.

— Что? Невозможно, — ответил императорский шталмейстер в тот самый момент, который доказал, что он ошибается.

Ему приходилось быть осторожным, крайне осторожным. Если Скортий сейчас нарушит правила, заденет одного из этих двоих, победу Синих аннулируют. Эта возможность всегда ограничивала действия вторых возниц или возниц второстепенных цветов. Одетые в желтое чиновники стоят вдоль всего трека, наблюдая за ними.

Кроме того, он остро сознавал, что хотя ему, возможно, и удастся продержаться семь кругов и не рухнуть, но на маневры сил у него немного. Каждый неглубокий вдох сопровождался болью. Сама мысль о том, чтобы снова натянуть поводья упряжки, заставила его пожалеть, что он еще не умер.

Он знал, что вокруг его ступней натекла лужа крови, опасно скользкая. Он не смотрел вниз.

Он следил за второй упряжкой Зеленых, которая возвращалась к ним. Он знал, что так будет. Кресенза товарищи по команде боялись. И если они не уверены в том, что надо делать, то должны прийти к нему на помощь. Неплохая привычка в целом, но бывают моменты, когда она подводит. Скортий намерен сделать так, чтобы на этот раз их выбор оказался неудачным.

Он рисовал себе эту картину с той секунды, когда вышел на трек и увидел, что на новом правом пристяжном в упряжке Кресенза на шестой дорожке нет шор.

Скортий знал коня, которого они обменяли. Очень хорошо знал. Еще зимой отложил про запас в голову кое-какие сведения. Очевидно, это не выплыло во время гонок на прошлой неделе или этим утром: упряжка Кресенза редко оказывалась на крайней внешней дорожке.

А теперь она может оказаться там с минуты на минуту.

Вторая упряжка теперь находилась прямо перед ними, но не слишком близко, что давало возможность отойти дальше в сторону и заставить Скортия сделать то же самое. Кресенз также находился немного впереди от него с внешней стороны, что увеличивало риск нарушить правила, если он слишком далеко отойдет в сторону и заденет другую упряжку. Зеленые пытались заставить его осадить коней. Как только он это сделает, вторая упряжка перед ним сделает то же самое, а Кресенз пустит в ход кнут и вырвется вперед, обогнав их обоих. Они это умели делать. Это была тонкая работа, требующая большой точности на огромной скорости, но они были опытными возницами, проработавшими вместе целый год.

Это не имело значения.

Он позволил упряжке продвинуться чуть вперед, совсем немного. Кресенз быстро оглянулся, выругался, оскалил зубы. Если вторую упряжку Зеленых заподозрят в том, что она оттеснила Скортия, то нельзя будет обвинить соперника в нарушении правил. Особенно вернувшегося чемпиона: все трое знали, что сегодня это тоже было частью игры.

Кресенз ушел немного дальше, ближе к ограждению.

Скортий и второй номер Зеленых последовали за ним. Они уже прошли большую часть дальнего отрезка прямой. Скортий соскользнул еще правее, совсем чуть-чуть. Ему приходилось быть очень осторожным, ведь это не его привычная упряжка. Все три колесницы теперь мчались устрашающе близко друг от друга. Если бы их колеса были снабжены шипами, как бывало в древности, в Родиасе, кто-нибудь уже вылетел бы из разбитой колесницы.

Кресенз еще раз проревел проклятие в адрес своего товарища по команде и отодвинулся еще дальше. Собственно говоря, дальше уже было невозможно, он летел по самой крайней дорожке, у самого ограждения, мимо бушующей, орущей, потрясающей кулаками толпы, вскочившей на ноги.

Новому правому пристяжному Зеленых не понравилось, что рядом с ним так громко кричат и размахивают кулаками. Совсем не понравилось. Этому коню нужны шоры справа. Этого еще никто не понял. Кресенз никогда не скакал на нем по крайней дорожке, это всего вторая их встреча в этом году. Зеленые еще не успели ничего понять.

И допустили ошибку.

Скортий держался на том же уровне, выжидая подходящий момент. На лице Кресенза застыла напряженная, мрачная улыбка, квадриги неслись на полной скорости. Теперь, когда он был у самого ограждения, любое дальнейшее движение Скортия по направлению к нему сочли бы нарушением правил. Вторая колесница Зеленых, все еще скачущая впереди, могла без риска проскользнуть немного дальше и сбросить скорость, и Скортию пришлось бы резко натянуть поводья.

Отработанная стратегия, разумный расчет. Могло получиться, если бы правый пристяжной как раз в этот момент не дернул головой, ослепленный паникой, близостью ревущей толпы, и не сбился с шага, безнадежно сбив трех остальных коней. Это произошло именно в ту секунду, когда второй номер Зеленых выполнял совершенно правильный тактический маневр, сдвигаясь немного вправо и слегка замедляя темп.

Скортий все же натянул поводья изо всех сил, как им хотелось, даже немного раньше, чем они ожидали, словно испугался или проявил слабость.

И при этом он смог очень ясно и с близкого расстояния рассмотреть столкновение. Квадрига Кресенза устремилась к внутренним дорожкам, куда ее потянул впавший в панику, бесспорно могучий новый правый пристяжной конь, а другая упряжка продолжала движение к внешней стороне. К несчастью, они столкнулись.

Два колеса отлетели мгновенно. Одно повисло в воздухе, подобно метательному диску, и полетело, вращаясь, к спине. Один конь заржал и споткнулся, увлекая за собой в падении остальных. Колесницу занесло боком, она врезалась в ограждение, а потом отскочила в противоположную сторону, и Скортий, резко поворачивая влево (и на этот раз он громко закричал от боли при этом усилии), увидел, как сверкнул нож Кресенза, когда тот перерубил поводья и отчаянным прыжком выскочил из колесницы.

Он промчался мимо и не увидел, что случилось со вторым возницей Зеленых и с конями, но знал, что они упали.

Он прошел поворот, потом оглянулся. Увидел, что теперь Красные и Белые скачут за ним, все четверо, тесной группой, работая изо всех сил. У него возникла новая идея. Его взор снова закрыла эта странная красная пелена, но он внезапно решил, что, возможно, ему хватит сил внести еще один, последний элемент в бессмертную славу этого дня.

Впереди него этот мальчик, Тарас, тормозил колесницу, глядя назад. Он поднял руку с кнутом и махнул Скортию, показывая вперед, предлагая возглавить гонку и одержать победу.

Но этого он как раз не хотел по нескольким причинам. Он покачал головой и, когда приблизился к молодому вознице, крикнул на языке инициев:

— Я тебя кастрирую тупым ножом, если ты не выиграешь этот заезд. Вперед!

Парень улыбнулся. Он понимал, что они только что сделали. Все великолепие этого маневра. Ведь он был профессионалом. Он рванулся вперед. Пересек линию финиша и выиграл первые крупные гонки в своей жизни.

Первая из следующих тысячи шестисот сорока пяти побед для Синих. К тому времени, через восемнадцать лет, когда парень в той колеснице вышел в отставку, только два человека в долгой истории сарантийского Ипподрома выиграют больше гонок, и никто из его преемников не достигнет такого результата. Три статуи Тараса Мегарийского на спине будут повержены вместе с остальными семьсот лет спустя, когда наступят большие перемены.

Первый возница Белых пришел в этом заезде вторым, второй возница Белых пришел третьим. Отчет о гонках в тот день, как всегда, тщательно составленный чиновниками, свидетельствовал, что Скортий, возница Синих, намного отстал от них в единственном для него в тот день заезде.

Конечно, отчеты способны упустить главное. Очень многое зависит от того, что еще сохранилось — в письменном виде, в искусстве, в памяти, и насколько верно, или неверно, или смутно.

Факция Синих, вместе со своими напарниками Белыми, заняла первое, второе и третье места. И четвертое. Четвертое в заезде, который, принимая во внимание все обстоятельства, мог считаться самым блестящим триумфом за всю его карьеру на Ипподроме, занял Скортий Сорийский, который заставил упряжки Белых обогнать его и уйти вперед, аккуратно заблокировав двух невезучих возничих Красных — все, что осталось от команды факции Зеленых.