Нескольно минут шли вводные характеристики; Дэн слушал, жалея, что кончились сигареты. Потом он проронил ленивое Хватит и повесил трубку. Зов исчез, будто и не появлялся спасибо боли и злости на эту компанию придурков.

      Метель усиливалась, и никуда идти не хотелось. Дэн энергично похлопал себя по щекам, спустил ноги с кровати и, обув старые, разношенные тапки, поплелся в ванную.

      Там он несколько минут рассматривал в зеркале отражение угрюмого молодого человека, который если побреется и причешется вполне сойдет за девушку. Даже внешность у него была ангельская: огромные темные глазищи, маленький нос, пухлые губы и кудрявые волосы хоть икону пиши.

      Неудивительно, что ко мне пристают геи подумал Дэн, включив воду. Кран проворчал что-то невразумительно-обидное и выдавил из себя единственную ржавую каплю. Дэн поскреб щетину и решил не бриться всухую.

      Кухня не порадовала обилием разносолов, но Дэн не был гурманом. Ангелы не едят вообще (и соответственно не ходят по нужде), люди жрут что ни попадя, Дэн предпочитал кофе и бутерброды, благо вода в чайнике имелась. Он рад был бы не есть совсем, но смертное тело требовало пищи. Оно много чего еще требовало, и это составляло одну из основных проблем Дэна.

      Позавтракать спокойно ему так и не дали.

      В дверь звякнули, нервно и требовательно. Дэн прошлепал в прихожую и как был, в одних трусах, предстал перед Андреем. Какое-то время они разглядывали друг друга, и Андрей видел только темную фигуру, а Дэн обрюзгшего молодого человека высоченного роста, бывшего наркомана и алкоголика, бывшего священника, отлученного от православия, неудавшегося самоубийцу Сощурившись, Дэн разглядел в Андрее несколько активных раковых клеток; впрочем, прикончит его далеко не рак.

       Профессор ждет, сказал Андрей, и на верхней площадке шевельнулась чья-то нетерпеливая тень. Соколов взял в свою службу охраны почти всю бригаду, пасшую Центральный рынок.

       Я портки надену, нет? довольно грубо бросил Дэн. Или там невтерпеж?

      Одеться ему позволили.

      Во дворе ждал знакомый серебристый джип. Машина бандитов подумал Дэн, усаживаясь на заднее сиденье в компании Колюшки, громилы весом в восемь пудов. Андрей начал было рассказывать о новом клиенте, но Дэн отмахнулся.

       Мне Петров уже звонил.

      Андрей недовольно засопел, но промолчал.

      Кафедра богословия, на которой давным-давно разместилась организация Окское философское единство, располагалась в главном корпусе политеха, и ехать туда приходилось через весь город. Дэн устроился поудобнее и задремал.

      ОФЕ образовал профессор Соколов в первые годы дикого капитализма, когда вдруг разрешили все, сразу и всем. За несколько лет из клуба по интересам ОФЕ выросло в крупную значительную организацию, которая совершенно легально занималась тем, что называют эзотеричесним бизнесом: лечение нетрадиционными методами, помощь в разрешении конфликтных ситуаций и экстрасенсорные курсы, все с позволения Минздрава и его же официального заключения: это действительно помогает. Соколов, обладая недюжинной хваткой, сумел собрать неплохую команду из талантливых и одаренных в нужных сферах людей, которые за короткий срок на законных основаниях сколотили себе и профессору приличные капиталы. Нетрадиционная медицина благодаря умной рекламе не выходила из моды, клиентами ОФЕ были весьма обеспеченные люди, и со временем профессора окружил вполне естественный восторг и почитание как гуру и отца-основателя. Сим восторгам способствовало также и то, что Соколов говорил о социальной ответственности бизнесмена и философа, выделяя из средств ОФЕ, а порой даже и из собственного кармана суммы на ремонт аудиторий, оборудование компьютерных классов, материальную поддержку студентов-отличников и прочие PR-акции такого рода.

      На Дэна организация наткнулась в естественном процессе поиска экстрасенсорно одаренных людей. Операция по вербовке разрабатывалась долго и тщательно и блестяще завершилась тогда, когда нефалима похитили не совсем здоровые психически граждане из секты За чистоту веры Ревнители православия и сторонники физического уничтожения иноверцев, они вышли на Дэна в тот момент, когда он по доброте душевной вывел у соседки по дому тараканов. Соседкина мать, чокнутая старуха и рьяный неофит, узрела в подобных действиях колдовство, коего православная церковь терпеть не может и сделала на волшебника наводку. Группа ОФЕ подоспела в тот миг, когда Дэна клеймили каленым железом, изгоняя беса. Когда Андрей на собственном горбу выносил измученного нефалима из подвала, на новеньком мерседесе подкатил профессор лично. Он вышел из машины и спросил, схватив Дэна за волосы и пристально глядя в мутные, закатившиеся глаза:

       Имя! Назови свое имя!

      И Дэн, находившийся в полубессознательном состоянии от боли и абсолютно ничего не соображавший, ответил:

       Danayal

      Этим была решена как его судьба, так и судьба ОФЕ и самого профессора. У Соколова, человека очень умного и хваткого, почему-то не достало ума сообразить, что удерживать в подчинении действительно феноменальную личность это совсем не то же самое, что заставлять работать на организацию сотрудников кафедры. Со временем Дэн до глубины души возненавидел алчную и ненасытную контору. Особенных пристрастий в жизни он не имел и очень четко осознавал границы своей благодарности, переступая их без всякого удовольствия. Так что профессор сотоварищи с большим волнением и тревогой ожидал момента кризиса, постепенно поняв, что Дэн стал инородным предметом в организме ОФЕ, а это было попросту опасно.

      В университет они добрались к началу второй пары, когда студенты разошлись по лекториям, и в коридорах было почти тихо. Предъявляя документы охраннику, Дэн мимоходом заметил, что у того начинается грипп. Предупредить бы впрочем, ладно. Потом.

      Кафедра богословия занимала целое крыло. Если прочие обходились одной, небольшом комнатой, то богословы благодаря деятельности своего патрона имели возможность не церемониться: приемная, секретарская, преподавательская, читальный зал, лекторий и личный кабинет заведующего шикарный ремонт, настоящий паркет, дорогая мебель прямо вопили о том, что богословом быть непередаваемо приятно. Но Дэн в первую очередь слышал в этих воплях презрение к низшим тем, кто не имеет счастья принадлежать к высшей расе мудрецов, и поэтому его всегда передергивало, когда он переступал порог кафедры.

      Дэна сразу же провели к профессору. Свой кабинет Соколов обставил с претензией на великий утонченный вкус и с безграничным стремлением к комфорту. Здесь можно было проводить заседания, закатывать банкеты, в конце концов, спать на уютном французском диванчике. Сейчас же на нем сидела дородная молодая женщина в супермодном костюме и шумно плакала в платок. Профессор перелистывал медицинскую карту и хмурился.

       Давняя порча, проронил он, не утруждая себя приветствием. Причем наведена кровным родственником. Я лично предполагаю брак-клеймо.

      Дэн посмотрел на профессора с красноречивым скепсисом. Ему до зубной боли был противен этот высокий сухощавый мужчина за шестьдесят, абсолютно лысый, с маленькими глубоко посаженными глазками цвета болотной водицы, мясистым горбатым носом, имевшим значительное сходство с птичьим клювом и намекавшим на то, что фамилия говорящая, и желчно поджатым тонкогубым ртом. Непонятный портрет завершали торчащие а-ля Чебурашка уши и тонкий шрам на смуглой жилистой шее память о тех днях, когда он не был профессором и вообще не помышлял о научной деятельности, а ходил вразвалочку, носил в кармане нож-выкидуху и имел среди районной шпаны значительную кличку Сашка Сокол. Теперь это был солидный и респектабельный господин, позабывший прежние привычки, но иногда на проштрафившегося коллегу или студента-разгильдяя из-под седых кустистых бровей бросал острый взгляд настоящий малолетний бандит и сукин сын.

       Угу, хмыкнул Дэн, отворачиваясь. Именно порча, и именно брак-клеймо.