Мозг резанула боль, а потом наступила тьма.

Я стоял у королевского ложа, на котором лежал Кулклан Ртр. Я понял, что близок час, которого я так ждал, ибо он погрузился в трансформацию.

Часы показывали третий час ночной вахты. Все, кроме меня, на борту спали. Надо было спешить, и тогда рассветная вахта найдет дело завершенным.

Я потряс спящего человека. Того, кто когда-то был Ртром, а сейчас стал никем по воле трансформации. Он медленно выплыл из объятий сна и огляделся по сторонам чистыми глазами новорожденного.

— Подымайся, — скомандовал я, и император беспрекословно повиновался мне, — следуй за мной.

Как всегда после трансформации, мы повинуемся тому, кто нам приказывает. Я велел ему хранить молчание, и он, словно ягненок, подчинился мне. Я провел его к клетке с охотниками. Они взмыли, пританцовывая от голода.

Я ухватил Кулклана за руку и просунул ее в клетку. Охотники сгрудились, метя свою будущую жертву. Он безропотно следил за происходящим расширившимися от ужаса глазами.

— То, что ты ощущаешь сейчас, — боль, — сказал я. — В будущем тебе придется испытывать ее часто.

Охотники удовлетворились, и я установил в клетке таймер.

В своих покоях я обрядил его в пурпурные одежды и провел к докам, где находились шлюпки.

Но проклятие богов тяготело надо мной. В доке мы оказались не одни. Я не медлил и подобно ястребу налетел на человека сзади, вогнав в его тело острый кинжал. Потом оттащил труп за подножие колонны, но не успел его хорошенько спрятать, как из тени появились другие, не знаю уж каким образом вызванные и кем. Они спросили у Ртра, зачем он бродит ночью, одетый в цвета Аммерлина Брос-Илионда. Я испытал поистине черное отчаяние от того, что мои великие замыслы натолкнулись на рифы их усердия.

Я разразился гневной тирадой, что я, Аммерлин, советник и спутник Ртра, всего лишь беседовал на личные темы с моим господином.

Но они упорствовали, и больше всех Голлад. Это он увидел спрятанный труп, и в одно мгновение меня окружили.

И тогда я выхватил длинную рапиру и приставил ее к горлу Кулклана.

— Не приближайтесь, или ваш император умрет, — предупредил я.

И они отступили.

— Неужели вы думаете, будто я, Аммерлин, мудрейший из мудрейших, нахожусь здесь только из любви к путешествиям? — негодовал я. — Уже давно я ждал этого часа, чтобы остаться один на один с его величеством и чтобы его настигла трансформация вдали от двора, ибо только так может быть исправлено древнее зло.

Есть люди, рожденные повелевать, и я — один из них. Долго, очень долго он стоял у меня на пути, но смотрите, я наконец все смогу изменить. За бортом находится зеленый мир, населенный дикарями; я не настолько низко пал, чтобы мстить человеку без памяти, я отпущу его, и пусть судьба вновь вернет ему императорский статус, если на то будет ее воля.

Но они оказались настолько глупы, что вынули свои клинки. Я сказал, что все, все могут разделить мою славу. Но они меня не слушали, и тогда я повернулся к Кулклану, чтобы вонзить рапиру ему в горло, но тут Голлад заслонил его и пал. Они напали на меня, я принял сражение, и хотя они, раненые, истекали кровью, все равно продолжали упорствовать в своем сумасшествии.

В конце концов я выследил каждого из них и убил всех поодиночке в тех углах, куда они забились. Ртр исчез, и я потерял голову от страха, что мои планы разрушены низкими слугами.

Потом я понял, что найду их в Зале памяти, ведь, без сомнения, низкородные свиньи попытаются вернуть ему память прошлых дней. Я едва не расплакался от бессилия при мысли, что все пойдет прахом. Ужасный в своем гневе, я нашел их. Их было только двое, и, хотя они стояли плечом к плечу в дверях, пытаясь мне помешать, их жалкие клинки не могли противостоять моей рапире. Я сразил их и прошел к трансформ-ложу, чтобы забрать матрицу памяти с имперским цветокодом и уничтожить ее. А вместе с ней навечно уничтожить и Ртра…

Но тут послышался неясный звук. Я резко обернулся, и отвратительное видение предстало передо мной в полутьме. Блеснула сталь в окровавленной руке проклятого Голлада, и жестокая боль пронзила мне грудь…

Голлад лежал, привалившись к стене, с мертвенно-бледным лицом, белым пятном выделявшимся на фоне окровавленной туники. Когда он заговорил, воздух сипел в его продырявленных легких.

— Предатель. Император уважал тебя, — прошептал он. — Что ты наделал? Разве в тебе нет ни крохи жалости к тому, кто справедливо и мудро правил в Окк-Хамилоте?

— Если бы ты не искалечил мою судьбу, проклятая собака, — прошипел я, — то это великолепие и справедливость Окк-Хамилота стали бы моими.

— Ты напал на него беззащитного, — выдохнул Голлад. — Так низко пасть! Оставь Ртру его память, она более важна, чем его жизнь.

— Я только наберусь сил, поднимусь и сброшу его с ложа. И вот тогда умру спокойно.

— Ведь ты же был его другом, — прошептал Голлад. — Вы сражались бок о бок… вспомни… и имей жалость: оставить его одного на мертвом корабле, без памяти…

— Я выпустил на него охотников, — закричал я торжествующе. — И с ними Ртр будет делить этот склеп до конца всех своих жизней!

Я нашел наконец в себе силы подняться… Но когда моя рука коснулась матрицы памяти императора, я почувствовал, как окровавленные пальцы Голлада сомкнулись на моей ноге, и мои силы иссякли. И я падал, падал в этот угрюмый колодец смерти, из которого нет возврата…

Я пробудился и долго лежал в темноте, не двигаясь и пытаясь собрать воедино обрывки увиденного странного сна. Меня все еще тревожили остатки горьких эмоций. Но были дела и поважнее, чем сны. Какое-то время я никак не мог припомнить, что же собирался сделать, а потом как-то внезапно сообразил. Я лег на трансформ-ложе, но трансфокация не сработала.

Я с усилием попытался еще раз припомнить, что же произошло, но безрезультатно. Возможно, мой мозг просто не приспособлен к восприятию валлонской матрицы памяти. Еще одна идейка не сработала. Ну что ж, по крайней мере я отдохнул. Пора действовать. Во-первых, убедиться, что Оммодурад по-прежнему спит. Я попытался сесть.

Ничего не произошло.

Я замер, пытаясь сосредоточиться.

Я попробовал пошевелиться, но не смог двинуть мускулом. Парализован? Связан? Или по-прежнему сплю?

Я боялся делать новую попытку. Положим, я приложу все усилия, но у меня ничего не получится, что тогда? Лучше лежать и думать, будто произошла какая-то ошибка. Может, еще раз заснуть? Нет, это было бы просто смехотворно. Мне всего-навсего надо сесть. Я…

Ничего не получилось. Я лежал в кромешной темноте и пытался двинуть рукой, повернуть голову. Но, похоже, у меня нет ни рук, ни ног, ни самого тела, а только бодрствующий в пустоте мозг. Я попробовал ощутить сковывающие меня веревки — их не было. Ни веревок, ни рук, ни тела. Вот так новость: один мозг в темноте!

А потом внезапно прихлынуло какое-то ощущение, но не тела, а скорее смутное представление о контурах тела. И вот тут-то я сообразил, что же произошло на самом деле. Я открыл свой мозг чужой памяти, чужой ум взял власть над моими ощущениями и загнал мое собственное сознание в темный угол. Я оказался несчастным узником в своей собственной голове.

Целую вечность я пребывал в полной растерянности, замурованный так, как меня не замуровали бы никакие стены Бар-Пандерона. Неосязаемыми пальцами воображения я принялся раздирать вокруг себя несуществующие, но такие реальные стены, пытаясь найти хоть какой-нибудь путь наружу, и ничего не находил.

И тогда наконец я взял себя в руки.

Мне требовалось проанализировать свои ощущения, отыскать каналы, по которым передаются нервные импульсы, и проникнуть в них.

Я сделал попытку. Иллюзорное представление собственного «я» осторожно потянулось. Вот бесконечное количество слоев нервных клеток, а тут бурные потоки кровяных телец, там натянутые кабели взаимосвязей, а здесь…