— Пока вы рассуждаете на темы искусства, мои друзья…

— Я долго думал, — продолжал Норго невозмутимо, — над чисто теоретической проблемой реакции зрелого, но неразвитого мозга на концентрированное воздействие современной системы образования после, скажем, двадцати пяти лет, когда этот мозг был погружен в атмосферу праздности, лености, беспечности, минимальной требовательности. Давление на него будет, конечно, колоссальным. Разрушаются ли в результате этого мыслительные либо телесные структуры? Верьте мне, Честер, результаты такого эксперимента были бы необычайно важны.

— Но не для меня. Я…

— Вы же, Честер, при средних способностях представляете собой, если не считать элементарных навыков речи и общения плюс несколько дополнительных благоприобретенных умений вроде игры, которую вы называете бридж, тип абсолютно неподготовленного индивида. Ваше тело слабо, воля неразвита, мозг спит…

— Может, мне много и не нужно.

— Все вышеперечисленное делает вас идеальным объектом — если вы захотите принять в нем участие — важнейшего эксперимента.

— Я хочу вернуться на свой ковер.

Норго согласно кивнул.

— Совершенно точно.

Рот у Честера приоткрылся:

— Вы имеете в виду… Да нет же, это шантаж!

— Давайте уточним наши позиции: как только эксперимент будет завершен, ваш… э-э-э… ковер будет передан вам нашей исследовательской группой.

— Сколько времени это займет?

— Я попытаюсь сжать двадцатилетний курс развития до одного года.

— До года? Но…

— Знаю, вы обеспокоены судьбой ваших воображаемых друзей.

— Я говорил вам…

Норго отвернулся, так как перед ним был поставлен заполненный поднос.

— Сообщите ваше решение, Честер.

— Если я дам положительный ответ, вы позволите мне вернуться на ковер?

Норго кивнул, оценивающе принюхиваясь к тарелкам.

— Я сталкивался с коварным, аморальным, антизаконным пиратством. Но это, без сомнения, не идет ни в какое сравнение, — горько заметил Честер.

Норго заморгал.

— Вы хотите сказать, что вы отказываетесь?

— Когда мне можно приступить?

Честер и Норго выбрались из открытой кабины вертолета, на котором они прилетели из Центра. Честер осмотрел незнакомую местность: простор луга, поросшие зеленью холмы и низкое белое здание площадью примерно в четверть гектара около гребня холма. Над входом на белом камне были вырублены слова: «Недействительное не есть нереальное».

Норго и Честер пересекли зеленую лужайку и вошли в просторный холл, где на фоне белых стен ослепительно яркими красками выделялось мозаичное панно.

— А вот и Куве, — сказал Норго.

Через арочный свод навстречу им шел высокий молодой блондин с квадратной челюстью. Он поздоровался с Норго и изучающе уставился на Честера.

— Так вот он, мой объект изучения, — выдавил он, обходя Честера кругом. — Снимите рубашку, пожалуйста.

— Что, прямо сейчас? Я думал, у меня будет время распаковаться, принять душ, прогуляться и осмотреть окрестности, затем, возможно, выпить чашечку кофе, познакомиться с другими студентами, обсудить учебную программу, спланировать расписание…

Куве прервал его:

— У вас не будет возможности распивать кофе и бесцельно болтаться. Ваша программа была спланирована заранее, и, если в этом возникнет необходимость, вас с ней познакомят.

Честер медленно стянул рубашку.

— Какая странная школа! Как часто вы мне разрешите бывать в городе?

— Брюки, пожалуйста, — сказал Куве.

— Что, прямо здесь, в прихожей?

Куве с удивлением посмотрел на Честера:

— По-моему, здесь достаточно тепло, не так ли?

— Да, конечно, но…

— Скажите мне, — с интересом спросил Куве, — вам не кажется, что вы в некотором роде уникальны?

— Я совершенно обычный и нормальный!

Куве тщательно осмотрел Честера.

— Да, вы можете быть источником интереснейшей информации, — сказал он с удовлетворением. — Норго ничуть не преувеличивал; почти полная атрофия мускулатуры, нечеткая артикуляция, неразвитые легкие, невыраженная пигментация кожи, неявные признаки маскулинности…

— Очень жаль, если я не совсем оправдываю ваши ожидания.

— Да нет же, как раз наоборот. Это даже больше, чем мы могли ожидать. И не расстраивайтесь: я разработал подробную программу вашего развития.

— Быстро же вы работаете. Ведь не прошло и трех часов, как я дал согласие.

— Да что вы, я начал работать над этим проектом еще месяц назад, когда Норго сказал мне, что вы непременно согласитесь.

Честер проследовал за Куве по широкому коридору в маленькую комнату, стены которой до самого потолка были уставлены шкафами. Куве показал на один из них.

— Здесь вы найдете одежду. Пожалуйста, наденьте ее. Честер натянул шорты, зашнуровал сандалии и встал на ноги:

— Больше ничего? Чувствую себя почти младенцем.

В комнату вошла молодая женщина с прекрасной фигурой, в белой юбочке. Она улыбнулась Честеру и взяла его руку, предварительно вытащив из другого шкафа медицинский саквояж.

— Меня зовут Мина. Сейчас я подровняю ваши ногти и введу препарат, замедляющий их рост, — приветливо сказала она. — Стойте спокойно.

— А это зачем?

— Излишне длинные волосы и ногти были бы болезненной помехой при выполнении некоторых упражнений, — объяснил Куве. — А теперь, Честер, я хочу спросить вас, что такое боль?

— Это… м-м-м… ощущение, которое возникает, когда телу причиняется вред.

— Вы почти правы, Честер. Боль основывается на страхе, боязни вреда, наносимого телу.

Куве подошел к полке на стене и вернулся с небольшим металлическим предметом, держа его в вытянутой руке.

— Это ручное бреющее устройство, которым когда-то ежедневно пользовались. Этим острым лезвием водили по коже лица, срезая на ней волосы.

— Я рад, что живу в современную эпоху.

— При оптимальных условиях в процессе удаления выросшего за день волосяного покрытия лица с помощью этого инструмента возникал уровень боли в ноль целых две десятых агона [13]. При условиях ниже средних уровень быстро повышался до половины агона, что примерно соответствует ощущению, которое возникает при ожоге второй степени.

— Удивительно, с чем только не приходится мириться людям, — сказал Честер.

— А как ваши ноги, Честер, они в порядке?

— Конечно, а почему они должны быть не в порядке?

— У вас на обеих ногах мозолистые образования и другие отклонения, причиной чему — тесная обувь.

— Конечно, мои штиблеты, может быть, не самый лучший вариант…

— Подобные мозолистые наросты возникают в течение месяцев и даже лет, и боль, которую постоянно при этом испытывает человек, составляет порядка половины агона, хотя человек и не замечает этого.

— А если даже и заметит? Что из того, все равно ведь ничего не поделаешь.

— Совершенно верно. Боль не есть абсолют; это — совокупность ощущений, которые можно научиться не замечать.

Куве протянул руку и ущипнул Честера за ногу.

— Как видите, я давлю с очень умеренной силой, и никакого вреда вашему телу при этом не возникает.

— Вы действительно обещаете не причинять мне вреда? — нервно спросил Честер.

— Теперь закройте глаза и сосредоточенно думайте, что вам ампутируют ногу без наркоза. Скальпель хирурга разрезает вашу плоть, пила вгрызается в живую кость…

Честер заерзал на стуле:

— Эй, больно! Вы слишком сильно давите.

Куве ослабил хватку:

— Я давил ничуть не сильнее, Честер. Ощущение же усилилось, потому что возникла угроза причинения вреда вашим органам. Вы не обратили совершенно никакого внимания на Мину, когда она применила к подушечке вашего пальца дозированный стимулятор в четыре десятых агона, в то время как я отвлекал ваше внимание. Вы восприняли манипуляции с вашими ногтями как вполне нормальные и безболезненные. Честер потер свою ногу: